Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Мы с Хромым переглянулись – понятно теперь, где хряк. Далеко, скотина, удрал. Не догоним мы его сегодня. А парень себе тарахтит:

– Я за тем чудаком пошел, да не догнал. А потом как-то сразу в темноте и заблудился. Я вообще-то в лесу не очень привык. В городе вырос. Сюда так только на итюды приехал. Мне друзья посоветовали – мол, здесь места красивые, дикие. Да вот машина заглохла. Даже не знал, что и делать. Но, по счастью, вы, малышня, мне попались. Теперь выведите меня отсюда к вашему папаше. Думаю, папаша ваш мне поможет машину починить. Вряд ли там что-то серьезное. Скорее всего так, ерунда. Свечи отсырели, или что… Я там в лужищу какую-то въехал с разгону, думал, застряну. Нет, не застрял. Но машина заглохла…

И тут он, наконец, дал себе передышку. Глянул на нас – а глаза у него синие-синие, даже при свете тусклого фонаря видно, какие яркие. Красивый такой парень. Прям вот как есть сказочный принц.

– А чегой-то вы, – говорит, – молчите оба? Языки проглотили?

Подошел к нам, присмотрелся повнимательнее. Улыбаться перестал.

– Вы, – говорит, – случайно, не немые? Ну-ка, девочка, как тебя зовут?

Взял меня за плечо.

– Я, – говорю, – не девочка никакая. Я пацан.

– Да ну? – Принц прям растерялся. – А что ж ты в платье ходишь? Впервые вижу, – говорит, – чтоб мальчишка в девчачьем платье ходил. Что у вас тут за дела такие? Или вы из дома убежали, что ли?

Ну вот как тут ему объяснить? Вылезет какой-то чужак из лесу, наткнется на тебя с бухты-барахты, и нате, выложите ему все сразу на тарелочке! Да как?!

Не знаю как. Не знаю почему. Но тут пнуло меня что-то изнутри под дых, и будто кадку с помоями расплескало. Все из меня полилось наружу. Во всех подробностях про мою поганую жизнь.

Про то, что сирота давно. Из детства своего почти ничего не помню. Иногда, когда сплю, одну и ту же картинку во сне вижу: пацаненок маленький, в красных штанишках и белой рубашечке, едет на трехколесном велике в темноте. Впереди у него свет – яркий такой, белый-белый. Это там дверь какая-то открыта, и изнутри тот свет бьет. Вокруг мрак кромешный, ничего не видно, но и свет этот такой, что в нем ничего не разглядишь. Не освещает он, а только слепит… Пацан едет, педали крутит, они скрипят. Куда он едет? Зачем? И кто там ждет его, за этим светом, – ничего я не знаю. Но такая меня жуть забирает от скрипа этого велика, аж в пот бросает, и просыпаюсь я в слезах и соплях. Кто этот малец на велике? Да хрен знает. Может, я сам?

Вот это все я ему зачем-то рассказал. И о своих кошмарах, и о том, как на ферме оказался. О том, что последние мои приемные мамаши – они обе требовали, чтоб я их мамами называл. Мама один и мама два. Они женаты были друг на друге. Даже бумажку мне какую-то с печатями показывали. Но мне это по барабану. Хотят в свои игры играть – пускай. Еще эти старые дуры хотели, чтоб я для них был девочкой.

Они мне платья покупали и надевали белые колготы, а волосы мыли специальным шампунем, чтобы росли мягкие и шелковистые, как у девчонок. А я что? Мне по фигу. Девочек, по крайней мере, не бьют так, как пацанов. Предыдущие родители мне жрать не давали, если я шумел или бегал. Еду мне наливали в собачью миску, а вместо воды заставляли горький кетчуп лакать, если услышат вдруг, что я плохими словами ругаюсь. Чтоб мне язык как следует прижгло за грехи.

Так что эти две мамы меня, в общем, даже устраивали. Сюсюкали они противно, но это ничего, это терпеть можно. А на ферму я попал из-за их соседки. Надо ж было ей влезть в чужие дела! Она, зараза, медсестрой работала и как-то случайно узнала, что эти мамы меня таблетками специальными кормят. Таблетки, чтоб мальчика в девочку превратить. Гармони – кажется, так они называются?

Ну она сказала про это моим мамашам. Про то, что все знает. Они перепугались: дескать, из-за меня их под суд отдадут. Подумали, посоветовались – и потихоньку сплавили меня к Хозяину с Хозяйкой на передержку.

Хозяева раньше звериную гостиницу держали. Хозяин, он вроде как ветеринаром когда-то был. Поэтому, если что, лечит нас сам, в больницу к доктору не возит. Говорит – глупости, лишний расход.

Ну вот, они собак сперва передерживали, а потом на детей перешли. У них этот остолоп Михей – он как раз тоже приемный. Его кто-то когда-то поленом по голове шваркнул, и с тех пор он такой идиот. Здесь на ферму многие приезжают, чтоб детей оставить – приемных или купленных. Бывает, больные попадутся, а на что они такие кому нужны? Или не больные, а вот как Ханна или Очкарик был – слишком умные. Тоже надоедает. Случалось, кого-то отсюда, наоборот, забирали. Но это редко, и тоже ничего хорошего. Когда забирают – это еще хуже иной раз, чем тут. Я сам не знаю, но от Очкарика такое слышал, даже повторять не хочу…

Ну а Хозяева и от тех, и от других денежки получают – от тех, кто привозит, и от тех, кто увозит. И от тех, кто тут, на месте, пользуется. Как Жирдяй, например, Ханной.

А кроме того, мы еще и по дому работаем: убираем, стираем, посуду моем. Все, что Хозяйке лень самой делать – все на нас спихивают. Со свиньями вот… И в огороде. И в парниках.

– Постой, постой, – Принц разноцветный слегка ошалел от моего рассказа. – Что-то я ничего не понял, что ты тут несешь. Хочешь сказать, на вашей ферме одни дети работают? Такие вот малявки, как ты? Малыш, да тебе сколько лет?

– Мне, – говорю, – одиннадцать. А Хромому – восемь.

– Обалдеть, – парень говорит. Волосы надо лбом взъерошил, одну прядь на палец накрутил. Хотел на землю сесть. Только земля-то холодная. Ноябрь как-никак. Ну, он на корточки сел. Смотрит на нас круглыми глазами.

– Так, – говорит. – А как же социальные работники? Учителя? Они-то знают о том, как вы тут живете?

– Какие, – говорю, – учителя?

– Так вы, значит, и в школу не ходите? Ваш опекун не возит вас?

Мы с Хромым вместе плечами пожали: нету тут никаких школ поблизости, и опекунов нету. А возить нас куда-то в школу – какому дураку надо? Это ведь Хозяину лишние траты. К тому ж мы