Библиотечка журнала «Советская милиция», 6(36), 1985 г. - Валерий Иванович Привалихин

оперуполномоченный, — словно угадав его мысли, заговорил майор. — Пока вы разгуливали по городу со своими знакомыми, мы тут со следователем все обмозговали, взвесили, как говорится, все «за» и «против» и сочли необходимым сделать у Шамрая обыск. Если он собрался бежать, то непременно захватит с собой добычу. Пусть не всю сумму, пусть даже половину, даже какую-то часть. Эти деньги и станут вещественным доказательством, которое даст нам право не только задержать его, но и просить у прокурора санкцию на арест.

— Разве мы не можем обыскать его в дороге? Это гораздо надежнее.

— А вы не боитесь, что ускользнет? Однажды он уже сделал попытку бежать из зала суда. Нет, так будет вернее. К тому же мы ничем не рискуем. Если даже ничего не найдем, то и тех улик, которыми располагаем, достаточно, чтобы начать следствие. Так-то вот.

Кузьмин удовлетворенно провел обеими руками по голове, приглаживая волосы, потом принялся приводить в порядок бумаги на столе. Движения его были спокойными, точными, уверенными. Казалось, всем поведением майор давал понять, что не потерпит от подчиненного никаких возражений.

И все же лейтенант осмелился выразить свое сомнение:

— Слишком уж все просто. Такое впечатление, будто с нами играют в поддавки.

— Мой вам совет, лейтенант, — усмехнулся майор, — больше твердости, больше уверенности в том, что поступаете правильно.

Майор подошел к окну, постоял, слушая шелест тополей словно пытаясь понять, о чем они шепчутся, потом оперся левой рукой о подоконник, чеканя слова закончил:

— У Шамрая произведете обыск.

ШАМРАЯ застали пьяным. Он возмущался, кричал что-то о законе, порядочности, угрожал, но после того, как под матрасом нашли четыре пачки по триста рублей каждая, новехоньких, будто только что отпечатанных, купюр, умолк. Когда его уводили, посмотрел на хозяев, деда и бабку, и проговорил:

— Я — не вор... Верьте мне...

Сгорбленный и почти совсем глухой старик, чтобы лучше расслышать его слова, приложил ладонь к уху, а бабка, тоже маленькая и высушенная годами, прошептала:

— Бог тебе судья...

Дед, видимо, наконец понял, что ему сказал квартирант, — изменился в лице. Поглядев на него, Турчин вдруг подумал: а ведь они, эти двое стариков, симпатизируют Шамраю. Интересно, за что? Не за крепкую фигуру, естественно, и мужественное лицо. Да и монтажники к нему тянулись.

Когда Турчин поделился своими мыслями с капитаном Мамитько, тот усмехнулся:

— Я вижу, лейтенант, что у вас наивное представление о преступниках. Может, поэтому вы так долго возились с этим Крабом? Кстати, у нас уже есть результаты дактилоскопической экспертизы.

— Ну и как? — насторожился Турчин.

— Они выдают Шамрая с головой.

— То есть?

— На маршевой лестнице, в том месте, откуда упал Антонюк, обнаружены следы его пальцев.

— Неужели он такой простак, чтобы оставлять автограф?

— Я тоже думал над этим. Вероятно, он надеялся, что роса все смоет, но просчитался. Роса выпала небольшая, и отпечаток остался неповрежденным, свежий и четкий.

— Нет, тут все-таки что-то не то... Сами подумайте: всё против Шамрая, буквально всё, и даже то, что он упрямо, демонстративно отмежевывается от преступлений. Если бы мы имели дело с новичком, а то ведь Краб, на счету у которого десятки преступлений...

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ следователь провел первый допрос. Шамрай присмирел, должно быть, осознав всю сложность положения, в котором очутился. Не шумел, не ругался. Лицо его было измучено, покрасневшие от бессонницы глаза глядели тяжело и хмуро. Чуть сгорбившись и положив на колени крепкие, жилистые руки, он сидел, как каменная глыба.

— Ну, так что же вы надумали? — нарушил молчание Скрипка. — Будете выкручиваться или сразу во всем признаетесь? Напомню хорошо вам известное: чистосердечное признание смягчит вашу судьбу.

— Мне не в чем признаваться.

— Так уж и не в чем?

— Представьте себе.

— А деньги?

— Они не мои.

— А чьи же?

— Не знаю. Мне их подбросили.

Скрипка мысленно улыбнулся. Такой вариант он предвидел.

— Приберегите свои сказочки для детей.

Лицо Шамрая сразу потемнело, словно на него внезапно упала тень. Казалось, темнее стали даже покрасневшие от недосыпания глаза, а левая бровь нервно задергалась, и пальцы сжались в кулаки. «Сейчас начнет кричать, ругаться», — подумал Турчин. Однако Краб сумел сдержаться.

Вошел Кузьмин, окинул Шамрая пытливым взглядом, сел за стол и стал слушать.

— Значит, вы все отрицаете? — задал вопрос следователь.

— Я уже сказал.

— Тогда объясните вот что: почему вы с Антонюком были в ресторане в день ограбления колхозной кассы?

— Захотелось повеселиться.

— А кто пригласил, Антонюк вас или вы его?

— Какое это имеет значение?

— Имеет.

— Антонюк меня.

— И часто у вас появлялись такие желания в рабочее время?

— А почему это вас так интересует? Или вы, может, думаете, что мы обмывали удачное ограбление?

— Не исключено.

— Надо быть последним олухом, чтобы отважиться на такое.

— Именно на это вы и рассчитываете. Подобные приемы вас, видимо, раньше выручали. Стареете, Краб. Сбиваетесь на шаблон.

— Не надо лирики, начальник. Я сказал правду. Антонюк пригласил меня опохмелиться, и я не отказался.

— Валить все на мертвых — тоже шаблон. К тому же и старый. Придумали бы что-нибудь поновее.

— Нет необходимости, — спокойно ответил Шамрай.

Следователь начал беспокойно вертеть в руках ручку. Надо искать какой-то новый ход и такой крутой, чтобы ошеломить Шамрая.

— Итак, деньги вам подбросили. А как с отпечатками пальцев на маршевой лестнице? Может, их тоже подделали?

Шамрай поднял голову. В его глазах вспыхнули беспокойные искорки, и майор, не отрывавший взгляда от его лица, сурово спросил:

— Не ожидали такого вопроса?

Краб повернул голову и бросил на майора короткий взгляд. Беспокойных искорок в его глазах уже не было. Вместо них — равнодушие.

— Попробуйте опровергнуть эту улику, — продолжал майор.

— А я и не собираюсь этого делать. Отпечатки мои.

— Это уже другой разговор. А как они появились?

— Что ж, объясню. Мне захотелось выяснить, почему сорвался Антонюк. Вот я и поднялся выше.

— И не побоялись?

— Я не из слабонервных.

— Однако после смерти Антонюка вы первый отказались лезть на башню.

— На то была другая причина.

— Какая же?

Шамрай молчал, только тяжело дышал.

— Хорошо, — не дождался ответа майор. — Тогда скажите, кто может подтвердить, что после того, как сорвался Антонюк, вы