Белая ложь - Данил Харченко

кровати Клэр и обеими руками потянула её от стены. Сердце гулко стучало, дыхание сбивалось. Адреналин будто толкал её на колени. Джиневра пальцами нашла нужную щель и быстро отодвинула половицу.

Под доской оказался тайник — куда больше, чем она представляла. Тёмная глубокая ниша, в которую был спрятан целый мир Клэр: аккуратная деревянная шкатулка, несколько потрёпанных фотографий, папка с газетами и плотный чёрный блокнот.

Джиневра осторожно вынула всё и разложила рядом с собой на ковре. Первым делом — газеты. Заголовки бросались в глаза: «Пропавшие студентки. Загадка продолжается». Те же самые статьи, что показывала Лора. С фотографий на неё глядели улыбчивые девушки — навсегда застывшие в выпускных платьях и с сияющими глазами, а на другой странице — фотографии с места преступления, чёрно-белые, с уродливыми пятнами крови на снегу. Джиневра передёрнула плечами и отложила их.

Дальше — блокнот. Она никогда не видела его раньше. Обложка обтрепалась, в углу виднелось пятно чернил. На первой же странице чётко: «Дневник Клэр Ланкастер». Но почерк… это был не тот выверенный, изящный почерк Клэр, к которому все привыкли. Этот был резким, нервным, словно каждая буква оставляла царапину на бумаге.

Страницы датировались за месяц до её исчезновения. Джиневра задержала дыхание и прочитала первую запись.

15 ноября 1983 года.

«Я, Клэр Ланкастер, и я знаю, что умру. Не то чтобы я этого хотела, но это неизбежно. На меня нацелился культ «Белой правды». Я нашла кое-что важное, что может помочь докопаться до истины, но не уверена, что успею. Этот дневник — моё наследие для подруг. Я знаю, что сейчас кто-то из вас держит его в руках. Я оставляю здесь всё, что смогла выяснить. Заканчивайте то, что я начала.»

* * *

— Господи… — Джиневра сдавленно выдохнула и прижала ладонь к губам.

В голове шумело. Клэр знала. Знала заранее! Знала, что на неё охотятся, и всё равно ничего не сказала. Да, её странное поведение в последние недели можно было заметить: бессонные ночи, бесконечные кружки кофе, нервные смешки, вечные разговоры о каких-то проектах для университета. Но никто, никто не понял настоящей причины её беспокойства.

Если бы они знали… если бы хоть одна из них догадалась, что на Клэр началась охота — так же, как сейчас на Джинни, — может, всё сложилось бы иначе. Может, Клэр сейчас сидела бы в этой же комнате, болтала о платьях к весеннему балу, спорила, какие серьги лучше заказать у Tiffany’s.

Вместо этого у Джиневры на коленях лежал дневник-признание. И вина, тяжёлая, липкая, не отпускала её. Ведь именно она позволила Клэр уйти в тот вечер в лес. И не остановила.

Джиневра продолжала листать дневник, пальцы дрожали от напряжения. Каждая страница будто приближала её к разгадке того, что на самом деле происходило за две недели до исчезновения Клэр. Бумага шуршала сухо и хрупко, как старые афиши, что висели на стенах актового зала.

17 ноября 1983 года.

«Сегодня я наткнулась на крайне интересные сведения. Культ «Белой правды» носит красные мантии и был основан почти сто лет назад. Их целью всегда становились студентки, имеющие власть и влияние в университете. Те, кто действительно менял здесь правила игры. Как я. Как те девушки, что исчезли до меня.

В библиотеке я случайно нашла тайную секцию. Кажется, даже миссис Реддвел о ней не знала. Всё вышло случайно: я задела плечом старый шкаф, и тот чуть отъехал в сторону, открыв дверь в узкую комнату. Там оказалось слишком много материала, чтобы его могли хранить просто так. Газеты, папки, фотографии… несколько я забрала с собой.»

Дальше чернила расплывались, строчки превращались в грязные пятна. Видимо, прошлогодний весенний потоп оставил следы не только на стенах подвальных помещений «Хиллкреста», но и в этом дневнике.

Через несколько страниц вновь можно было разобрать текст.

1 декабря 1983 года.

«Кажется, я схожу с ума. Я вижу то, чего нет. Иногда мне кажется, что в чай подсыпали что-то, или, может, воздух здесь отравлен. Всё внутри меня дрожит, и я не знаю, сколько ещё выдержу. Я чувствую, что всё близится к дню полнолуния…»

У Джинни сжалось горло. С каждой новой страницей почерк Клэр менялся — буквы становились всё более неразборчивыми, резкими, неровными. Сама бумага словно хранила её страх. Джиневра едва сдерживала слёзы, понимая: Клэр всё это предвидела.

И тут — резкий стук двери. Джинни дёрнулась и чуть не уронила дневник. Дверь распахнулась, и на пороге появились Одри и Лора, вошедшие под руку, будто только что вернулись с прогулки. За ними стояла Вероника — её глаза сверкали, лицо было красным от злости, а волосы растрёпаны, словно она полдороги проспорила с кем-то до крика.

— Джинни! — голос Одри сорвался почти на визг. — Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя было возвращаться!

Джиневра сжала дневник, крепко прижимая его к груди.

— И почему же нельзя?

— Кровавое полнолуние через неделю, — спокойно, но тяжело произнесла Лора, проходя в комнату и кидая пальто на соседний стул. — Мы думаем, что именно в этот день они доберутся до тебя.

Сердце Джиневры ухнуло вниз. Она вновь глянула на страницы дневника, где Клэр писала о своей смерти в ночь полной луны. Всё складывалось слишком точно.

— Что это у тебя? — Лора села прямо на отодвинутую кровать Клэр и уставилась на разложенные перед Джинни предметы: газеты, фотографии, шкатулку.

— Я нашла письмо от Клэр в бумагах отца, — тихо произнесла Джиневра, поправив очки и прижимая дневник к себе. — Она написала там про этот тайник.

— Почему твой отец не сказал тебе про письмо? — Лора нахмурилась и чуть наклонилась вперёд, её браслеты на запястье громко звякнули.

— Не знаю, — Джинни пожала плечами. — Видимо, письмо пришло уже после её смерти. Так же, как и тебе.

Одри устроилась рядом, подогнув под себя ноги и взяв со стола стопку фотографий. Снимки были старые, чёрно-белые, с пожелтевшими краями. Она задержала взгляд на одном и нахмурилась:

— Это же пруд, у которого мы только что были.

Джиневра резко подняла голову.

— Что вы там делали?

— Узнавали личность таинственного медвежонка, — ответила Лора устало. — Им оказался Джексон.

— Джексон? — Джиневра резко повернулась к Веронике. Та сидела на своей кровати, отвернувшись лицом к стене, её плечи были напряжены, а пальцы вжимались в подушку так, что костяшки побелели.

— Но он ведь наш ровесник, — осторожно добавила Джиневра.

— Именно поэтому версия с убийством отпадает, — бросила Одри, кладя фотографии обратно в стопку.

— Нет, не отпадает, — Джиневра решительно открыла дневник на нужной странице и подвинула его к