Маньяк по субботам - Александр Петрович Гостомыслов

над головой. Кот вел себя благородно, не вырывался, не злился. Подняв голову, с достоинством позировал, давая всем на себя любоваться, словно утверждая своим видом — он из славной русской породы, пришел к нам из глубокой старины, из древних боярских вотчин, надежный хранитель амбаров и домов, он — русский голубой кот, считавшийся погибшим, но вот он — живая легенда, сохранен и теперь скоро восстановит свой род, и снова станут жить русские голубые в России, радовать людей и заниматься своим нужным охотничьим делом.

Шувалсз стоял отрешенно, смотрел сурово и твердо. Конечно, его именитые предки вершили громкие дела, но они не осудили бы его. Он как мог поддерживал достоинство своей фамилии, славу Отечества. И его дело нужно людям.

Вызвали Шувалова, он подошел, подтянутый, как офицер, одной рукой принял кота, в другую взял хрустальную вазу и кошачью медаль — «цацип». Кот забрался ему на плечи, посмотрел на людей зелеными глазами.

Члены совета клуба «Котофеич» тоже были тут, аплодировали Шувалову. Я быстро оглянулся. Геннадий Дмитриев смотрел с завистью, которую не скрывал, кассир Копейкин со скрытым волнением ждал, что дадут его кошке, с которой сравнивали шуваловского кота. Зависть и радость в его лице смешались в странную улыбку-усмешку. Валерий Верхов шевелил губами, словно просчитывал варианты, при которых мог крупно выиграть.

Ирина Харитонова из-за судейского стола смотрела с открытым восхищением. Надя Молчанова, я ее едва рассмотрел в толпе, плотна сжала губы и прижимала руки к груди — не могла улыбаться, готовая заплакать. Неловко мне встречаться с ней взглядом. Но я не разрешил себе смущаться и краснеть — дело еще не окончено.

К семнадцати часам поток зрителей стал уменьшаться. Надя отыскала нас с Граем и позвала на экстренное заседание членов совета клуба «Котофеич». Мы пошли за ней, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж и, пройдя по коридорчику, очутились в небольшом зале, заставленном тренажерами. Шувалов восседал на велоэргометре, Копейкин сел на гриф штанги, Ирина Харитонова, Геннадий Дмитриев, Валерий Верхов оседлали тренажеры для различных групп мышц.

Надежда Молчанова устроилась рядом с Копейкиным, положила блокнот на колено, приготовила ручку.

Только для Грая был принесен стул.

Был еще юрист клуба Юрий Яковлев, человек с кругленьким личиком, но с жестким и быстрым взглядом. Еще три молодых человека из новых, которых я видел в зале, возглавлял их длинноногий и джинсово-кожаный нахал Сергей Сергеев с тонкими злыми губами и следами грима на лице. Они сидели кучкой на матах в углу.

— Присаживайтесь, — предложил Копейкин, который председательствовал на собрании. То, как он держался, намекало на определенные перемены в направлении деятельности клуба. Я сделал вывод, что с «гуманизацией общества через внедрение культуры обращения с кошками» покончено. Теперь, к сожалению, у нас в стране все говорят о деньгах, деньгах и деньгах. Иногда, правда, в ином порядке. Вероятно, делал крутой поворот и клуб «Котофе-ич».

— Здесь не комфортно, поэтому никаких лишних разговоров, все говорят сжато и по делу, — продолжил Копейкин. — Мы обменяемся мнениями по моральным и материальным аспектам найма клубом «Котофеич» сыщиков частного агентства Ярослава Грая.

— Разрешите мне начать? — поднял руку Сергей Сергеев. — Вы сделали основательный доклад, все подробно изложили. Нам самим надо решить, продолжать ли расследование. Самим! Что нам этот сыщик с раной?

Я помнил с детства дурацкий каламбур: «Солдат с раной», — попробуйте быстро произнести и сразу поймете настоящий оскорбительный смысл. Я повернулся и в упор посмотрел на парня. Сергеев мне нахально засмеялся в лицо, рассчитывая, что я сорвусь. В физическом плане он не представлял из себя ничего значительного. По-видимо-му, хотел вывести нас из равновесия… Я взглянул на Грая. Тот сидел невозмутимо, словно и не было грязной реплики. Он держал удар.

Шувалов покраснел и попросил слова.

Но… заговорили сразу все, ничего стало не понять. Копейкин достал из кармана блестящий металлический червонец с позолоченной серединой, постучал по штанге. Все замолчали.

— Финансовое положение клуба осложнилось. Я сегодня голосую против частного расследования из-за материальных соображений. Но прав ли я? Хочется быть объективным, честным перед собой и перед вами. Как большинство решит, так и будет. Мы пригласили детектива Ярослава Грая и его помощника Виктора Крылова — пусть они ответят на вопросы, которые могут у нас возникнуть, и мы окончательно решим, продолжить расследование или нет. Кто начнет?

Поднялся Шувалов.

— Напоминаю, — предупредил Копейкин, — до закрытия выставки осталось сорок минут.

— Наш клуб — организация не коммерческая, — подчеркнул Шувалов. — У нас в кассе мало денег, и расследование в материальном плане для нас разорительно. Но есть такие вопросы, котооыс нельзя решать с точки зрения бы-годио-невыгодно. Пропали, и с ужасом я дополню — безвозвратно! — восемь кошек старинной русской породы, пережившие войны и голод, чудом возвращенные нами к жизни. Осталось всего три особи, три русских голубых. Из них одна израненная Верхова, неизвестно, выживет ли? Это расследование — дело нашей чести. Если оно будет прекращено — я снимаю с себя обязанности председателя клуба «Котофеич» и выхожу из него.

Парень, сидевший в углу на мате, этот длинноногий нахал Сергей Сергеев, выкрикнул:

— Послушайте, граф Шувалов, вы же дворянин! Для вас главное — честь и совесть! Вы должны заниматься политикой, бомбы кидать в большевиков, которые разорили, пустили по миру ваш род! А вы — кошками занимаетесь. Это некрасиво. Оставьте кошек плебеям, граф.

Шувалов вполне владел собой и не терял достоинства:

— Жулики обычно плохо считают, но вы, похоже, не жулик, потому что считать совсем не умеете. Моя пара русских голубых дает, прибыль государству больше, чем иной завод с сотней рабочих. Поэтому кошки — дело политическое. Я — зоолог, вернуть государству утраченную породу считаю для себя делом чесги.

Молодой человек хотел еще что-то крикнуть, но Копейкин погрозил ему пальцем, и тот замолк на полуслове.

— Что вы скажете, Ирина? — спросил Копейкин.

Ирина Харитонова растерянно оглянулась, заговорила неуверенно:

— Обычно я на таких совещаниях сидела рядом с Германом Ереминым, и мы вместе вырабатывали свое мнение.

— Поотчетливей, пожалуйста, — попросил Копейкин.

— Сегодня мне не с кем посоветоваться, и я в затруднении. Поэтому воздержусь от высказывания своего мнения и приму то, что решит большинство. Ну, а если мы сочтем возможным самораспуститься, что, судя по общему настроению, вполне возможно, то я поддержу и это решение.

Копейкин сурово посмотрел на Ирину.

— Вопрос о самороспуске клуба не подымался и, я думаю, преждевременен. Попрошу высказаться вас, Верхов. Напоминаю, до закрытия выставки осталось двадцать восемь минут.

— Я с самого начала был против этой авантюры с частным сыском. В