Два вида истины - Майкл Коннелли

— Мистер Сигел, как долго вы занимались юридической практикой в округе Лос-Анджелес?

— Почти пятьдесят лет.

— Вы специализировались на уголовной защите?

— Специализировался? Это была вся моя практика, да.

— Вы представляли интересы человека по имени Престон Бордерс?

— Престон Бордерс воспользовался моими услугами для защиты в суде от обвинения в убийстве в конце тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Суд состоялся в следующем году.

Холлер расспросил о деле, сначала о предварительном слушании, чтобы определить, было ли обвинение обоснованным, а затем о суде присяжных. Холлер старался избегать любых вопросов, касающихся внутреннего обсуждения дела, поскольку это была конфиденциальная информация, передаваемая клиентом адвокату. Как только дело было подытожено до вынесения обвинительного вердикта и последующего смертного приговора, Холлер перешел к современности.

— Мистер Сигел, знаете ли вы о новых юридических усилиях, предпринимаемых от имени вашего бывшего клиента, чтобы отменить его приговор спустя почти тридцать лет?

— Я знаю об этом. Вы поставили меня в известность.

— И знаете ли вы, что в судебных документах мистер Бордерс утверждает, что вы подстрекали его к лжесвидетельству во время судебного процесса, говоря ему, чтобы он дал показания о вещах, которые, как вы оба знали, не соответствуют действительности?

— Я знаю об этом, да. Он "бросил меня под автобус", если использовать сегодняшнюю терминологию.

Голос Сигела напрягся от сдерживаемого гнева.

— В частности, Бордерс утверждает, что вы заставили его дать показания под присягой относительно покупки им кулона в виде морского конька на пирсе Санта-Моники. Вы предложили мистеру Бордерсу солгать при даче этих показания?

— Конечно, нет. Если он солгал, то сделал это сам или с помощью своего адвоката. Собственно говоря, я не хотел, чтобы он давал показания во время суда, но он настаивал. Я чувствовал, что у меня нет выбора, поэтому я позволил ему, и он сам себя приговорил к смертной казни. Присяжные не поверили ни единому его слову. Я разговаривал с несколькими присяжными после вынесения вердикта, и они подтвердили это.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы использовать защиту, включающую утверждение, что ведущий детектив по делу подбросил кулон с морским коньком в дом вашего клиента, чтобы подставить его?

— Нет, никогда не думал. Мы проверили обоих детективов по этому делу, и оспаривать их честность было нецелесообразно. Мы и не пытались.

— Вы позволили мне взять у вас сегодня интервью свободно и без давления со стороны?

— Я сам вызвался. Я старый человек, но никто не смеет поносить меня и подвергать сомнению мою честность в течении сорокадевятилетней карьеры в юриспруденции без единого моего слова об этом. Пошли они на хер.

Холлер отвернулся от камеры, не ожидая нецензурной лексики. Он постарался не включить свой смех в звуковую дорожку.

— Последний вопрос, — наконец сумел сказать он. — Понимаете ли вы, что сегодняшнее интервью может привести к расследованию и санкциям против вас со стороны Калифорнийской коллегии адвокатов?

— Они могут прийти и взять меня, если захотят. Я никогда не боялся драки. Они были достаточно глупы, чтобы поверить и напечатать некролог, который я им послал. Пусть приходят за мной.

Холлер потянулся и выключил диктофон.

— Это было хорошо, дядя Дэвид, — сказал он. — Я думаю, это поможет.

— Спасибо, — сказал Босх. — Я знаю, что это поможет.

— Как я уже сказал, пошли они на хер, — сказал Сигел. — Они хотят драки, они ее получат.

Холлер начал упаковывать камеру.

Сигел слегка повернул голову и посмотрел на Босха.

— Я помню тебя на том суде, — сказал он. — Я знал, что ты говорил правду и Бордерсу конец. Знаешь, за сорок девять лет он был единственным из моих подзащитных, кто оказался в камере смертников. И я никогда не чувствовал себя плохо из-за этого. Он был там, где и должен был быть.

— Что ж, — сказал Босх, — если повезет, он там и останется.

Двадцать минут спустя Босх и Холлер стояли у своих машин на парковке.

— Так что ты думаешь? — спросил Босх.

— Я думаю, что они выбрали не того адвоката, чтобы с ним связываться, — сказал Холлер. — Мне понравилась эта фраза "пошли они на хер".

— Да. Но они думали, что он мертв.

— Они будут срать кирпичами в следующую среду, это точно. Просто нужно держать все это в секрете, если сможем.

— Почему мы не сможем?

— Речь идет о процедуре. Я подам за тебя ходатайство как на вступающую в дело сторону. Окружной прокурор, вероятно, будет возражать, говоря, что это они представляют тебя в деле. Если я проиграю эту битву, то, возможно, мне придется подать от имени "Законника" Сигела, чтобы получить доступ к делу. Это все, чего мы хотим, — войти в дверь, чтобы заявить о себе.

— Ты думаешь, судья разрешит показать интервью?

— Он посмотрит хотя бы часть из него. Я специально начал с базового материала. Чтобы убаюкать Кронина и Кеннеди и заставить их думать, что это пустяки. Потом — бум — я задаю вопрос о лжесвидетельстве. Это переходит грань адвокатских привилегий, так что посмотрим. Я надеюсь, что судья к тому времени немного заинтересуется и скажет, что хочет все посмотреть. Я проверил его. Нам повезло. Судья Хоутон работает в суде двадцать лет, а до этого двадцать лет занимался юридической практикой. Это значит, что он был рядом, когда "Законник" практиковал. Я надеюсь, что он даст старику высказаться и выслушает его.

— За годы работы у меня было несколько дел, которые рассматривал Хоутон. Он любит получать полную информацию о делах. Думаю, он захочет услышать, что скажет "Законник". А что насчет Бордерса? Будет ли он давать показания по этому делу?

— Сомневаюсь. Это было бы ошибкой. Но он будет там, и я хочу увидеть его лицо, когда мы покажем "Законника" Сигела на видеоэкране.

Босх кивнул. Он подумал о том, что спустя столько лет сам снова столкнется с Бордерсом. Он понял, что даже не уверен, что помнит, как выглядит этот человек. В его сознании и памяти Бордерс был темной фигурой с пронзительными глазами. В воображении он приобрел размеры чудовища.

— Тебе нужно активизироваться, — сказал Холлер.

— Как это? — спросил Босх.

— То, что у нас есть, хорошо, но этого недостаточно. У нас есть ты, у нас есть "Законник", и у