Милицейские истории: невыдуманные рассказы о милиции и без милиции. Миниатюры - Михаил Борисович Смоленский

матом, а он даже как-то обрадовался, что его ругают. Начал соглашаться, что он… Ну дальше набор нецензурных слов. Да что толку? Ну что будешь тут делать с этим, когда уговоры бесполезны?

Иван Панков, Владимир Красюков, Алексей Крапивка (слева направо)

И тут мне пришла в голову одна мысль. И я заявил ему, что раз он согласен с тем, что он бесполезное и даже вредное существо на земле, из-за которого мерзнут дети, то, пожалуй, он должен от себя эту землю освободить. И искать-то его никто не будет, так как он явно никому не нужен. Он молча стоит и только кивает головой, соглашаясь с этим, а я Саше и говорю, что раз так, то давай его сожжем к чертовой матери! И конец всем проблемам. Сашка быстро всё понял, с громким лязгом отворяет печь, и мы хватаем кочегара за плечи, резко разворачиваем вокруг его собственной оси пару раз и прямо головой начинаем запихивать в печь. Как он заорал: «Родненькие, не надо, больше не буду!» — аж дрожь по телу прошла. Правда, он не заметил, что пока мы его крутили, то оттянули его от рабочей печи и уже засовывали в резервную. Он тогда так этого и не понял. Но, честное слово, я никогда не видел такого мгновенного выхода человека из запоя. Мы оттащили его от печи в сторону, и перед нами стоял практически трезвый человек. От страха он тяжело дышал, пот струился по его лицу, но было видно, что уже отлично все понимает. Он с испугом смотрел в горящую печь, а мы дали ему водички выпить и пообещали, что если застанем ещё раз на работе пьяным, то пощады ему не видать. Спросили, всё ли он понял, и, получив в ответ утверждающий кивок, велели добавить в печку угля. Эх, как он рванул с лопатой к печи, как стал забрасывать уголь, что любо-дорого было посмотреть. И мы ушли.

Я его потом видел пару раз, идущего на работу. Трезвый, в светлой рубашке. И никто на него больше не жаловался.

Дочки-матери

Когда меня перевели из участковых инспекторов милиции в уголовный розыск, то моя зона хотя и примыкала к моему бывшему участку, но была мне мало известной в оперативном плане, и я ещё практически не владел оперативной обстановкой, знанием проживающего на зоне криминогенного элемента, мест, наиболее часто посещаемых ранее судимыми, и так далее. А хорошее знание оперативной обстановки — это уже половина успеха в сыскном деле.

Поэтому после назначения я старался не упускать ни одной возможности для более тщательного изучения своей зоны. В зону входили два участка. Участковые мне были хорошо знакомы, так как ещё вчера я был одним из них. И каждую пятницу я присоединялся к ним, и мы «утюжили» зону. Проверяли судимых, поднадзорных, притоны. Участковые многих из интересующих уголовный розыск людей очень хорошо знали, и я получал информации за один день столько, сколько сам бы искал полгода. Это была тяжелая, кропотливая, монотонная, но очень необходимая работа.

Но были и смешные случаи. Заехали для проверки в один адрес, по которому, по нашим данным, должен был скрываться подозреваемый в совершении разбойного нападения. Но там хотя и оказался мужик, ранее судимый, но не тот, кто был нам нужен. А нужного нам человека там не было. С этим ранее судимым была хозяйка квартиры, молодая девушка, которой было всего шестнадцать лет, но по её виду и разговорам она прошла «Крым, Рим, огонь, воду и медные трубы». Одета она была в короткую майку, которая скорее всё подчеркивала, чем что-то скрывала. Минут за пять я выслушал о себе и моих родственниках до пятого колена такое, что даже у меня горели уши, хотя я был не пай-мальчик. Её речь закончилась требованием предъявить ордер, на основании которого мы вошли в её квартиру. Законченная проститутка, несмотря на молодость, подумал я. Тут заходит участковый Ваня Панков, и барышня как-то съеживается и замолкает. А меня черт дернул сказать: мол, возьму и расскажу все о твоем поведении твоей маме. Ваня ухмыляется и, осмотревшись, открывает дверку шифоньера.

Там стояла довольно полная дамочка, лет сорока, одетая в такую же майку и в таком же полуголом виде. «Жалуйся, — сказал Ваня. — Это её мать. Я эту семейку хорошо знаю. Мама с дочкой клиентов вдвоем обслуживают. Экзотика».

Посмотрел я на эту «экзотику», ухмыльнулся, но посочувствовал я только посетителю. Вместо любовных утех его ожидал суд и пятнадцать суток в «клоповнике» на Семашко, где отбывали наказания лица, которым суд определил наказание в виде административного ареста.

А вот адресок я приметил и не раз вытаскивал оттуда приличный улов, но это я вам по секрету сказал.

Ночью зазвонил телефон

Ночью около 2-х часов в моей квартире раздался телефонный звонок. Несмотря на то что в милиции я уже не работал, меня он не удивил, так как, уволившись из милиции, я стал работать адвокатом по уголовным делам. А людям, попавшим в беду, помощь может понадобиться в любое время суток. Звонила наша хорошая знакомая:

— Миша, у меня в квартире два сотрудника милиции. Хотят забрать сына, но не хотят брать с собой меня. Ничего не понимаю, а они ничего не говорят. А ведь ему только 16 лет. Я его одного не выпущу.

Я ей говорю, пусть даст трубку одному из них и скажет, что с ним поговорит адвокат. Пауза, и слышу в трубке:

— Оперуполномоченный уголовного розыска Ленинского ОВД.

И называет фамилию.

— Очень хорошо, а я адвокат Смоленский Михаил Борисович.

— Смоленский? — переспрашивает. — Вы у нас в отделе работали.

— Точно. А сейчас адвокат. И что случилось?

— Не могу говорить на эту тему. Нас заместитель начальника ОВД по оперативной работе послал и велел привезти этого парня. В подробности вдаваться не разрешил. Молча велел его привезти.

— А кто сейчас зам? — спросил я.

— Карандаев Олег Анатольевич.

— Замечательно. Дайте трубочку матери… Пусть едет. Все будет в порядке. Я хорошо знаю их начальника. Это мой хороший товарищ. Сейчас всё выясним.

Звоню Олегу, но он говорит: сам лучше приезжай, так как это не телефонный разговор, дело очень серьезное. Ладно, думаю, поеду туда сам. Одеваюсь — и в отдел. Подъехал я к районному отделу милиции, и какое-то острое чувство аж защемило в груди. Нахлынули воспоминания. Сколько с