Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828 - Кудрин Олег Викторович

— Прекрасно. Время понятно. Но где мы встретимся?

— Я опасаюсь, что меня могут привлечь еще к каким-то делам. Поэтому, может, где-то поближе к месту приема?.. Чтобы, в случае чего, я мог выбежать к вам да скоро вернуться обратно.

— Согласна. Но, прошу вас — встреча должна быть тайной.

— Знаете, в Екатерининском переулке, ведущем ко Дворцу, есть недостроенный дом. А забор готовый. И ворота. И дверь рядом с ними. Они кажутся закрытыми, но если толкнуть их, то можно войти. Буду ждать вас там с семи часов.

— Да, Натаниэль Николаевич, договорились, — заговорщицки тихо молвила Ранцова, опустила вуаль и ушла тем же решительным шагом, но, разумеется, с долей женского изящества.

А Горлис теперь поторапливался, дабы не опоздать ко времени, назначенному Воронцовым.

Михаил Семенович сидел в тени под портиком своего Дворца. Специально для него вынесли рабочий стол и кресло. А во дворе кипела работа. Рабочие и солдаты споро устанавливали нечто вроде генеральских временных походных шатров. Ага, значит, прием будет во дворе Дворца. Ну, разумеется, с учетом войны, происходящей неподалеку, так, по-простому, оно естественней, правильней. Перед столом Воронцова уже был поставлен стул, как понял Горлис, специально для него. Обозначив свое присутствие и поздоровавшись, Натан позволил себе присесть.

— Господин Горли, — начал Воронцов. — Я помню, что, согласно моему предыдущему распоряжению, у вас должна быть еще одно неделя отдыха. Однако обстоятельства изменились — по причинам внешнего свойства. Война, знаете ли…

— Михаил Семенович, я понимаю это. Могу сказать, что я уже довольно отдохнул.

— Вот и отлично. Сегодня из Каварны[59] в Одессу прибыл флигель-адъютант Римский-Корсаков[60]. Он привез известие, что князь Меншиков[61], возглавлявший осаду Варны, получил тяжелое ранение в седалищные места. Потому он до выздоровления не может исполнять свои обязанности. К счастью, Николай Петрович успел сообщить новость до отбытия нашего государя в Николаев. Император оказал мне честь своим предложением отправиться для исполнения сего задания вместо Александра Сергеевича.

— То есть мы должны усиленно поработать начавшуюся неделю, чтобы вы далее могли уехать на войну?

— Нет, Натаниэль, не совсем так, я уплываю в Каварну уже завтра. Во время приема. Далее распоряжаться на нем вместо меня будет Марини. Для вас же я приготовил пояснения по поводу работ с архивом моих предков и родителей, начиная с моего отца, Семена Романовича[62], Александра Романовича[63], сестры Екатерины Романовны[64] и далее во глубину времен.

— Михаил Семенович, еще раз скажу — я польщен подобным доверием. И обязуюсь выполнять свою работу со всем возможным тщанием.

— В сём вам помогут эти бумаги с приблизительной описью документов. И пояснениями, в каком из пронумерованных сундуков какой архив находится. Это всё уже во Дворце.

— С какого края посоветуете начать? С седых веков или поближе к нашим дням?

— Поближе. Когда я отплывал из Лондона в Россию, отец мой значительную часть своих бумаг, исторически важных, отдал мне, полагая, что так они будут в большей сохранности, нежели за рубежами нашей… за рубежами моей Отчизны…

Показалось, что Воронцов сделал две неслучайные паузы, ожидая, что Горлис захочет что-то исправить, с чем-то согласиться или не согласиться. Но Натан смолчал. И в этом тоже была позиция, уловленная и зафиксированная генерал-губернатором.

— Первоочередное внимание обратите также на бумаги дяди моего — Александра Романовича. Остальное — позже. Вы моего дворецкого знаете?

— Да, Михаил Семенович.

— Ключи от комнаты с архивом будете получать у него. И ему же станете сдавать по окончании ежедневных работ. К работе просил бы приступить… послезавтра. О ваших полномочиях все предупреждены.

