Спарринг- партнеры - Гришэм Джон

– А как друг?

– Беги из страны. Если останешься здесь, ничего хорошего не выйдет. Возвращайся в Коста-Рику и наслаждайся там жизнью.

Мак улыбнулся и съел еще один орех. Затем повернулся к ним и сказал:

– Спасибо, ребята, за все. Я буду на связи.

С этими словами он резко повернулся, пошел прочь и скоро исчез на тропе.

Проехав шесть часов, он остановился в мотеле недалеко от Уэйко, штат Техас, где переночевал и проснулся в воскресенье поздно утром. Он позавтракал на стоянке для грузовиков, а затем за семь часов доехал до Ларедо на границе с Мексикой. Оставив «вольво» на стоянке дешевого мотеля незапертым и с ключом в замке зажигания, Мак поймал такси. С собой у него был небольшой рюкзак с одеждой, 40 тысяч долларов наличными и четыре паспорта.

В сумерках он по мосту пересек Рио-Гранде и покинул страну.

Земляничная луна

Потребовался иск в федеральный суд, чтобы Коди разрешили разместить на полках его сокровище – почти две тысячи книжек в бумажных обложках. Они заняли три стены его камеры площадью восемь на десять футов и были расставлены в безупречном порядке, по алфавиту, по фамилиям авторов. Он прочел и перечитал их все и мог в любой момент отыскать любую. Почти все это была беллетристика. Он мало интересовался науками, историей, религией – скучными, на его вкус, предметами. Вымысел уносил его в иные миры, в самые дальние края, и он просиживал большую часть тех двадцати трех часов, которые ежедневно проводил в своей одиночке, уткнувшись носом в какой-нибудь роман.

Книги были всюду – исключительно в дешевых бумажных обложках, поскольку умники, заведовавшие тюрьмой, давным-давно решили, что с заключенных станется использовать какую-нибудь тяжелую книгу в твердом переплете как оружие. В тюремной статистике Соединенных Штатов еще не фиксировалось случаев смертельного исхода при нападении с помощью книги в твердом переплете, но то была упреждающая мера. В отсеке для смертников потенциальную опасность усматривали буквально во всем. Кроме того, зачитанные книги были подарками для Коди от некоей дамы, жившей на пенсию и, конечно, лишенной возможности покупать и пересылать более тяжелые романы. Не говоря уж о вечной проблеме свободного места на полках. Книжная коллекция насчитывала уже двенадцать лет, и, судя по всему, скоро ей должен был прийти конец. Если бы Коди каким-то чудом спасся – а спасение ему вряд ли светило, – то вскоре книги заполнили бы его камеру до самого потолка. О переводе в более просторное помещение речи не шло: все камеры здесь имели восемь футов в длину и десять в ширину.

Один угол камеры занимали раковина из нержавейки и унитаз, над ними был привинчен к стене цветной телевизор. Стопки книг лежали на полу рядом с унитазом и на самом телевизоре «Моторола», подарке бельгийского благотворителя. Получив десять лет назад этот подарок, Коди разрыдался и плакал долгие часы, не веря в свою удачу. Ему и другим везучим заключенным, обладателям телевизора, позволялось смотреть все, что им вздумается, с 8 утра до 10 вечера – так решило мудрое тюремное начальство, не дав по этому поводу никаких разъяснений.

Кроватью Коди служила бетонная плита с пенопластовым матрасом, и последние четырнадцать лет он не прекращал попыток устроиться для сна поудобнее. Раньше над его постелью громоздился верхний ярус, железная койка, – в те времена, когда смертники сидели в камере по двое. Потом правила поменялись, железо сменилось бетоном, зато у Коди появилась возможность занять стену над спальным местом полками с книгами.

Разноцветные корешки книг кое-как оживляли его безрадостный мирок. Устав от чтения, он часто просто сидел и разглядывал стены, заполненные от пола до потолка, на всю доступную ему высоту, головокружительным количеством историй, раз за разом увлекавших его в путешествия по всему миру и возвращавших обратно в камеру. Большинство заключенных в отсеке смертников были безумны. Так действует одиночное заключение на многих. Но суперрассудок Коди не утрачивал ни активности, ни остроты – все благодаря книгам.

