И всюду кровь - Эллиот Харпер

без особых эмоций посмотрел на сломанный карандаш, отложил обе половинки в сторону и перевел взгляд на монитор.

«Мне… очень жаль».

Никто не заслужил подобного отношения – ни Билли, ни ее подруга, которая теперь была вынуждена существовать в рамках программы защиты свидетелей вдали от дома и друзей, опасаясь длинных рук своего бывшего мужа.

Физическое, эмоциональное и социальное давление, проплаченные слепота и глухота местной полиции, почти полная неуязвимость виновного перед лицом закона – стоит ли удивляться, что после такого опыта Билли Сэлинджер не светилась от счастья при мысли о сотрудничестве с правоохранительными органами?

Адам вздохнул и бегло просмотрел оставшиеся фотографии, добравшись до снимков вещей, часть из которых Билли использовала для самообороны: разбитая настольная лампа, школьная бита, ключи, газовый баллончик, пистолет Макмиллана с пустой обоймой…

Стоп.

Миддлтон вернулся на три кадра назад и придвинулся к монитору, где была открыта фотография связки ключей с деревянным брелоком-клевером.

«Какая знакомая вещица».

Адам замер на несколько секунд и открыл папку с фотографиями улик, обнаруженных в Остине. Нужный снимок нашелся практически сразу. Поместив рядом оба изображения, Миддлтон внимательно присмотрелся к каждому кадру и спустя минуту для большей уверенности сверился с описанием места, где был найден деревянный клевер.

Размазанная лужа на входе в гостиную – та, в которую упала Билли.

Нет, вне всяких сомнений, этот брелок принадлежит ей. Да и проведенная экспертиза не нашла в этой улике никакой связи с погибшими туристками – ни следов ДНК (кроме отпечатанной крови), ни каких-либо других доказательств.

Зато у Адама теперь имелось визуальное подтверждение: клевер принадлежит Билли.

На краю стола угрожающе завибрировал телефон. Подхватив его за секунду до падения, Миддлтон ответил на вызов.

– Я что-то не понял, – раздался в динамике возмущенный голос. – У кого-то проблемы или с памятью, или с совестью, или с восприятием времени?

«Черт. Лео. Точно».

Адам скосил взгляд на часы: отлично, он уже пять минут как должен быть в баре.

– У меня тут пиво греется, – продолжил Холден на фоне гула чужих голосов, – а я начинаю закипать, потому что ты опять потерялся где-то в стратосфере, и я вынужден проводить вечер в окружении шакалов-юристов, отмечающих чье-то повышение.

– Извини, я… заработался, – пробормотал Миддлтон, рассматривая фотографии деревянного клевера.

– Тоже мне новость. Но лучше избавь меня от подробностей. Советую тебе прямо сейчас переместиться в бар, иначе я полезу выяснять с отношения с этими воротничками.

– Уже иду к выходу. Не начинай веселье без меня.

– Ничего не обещаю, – отозвался Холден и отключился.

Еще раз взглянув на монитор, Адам закрыл все папки, захватил пиджак и направился к выходу. Зная Лео, лучше не проверять его на смелость вмешиваться в чужие посиделки – он ведь сделает это не моргнув глазом. А вот чем закончится эта история, можно только догадываться. Особенно в случае с подвыпившими юристами.

Пожалуй, Лео прав: на сегодня хватит. Большие никаких мыслей – ни о расследовании, ни о мисс Сэлинджер.

* * *

Как ни странно, но с этой установкой Адам справился почти на отлично.

Вернувшись домой после полуночи, уже через полчаса он с наслаждением засыпал в своей кровати после горячего душа, окруженный мягкой, обволакивающей тишиной – в квартире и собственной голове.

Но вскоре эта гармония сменилась привычной тревогой, а послевкусие беззаботного вечера было стерто беспокойными снами, заставляющими крепко сжимать подушку и часто дышать в приступе безысходности.

Позже Адам и не вспомнит, что именно ему снилось и вынуждало испытывать гнев, боль и опустошение. Как и во все предыдущие ночи за последний год, после очередного кошмара должно было остаться только одно-единственное желание: сбежать. Сбежать, как можно дальше, не слышать, не видеть, закрыться от всех и от себя, а заодно вырвать удушающие воспоминания из головы. Если понадобится – сорвать их вместе с кожей; сделать что угодно, лишь бы не возвращаться к тому жалкому подобию себя: слабому, подавленному чужой волей, сломленному нездоровой зависимостью от огрызков эмоций, которыми его одаривали от случая к случаю за «хорошее поведение».

Вот что случается, когда по ошибке или незнанию выбираешь не того человека и, подпустив его к самой сокровенной части своего внутреннего «я», добровольно позволяешь разрушить это «я» до основания. И страшно повезет, если удастся вовремя остановиться – до того, как от собственной личности не останется ничего, даже тени и пульса.

Промычав под нос невнятные фразы, Адам резко перевернулся на спину и распахнул глаза. Сердце колотилось на бешеной скорости, как после скоростного забега на длинную дистанцию, а все еще не до конца проснувшийся разум не отличал реальность от сна.

Тяжело выдохнув, Миддлтон перевел взгляд в сторону и замер.

Она сидела прямо перед ним на краю кровати, с привычным отстраненным и непроницаемым выражением лица. Светлые волосы спускались мягкими волнами на тонкие плечи, а ледяной пронизителный взгляд изучал лицо Адама в попытке проникнуть еще глубже – в его мысли, чувства, под кожу, чтобы занять собой все и без остатка.

Да… она всегда была чертовски красива – и точно так же бездушна и холодна.

«Снежная королева», как называет ее Лео. Едва ли можно подобрать более подходящее определение.

«Либо ты уйдешь с этой идиотской работы, либо потеряешь меня».

Миддлтон зажмурился до цветных пятен под веками, пока в груди все незримо перемалывалось в щепки.

«Адам, посмотри на меня! Никто из этих незнакомцев не может быть важнее меня, ясно тебе?»

Нет. Нет, черт возьми, только не опять.

«Ты принадлежишь мне, как ты еще не понял?…»

– Нет, – промычал Адам, теряя контроль над телом, погруженным в крепкий сон.

«Мой… – раздался над ухом ее шепот. – Всегда был… и всегда будешь».

– Нет!

Открыв глаза, Миддлтон резко сел на кровати и, судорожно дыша, быстро осмотрелся.

Никого.

Свет фонарей с улицы мягко пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, задевая прикроватную тумбу, шкаф у стены и пустое пространство перед кроватью.

Нет. Здесь не было никого, кроме Адама.

Сделав глубокий вдох и медленный выдох, Миддлтон сдался: сегодня ему не уснуть без снотворного, хотя при таких ночных кошмарах он предпочел бы и вовсе не спать.

Миддлтон взял телефон и проверил время: час ночи.

«Блеск».

Устало откинув одеяло, он спустил ноги на прохладный пол, но внезапно телефон завибрировал в руке. На дисплее высветился неизвестный номер. И кому это не спится в такое время?

– Миддлтон, – хрипловато представился Адам и потер сонное лицо ладонью.

– Агент Миддлтон!.. – раздался в телефоне знакомый тихий голос. – Это Билли… Билли Сэлинджер. Кажется, я все-таки влезла в неприятности. И… мне нужна