Два вида истины - Майкл Коннелли

краска и отсутствие вывески создавали впечатление, что клиника еще не открыта.

Лурдес продолжала ехать на юг.

— Что ты думаешь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Босх. — Может, понаблюдаем немного, посмотрим, сможем ли мы определить, открыта ли она вообще? Или ты можешь просто остановиться, а я пойду попробую открыть дверь.

Лурдес размышляла, что делать, пока машина ехала по улице.

— Мне не нравится врываться туда, когда мы не знаем, что у нас там, — наконец сказала она.

Она повернула к подъезду компании, производящей спринклерные системы пожаротушения, затем сдала назад, чтобы развернуть машину.

— Давайте понаблюдаем некоторое время, — сказала она. — Посмотрим, что произойдет.

— Звучит как план, — сказал Босх.

Она проехала полквартала назад по Терра Белла и припарковалась у обочины за седаном. Это дало им возможность не светиться, но при этом самим не спускать глаз с двери клиники. Они сидели в комфортной тишине почти пятнадцать минут, прежде чем Лурдес заговорила.

— Ты все еще общаешься с Люси Сото? — спросила она.

Босх забыл, что Лурдес и Сото были знакомы, хотя бы случайно, через латиноамериканскую диаспору в правоохранительных органах.

— Мы время от времени общаемся, но, по-моему, вчера я впервые увидел ее за последние пару лет, — сказал Босх.

Он знал, что Лурдес хочет выяснить, с чем был связан визит из центра города накануне, но ему не хотелось об этом говорить. Он сменил тему.

— Твой сын в восторге от "Доджерс" в этом году? — спросил он.

— О, да, — ответила Лурдес. — Он выбрал игры, и мне нужно достать на них билеты. Он думает, что они выиграют всё в этом году.

— Как раз вовремя.

— Да.

— Ты знаешь, что Сото никогда не была на игре "Доджерс"? Ее бабушку, дедушку и отца выгнали из Чавес Равайн еще в пятидесятых, и она никогда не пойдет туда. Ей даже не нравилось ходить в Академию.

Босх говорил о принудительном переселении целого латиноамериканского района, чтобы освободить место для бейсбольного стадиона недалеко от центра города. Горечь этого переезда — включая множество слез и насильственных выселений, запечатленных на камеры новостей, — до сих пор омрачает историю любимой команды. Академия полиции Лос-Анджелеса находилась на краю одной из обширных парковок стадиона.

— Наверное, я все это понимаю, — сказала Лурдес. — Но это было очень давно. Бейсбол есть бейсбол. Как будто я собираюсь отказать маленькому мальчику в любви к бейсболу из-за того, что произошло еще до рождения его матери?

— Его мать тоже любит бейсбол, — сказал Босх.

Он улыбнулся. Прежде чем Лурдес успела сформулировать ответ, они оба увидели фургон, поворачивающий с Сан-Фернандо на Терра-Белла. Босх сначала подумал, что он направляется к производителю спринклеров, но он остановился прямо перед дверью в клинику. Босх и Лурдес молча наблюдали, как боковая дверь фургона открылась и люди стали вылезать из него и направляться к двери клиники.

Босх насчитал одиннадцать человек, не считая водителя, который остался в фургоне. Все они исчезли в клинике.

— Так что это было? — спросила Лурдес.

— Понял, — сказал Босх. — Может, они забирали людей из дома престарелых или еще откуда-то.

— Они не все были старыми.

— В основном старые.

— И выглядели они скорее как бездомные, чем как люди из дома престарелых.

Босх кивнул, и они снова погрузились в молчание, продолжая наблюдать. Водитель фургона оставался на месте за рулем, а боковая дверь оставалась открытой.

Примерно через двадцать минут после того, как они высадились из фургона, пассажиры начали выходить из клиники и выстраиваться в очередь, чтобы вернуться в фургон. На этот раз Босх присмотрелся внимательнее. Они были разного пола и расы, но их объединяла грязная одежда, которая свободно болталась на их костлявых телах. Босху показалось, что это очередь в столовую для бездомных на 5-й улице в центре города.

— Что ты думаешь? — спросила Лурдес.

— Не знаю, — сказал Босх. — Что это за клиника, у которой нет вывески перед входом?

— Нелегальная.

— И это её пациенты?

— Может быть, это шныри[12]. Джерри, следователь медицинского совета, так их назвал. Они приходят в так называемую клинику, получают рецепт, а потом идут за таблетками в аптеку. Им платят по доллару за таблетку. Думаю, это неплохо, если ты забираешь по шестьдесят таблеток за раз.

— Но тогда за сколько продаются таблетки на улице?

— Он сказал, что это зависит от дозировки и от того, что ты покупаешь. Обычно по доллару за миллиграмм. Оксикодон обычно продаётся в тридцатимиллиграммовых таблетках. Но он сказал, что святой грааль деревенского героина в наши дни — это доза в восемьдесят грамм. Также есть что-то под названием оксиморфон. Это следующая большая новинка. Кайф якобы в десять раз сильнее, чем от оксикодона.

Босх достал свой телефон и открыл приложение камеры. Положив телефон на приборную панель, он начал фотографировать клинику и фургон. Он использовал зум, чтобы поближе рассмотреть людей, ожидающих, когда они залезут внутрь, но их черты размывались.

— Думаешь, теперь фургон начнет развозить их по аптекам? — спросил он.

— Может быть, — сказала Лурдес. — Джерри сказал, что из стариков получаются лучшие шныри. Они ценятся.

— Почему?

— Потому что им нужны люди, которые выглядят достаточно старыми, чтобы быть в программе "Medicare"[13]. Они выдают им поддельные карточки "Medicare D" — покупают имена законных владельцев карточек — и тогда им не приходится платить полную стоимость за рецепты, которые они отваривают.

Босх покачал головой в недоумении.

— Значит, "Medicare" возвращает аптеке деньги за лекарства, — сказал он. — Другими словами, федеральное правительство финансирует всю эту операцию.

— В значительной степени, — сказала Лурдес. — По словам Джерри.

Последний мужчина вышел из дверей клиники и направился к фургону. По подсчетам Босха, двенадцать мужчин и женщин были набиты в кузов. Они были белыми, черными и коричневыми, но их объединяло то, что все они выглядели так, будто прошлись по грунтовым дорогам. У них были исхудалые лица и побитый вид, что, несомненно, являлось следствием их тяжелой жизни. Водитель в солнцезащитных очках и черной рубашке-поло вышел из машины и обошел фургон спереди, чтобы захлопнуть дверь. К тому времени, когда Босх навел зум на свою камеру, было уже слишком поздно, чтобы сделать снимок. Водитель был уже в фургоне и был