— А ежели будут какие-то дополнительные вопросы?

— Разумное уточнение. На сей случай думаю разграничить ответственность таким образом. Вопросы технического, хозяйственного, канцелярского свойства — к дворецкому. Но время сейчас дипломатически острое. Ежели будет нечто из этой сферы — обращайтесь к вашему недавнему прямому начальнику Павлу Яковлевичу Марини.

— Благодарю. Буду иметь в виду. Позвольте идти? — спросил Горлис, взяв папку с приготовленными для него бумагами.

— Да. Хотя… Постойте! Время сейчас не только острое, но и военное. Вместе с Корсаковым в Одессу вернулся и на какое-то время в ней останется полковник Достанич Степан Степанович. Знакомы с ним?

— Знаком. Еще до вашего появления здесь. Он какое-то время было одесским полицмейстером.

— Знаю. То был полезный опыт для морского офицера. Ныне ж Достанич, как вы, верно, знаете, занимается делами военной полиции Дунайской армии. В сём вопросе главный. Потому при проявлении вопросов касательно… э-э-э… Да что там, давайте прямо, без экивоков. При подозрениях на шпионскую деятельность, интересе к вам с этой стороны — обращайтесь к Достаничу. Я поставлю его в известность. Ясно?

— Теперь, ваше сиятельство, всё уж исчерпывающе ясно.

— Да, вот еще. Последнее, что хотел сказать… Вы французский подданный, живущий в Российском государстве. Притом, как я слыхал от других и как сам имел возможность убедиться, человек с репутацией и основательными понятиями чести… Я рассчитываю на то, что по возвращении мне не придется менять свое мнение в отношении вас. Вы же понимаете — идет война. Причем совсем недалеко.

— Я всё понимаю, Михаил Семенович!.. И мои отдохнувшие глаза требуют поскорей приступить к ознакомлению с вашим архивом. Могу идти?

Воронцов кивнул головой.

Домой Натану захотелось пройти дворами. Если дорогой несколько загрязнит обувь, нестрашно. В своем доме примут любым.

Пожелалось пройти мимо того места, где когда-то жила Марфа-Марта (старые казармы при обустройстве Екатерининской площади разобрали по кирпичику). Опять нахлынули сентиментальные воспоминания о событиях десятилетней давности. Отчего? Может, потому, что крепло ощущение: теперь узлы событий сплетаются так же туго, как и тогда, а может, и еще сильнее. Событий на первый взгляд разных, но в действительности — взаимосвязанных. Как разные петли в том хитром большом узле, образцы которого были найдены в комнате Иветы и на крыше…

А действия Воронцова снова казались более широкими, чем его слова и простые следствия приказов. Ведь если отсечь всё лишнее, то как выглядит распоряжение, данное Горлису? Разобрать воронцовский архив, близкий к современности. По-видимому, сейчас, во время войны, у Михаила Семеновича появилась актуальная — политическая, дипломатическая, военная — потребность в чтении деловых бумаг отца и дяди. Но ему самому для архивных работ времени не хватает. Потому оказался нужен Горлис.

Ну и упоминание Достанича — тоже важно. Если он остается в Одессе, а не на фронте, то, очевидно, ныне есть повышенная вероятность того, что тут, в южной генерал-губернаторской столице, могут быть турецкие разведчики.

Более того, с учетом войны было бы странно, ежели б их тут не имелось.

С погодой 14 августа повезло. Не так жарко, как обычно бывает посреди сего месяца. По небу бесконечным овечьим стадом плелись пышные облака. Но и дождь идти не собирался. К торжественному генерал-губернаторскому приему, посвященному возвращению в лоно матушки-России последних запорожцев, весь внутренний двор Дворца был торжественно оформлен. Шатры, шатры, шатры или, как сказал бы Степан, намети, в каждом из которых накрыт стол. Главными героями праздника были четыре казака задунайской старшины во главе с Осипом Гладким.