Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Никто тут никого не бьет, господин хороший. А детям этим давно в постель пора, разве не понятно? Заботимся-мы-об-их-здоровье-и-душевно-нравственном-состоянии. Только и всего!

У него и Хозяйки подобные фразочки будто бы заранее в голове записаны и в клубочек смотаны. При нас они ими, конечно, не пользуются – ни к чему им. А вот при чужих эти клубочки сами собой разматываются, только дерни за ниточку.

Теперь-то я знаю, кто их там за ниточку дергает. У них даже глаза какие-то косые делаются, когда они такими фразами говорить начинают.

– Вы, – говорит Хозяин, – молодой человек, не волнуйтесь. Не стоит. Мы вот с вами попросим сейчас моего сына Михея отвести этих непослушных детей в их комнаты, потому что им ведь давно пора спать. А вас прошу пройти со мной в дом. Я вас со своей Хозяйкой познакомлю. В спокойной обстановке все обсудим. Мы там на дороге какой-то автомобиль видели. Правда, Михей? Это не ваш случайно? Вы один тут или с друзьями? Вам, наверное, помощь нужна? С нашей фермы можно механика вызвать. Пойдемте с нами, молодой человек.

Я на Принца смотрю и чувствую, слезы у меня из глаз вот-вот хлынут. Щиплет глаза невозможно как. А Хромой побелел лицом, испугался, и тоже, гляжу, хныкать намастырился: рот распустил, аж слюни закапали. Принц нахмурился, глянул на меня, на Хромого. Кивнул, типа, ничего-ничего, я все помню, держись, пацаны. Сжал губы и машет головой – пошли, мол! Двигай.

Ну, мы и пошли.

Хоть про хряка сразу все забыли.

Я еще подумал – может, все и обойдется в этот раз? Все-таки Принц. Я уже вроде как и сам поверил, что тот парень – настоящий принц. Разноцветный принц из разноцветной сказки. А у нас тут сказки-то все одинаковые, на один серый манер.

Как из леса вышли, Михей нас с Хромым сразу направо, в наш барак завернул. А Принц за Хозяином влево пошел, к дому. Там, в кухне, на первом этаже свет горел, и собаки в вольере тявкали. Принц нам рукой на прощание помахал и еще кулаком вот так сделал. Не знаю, что это означает. Наверно, что-то хорошее. Может, хотел напомнить, что он чемпион по бегу и плаванию? Может, так все чемпионы делают? Или принцы. Не знаю.

Больше мне с ним поговорить ни разу не довелось, так что спросить не мог. Ты случайно не знаешь, что это значит, когда кулак вот так сжимают и так вот рукой вверх? Нет? Так я и думал.

Что дальше было?

А дальше уже не очень интересно. Это ж тебе не сказки. Я ведь тебе все как есть объясняю. Чтоб ты просто понимал, в каком мире живешь.

…Короче, когда вернулись мы в барак, Михей с нами даже разговаривать не стал – Хромому по затылку съездил, и он вырубился. А меня за то, что старший и что хряка мы так и не поймали, да еще с чужаком в лесу разболтались, к столбу привязал да розгой оттянул вдоль спины.

Хорошо так оттянул, не слабо. Мне показалось, что он мне спину распорол и позвоночник выдрал, до того больно было. Свалился я на свою подстилку и головы поднять не мог. Всю ночь спина у меня горела. Только и думал о том, чтоб водой бы ее кто затушил, что ли, а то сил нет терпеть.

Так и заснул. Огонь мне снился. Будто какой-то огромный клоун развел на моей спине костер, и бегает вокруг, руками размахивает – счастлив, что одни уголечки скоро от меня останутся. Радуется и знай дрова подбрасывает. Одним поленом по уху звезданул. Тут я и очнулся. Смешно? Смейся, малявка. Если б ты только знал, что сон мой был в руку. Вещий – так это называется. Но ты не перебивай. Ты дальше слушай.

Открыл я глаза и вижу, что никакое то не полено было, а это Очкарик покойный – Царствие ему Небесное, хотя тогда он еще был жив – надо мной стоит, трясет меня. Морда встревоженная, весь какой-то встрепанный, на себя не похож…

– Чтой-то, – говорит, – когой-то вы сюда привели с Хромым?

Я говорю:

– А что такое?

– Они с Хозяином всю ночь препираются. Ничего себе парень! Въедливый, как оса.

– Приятно, – говорю, – слышать. Пусть знают настоящего Принца!

– Да что ты понимаешь, – кипятится Очкарик. – Принц. Дурак он, твой принц! Нарвется же… На Михея нарвется. На его кувалду. Как есть дурак!

– Не без этого, – говорю. – У принцев это дело обязательное. А чем бы иначе они от обычных людей отличались? Они все такие. Храбрые, как психи. Он, между прочим, еще и чемпион, чтоб ты знал.

– Чемпион? По чему чемпион?! – вопит Очкарик. – По идиотизму, что ли?

– По плаванию, – говорю. – И по бегу еще.

И ухмыляюсь, как дурак. У меня даже спина не так болеть стала, до того мне за своего Принца весело вдруг сделалось. Вот, мол, какой он у меня. У меня! Ха! Как будто что-то в этой жизни может быть у такого как я, мое.

Но это я сейчас понимаю, что глупости нес. А тогда… Тогда Очкарик со мной чуть не разругался. За то, что я Принцем этим горжусь. Да, так он сказал.

– Что ты, – говорит, – своим Принцем гордишься? Как будто он такой герой, и нас всех тут сейчас с фермы на свободу выведет! Или нет, даже не на свободу. А домой. К настоящим родным, к папам-мамам, бабушкам-тетушкам. В семью. Ага?!

– А что? Может, и выведет!

Дурак я тогда был. Хуже тебя сейчас. Но уж больно я в этого Принца поверил. Что он со всеми этими гадами справится. Всех победит. И все такое. Да-а-а.

Очкарик передо мной бледный сидит, пальцы свои терзает. У него привычка такая дурацкая была – кожу на лапах себе крутить, когда волнуется. Сидит и щиплет сам себя до синяков.

– Ты про Ханну-то зачем ему рассказал? – говорит.

– А что? – спрашиваю.

– Как – что? Ты понимаешь, этот кретин уже потребовал, чтоб ему Ханну предъявили. Назвался он им каким-то там «добровольцем-инспектором по заступничеству за детей-сирот» и канифолит Хозяйке мозги, что, мол, должен он своими глазами увидеть, как тут девочке живется. Жалобы у нее принять, если имеются.

Я прям захихикал, клянусь! Ничего себе, думаю, у Принца разноцветного фантазия. Почище, чем у Хромого или Очкарика. Надо ж, какую штуку завернул. А что, может быть, и сработает? Но Очкарик смотрит на меня и головой качает.

И тут до меня допирает. Все бы хорошо, но