Ему случалось одалживать книжку кому-нибудь из своего отсека, но только тем, кому он симпатизировал, а такие здесь были наперечет. Неспособность должника вернуть книгу в обговоренный короткий срок неминуемо приводила к перепалке, кончавшейся вмешательством надзирателей. Раз в неделю в отсеке появлялся заключенный, пользовавшийся доверием охраны, с тележкой книг из главной тюремной библиотеки, и предлагал взять два произведения – всегда не более двух. Как водится, смертникам доставалось худшее чтиво с затертыми, рваными, засаленными обложками, а то и вовсе без обложек и даже без некоторых страниц. Каким придурком надо быть, чтобы аккуратно вырвать из книги страницу-другую, просто чтобы нагадить следующему читателю? В тюрьме таких было полно.

Коди никогда не видел тюремную библиотеку, но подозревал, что его личное собрание богаче и в лучшем состоянии.

Четвертую стену его камеры образовывали толстые решетки, посередине которых была дверь с прорезью для подноса с едой. Напротив Коди, через коридор, помещался Джонни Лейн, чернокожий, убивший в приступе наркотической ярости жену и двух приемных детей. Девять лет назад оказавшись здесь, он был почти неграмотным. Коди терпеливо учил его читать и часто делился с ним своими книгами. Со временем Джонни обрел веру и стал читать только Библию. Много лет назад он решил, что Бог призывает его читать проповеди, чему он и предавался громогласно, на весь отсек, пока жалобы не стали до того настойчивыми, что ему пришлось умолкнуть. Убедившись, что Бог не намерен его спасать, он забился вглубь камеры и завесил решетку простынями и картонками, сделав свою изоляцию полной. Теперь он отказывался от положенного дважды в неделю душа и от ежедневной часовой прогулки во дворе, отвергал большую часть еды, а не брился уже несколько лет. Коди забыл, когда последний раз видел или слышал Джонни, спавшего на бетонной плите в двадцати ярдах от него.

В тюрьме действовали строгие правила на предмет того, что разрешено хранить смертнику у себя в камере. До тех пор пока Коди не затеял свою тяжбу, разрешенный максимум книг составлял десять штук. Тогдашний начальник тюрьмы проиграл ему в федеральном суде и был вне себя. За четырнадцать лет Коди сам, без помощи адвоката, подал пять исков. Так он добился права на книги, телевизор, улучшение кормежки и увеличение времени прогулок. Было и два проигрыша: кондиционера и нормального отопления он не получил.

Но дни его судебных тяжб остались далеко позади. Считать отмеренное ему время в днях больше не приходилось. Жить Коди оставалось три часа. Он в последний раз в жизни заказал себе еду: пиццу «Пеперони» и земляничный молочный коктейль.

В отсеке для смертников царил Марвин, здоровенный детина, афроамериканец, уже более десятка лет ведавший здесь соблюдением порядка. Марвину нравилась эта работа, потому что заключенные находились в изоляции и буянили нечасто. Как правило, он хорошо с ними обращался и ожидал того же от других надзирателей, которые в основном не обманывали его ожиданий. Некоторые, правда, были жестковаты, а порой и вовсе жестоки. Но поскольку Марвин оставался в отсеке не круглые сутки, он не мог за всем уследить.

В дальнем конце коридора срабатывает зуммер, с шумом отворяется тяжелая дверь. Вскоре к камере подходит Марвин. Глядя сквозь решетки, он спрашивает:

– Ты как, Коди?

В отсеке в кои-то веки тишина, нарушаемая только негромко работающими телевизорами. Привычные переговоры через решетки тоже стихли. Это великий вечер, вечер казни, когда заключенные уходят в себя, в свои мысли, и остро осознают реальность: все они приговорены к смерти, и такой момент неизбежно придется пережить каждому.

Коди сидит на кровати и смотрит телевизор. Кивнув Марвину, он встает и наводит на телевизор дистанционный пульт. Голос ведущего новостей становится громче: