Маньяк по субботам - Александр Петрович Гостомыслов

Панфил снова попробовал взбунтоваться, но понял, что со мной не справиться, начал торопливо рассказывать, то и дело облизывая пересохшие губы.

— Выставка в Петербурге, в Русском музее — ну, как тут было не напиться? Хотя мы, холуй цы, и привычны к мировым выставкам, но головенка-то каждый раз кружится, все ж мы — провинциалы, деревня. Ну мы г; решили, как водится… отметить. С утра пораньше пошли на Кировский рынок. Телятину купили, картошку, яблоки, огурчики… А Соснов-старший начал выпендриваться, как всегда. Я, мол, скоро стану вегетарианцем. Увидел бабку с грибами и сразу к ней. Ку, грибы хотя бы трибами были, скажем, подберезовики или подосиновики, я уж не говорю о моховиках или беленьких. А тут — мразь, строчки, сморчки, на них смотреть без содрогания невозможно, как изгрызенные мышами куски губки, и запах настоящей помойки. Ну, а Соснову все это в самый раз.

— Мужик продавал, с бородой, в очках.

— Нет, не путай, баба пригородная, серая личность.

— Сможешь нарисовать?

— Я не на нее смотрел, а на грибы.

— Бабка крупную торговлю вела?

— Она держала в руках корзинку средних размеров. Соснов купил у нее так, на глаз, побольше килограмма. Мы посмеялись и пошли дальше.

— Водку где приобретали?

— В ларьке по дороге, недорого. Водка — дрянь, но в голову крепко ударяет. Так отдашь бутылёк?

— Еще несколько вопросов. Расскажи, как Соснов-старший грибы готовил.

— Обыкновенно — кастрюлю взял на кухне, отварил грибы. У кого-то дуршлаг достали, я ему помог грибки откинуть, воду слить.

— Кто на тарелку выкладывал, в комнату нес?

— Не видел, у меня на сковороде мясо подгорать начало. Потом я эти грибы уже на столе видел.

— Попробовал?

— Кому нужна эта отрава, когда у нас шницеля в палец толщиной из свежей телятины, сам подумай. Соснов-старший обозвал нас трупоедами, придвинул к себе тарелку с поганками, да так все и съел. Дальнейшее я не все помню.

— Как же вы, художники, интеллигентные люди, могли до такой степени напиться?

— Ха, не знаешь ты художников! На Новый год, бывало, тот же Соснов-старший так напьется, что лежит, как труп, а все-таки пальцем указывает на рот: влейте, дескать, еще стаканчик. А предания наши слышал? Богомазы холуйские наймутся в отъезд церкви расписывать, там пропьют все о себя и работают в церкви, завернутые в одеяла. Или художники в отъездах разбиваются на две партии, одна из которых пьет, другая работает. Или мастер приезжает расписывать стены храма с десятью помощниками, и пока он пьет неделю-другую — помощники отдыхают, не теряя заработка, потому что хозяин ценит мастера.

— Ты видел, когда ушла Людмила Катенина?

— Нет, и никто из наших не видел. Носилась со всеми, готовила, скатерть накрывала, а когда пришло время садиться за стол — хвать, а ее и след простыл.

— Ну, и что вы решили?

— А то и решили: баба с возу — кобыле легче. Взяли и сели за стол. Мало ли какие у нее дела?

— А что директор сказал, как себя повел?

Панфил помялся.

— Такое дело, может, и не стоило бы упоминать, в милиции об этом разговору не было. Зачем официальному лицу косточки полоскать?

— За мой язык не беспокойся, лишнему никому не скажу. Может, тут вся загадка и кроется?

— Мне и самому интересно, — оживился Панфил. — Расклад по комнатам был такой: директор и Соснов-старший в одной комнате, Онисов с Сосновым-младшим в другой, мы, трое липецких, нам на ночь раскладушки давали, в третьей, и в четвертой Людмила. Директор есть директор, почти сразу перешел в номер к Людмиле, там блаженствовал, почти не скрывался. А тут — подружка удрала, он взвыл, не поймет, почему? Дал нам съесть по 180 шницелю и погнал — мол, идите, ищите, без нее не возвращайтесь! Так разозлился, говорит, сыщиков найму, а верну! Ну, мы и пошли, кто куда.

— Все разошлись?

— Кроме Соснова-старшего, который быстро пьянеет. Директор мужик железный, с ним не поспоришь, время назначил вернуться и доложить. Но какие из нас сыщики? Кто по магазинам подался, кто на Невский, я хоть на Неву посмотрел, на Летний сад.

— В котором часу вернулся?

— Без четверти восемь.

— Кто-нибудь уже пришел к этому времени?

— Все были, кроме Ирины Грачевой. Великорецкий объяснил, что отправил ее домой. Соснов-старший уже лыка не вязал, но за стол сел и еще несколько стопарей осилил. Потом ушел в отруб, блаженный стал, заулыбался. Мы его чин-чином уложили на кровать и продолжили пир. После одиннадцати Соснову-старшему стало плохо, Великорецкий стал «скорую» вызывать. Пока машина ехала, мужик отошел. Милиционер явился, всех расспрашивал, опись вещей умершего сделал. Меня за то, что с Сосновым подрался, с собой забрал, мои данные проверил, потолковал и отпустил. Если человек грибами отравился, которые сам купил, я тут причем?

— Почему грибами?

— Водку мы одинаково пили, грибы он ел один. Неужели не ясно?

Панфил протянул дрожащую руку к бутылке, крепко сжал сокровище и начал пить прямо из горлышка.

В коридоре раздались громкие шаги, дверь распахнулась и впустила Великорецкого со свитой.

— Ба, пьяница, как положено, хлещет водку, а хваленый детектив продолжает искать нашу красавицу. Вчера, мой дорогой, резвость следовало показать, сегодня поздно, даю тебе от ворот поворот.

С ухмылками поглядывая на меня, художники скинули плащи и куртки, стали рассаживаться. Я понял, что если не поставлю директора на место, придется уйти, не солоно хлебавши. Я воспользовался приемом, который известен полицейским всего мира — открыл блокнот на чистой странице, положил на стол, вынул ручку из кармана и строгим официальным голосом спросил директора:

— Врач-эксперт установил время смерти Людмилы Катениной в период от пятнадцати сорока до шестнадцати сорока. Где вы были, господин Великорецкий, в этот промежуток времени?

— У вас! — опешил директор. — В этот момент Катенина была еще жива и тоже находилась в вашем доме.

— Позвольте внести поправку. Бы от нас ушли в пятнадцать сорок. В вашем распоряжении был час. Можно, не торопясь, доехать до Московского вокзала, встретить там коллегу и порадовать найденным в мусоре обрывком веревки.

Великорецкий оцепенел, лицо налилось краской. Художники с недоумением смотрели то на меня, то на него.

— Вы не понимаете, что спрашиваете? — наконец смог выговорить директор.

— Понимаю. Я хочу знать, где вы были в указанное время и не вы ли убили Катенину?

— Я убил?! Хорошо, отвечу. Мы расстались с Сосновым-младшим, и я, как обычный командированный, пошел бродить по городу.

— Свидетелей у вас нет, алиби нет. Вы остаетесь в числе подозреваемых.

— Да что вы себе позволяете? Я уже был в Авто