Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович

— Давай, посмотрю, — вмешался Данила.

Алиса не вслушивалась в перебранку. Она смотрела на один из домов, что отличался от остальных более крупными габаритами и необычным фасадом. На улицу выходили четыре окна, в двух из которых сохранились стёкла. Наличники облезшие, но видно, что когда-то были белые, чердак с окошком, ставни резные. Слегка балансируя, она прошлась по лежащему на земле забору, обогнула засохший колючий куст и свернула к входу, зияющему неприветливым чёрным проломом. Рядом с входом валялась облупившаяся дверь.

— Ты куда? — крикнула Даша и, не дождавшись ответа, потянулась следом.

— Какой дом необычный, — задумчиво протянула Алиса и покачала на ржавой петле скособоченную ставню, — петушки на ставнях, подкова над дверью. Любопытно, кто здесь жил?

Громова не разделяла ее исследовательского энтузиазма:

— Тебе оно надо? — Она сняла со щеки липкую паутину и скривилась. — Паутины, тьма! Под ноги смотри. Провалишься в какой-нибудь колодец. Я уже видела один такой обрушившийся. Не колодец, а яма бездонная. Подожди, что ты сказала? Петушки. Где петушки?

Алиса взялась за ставню и вернула её в исходное положение, продемонстрировав подруге резного петуха. Громова глядела на него секунды три, а после обернулась к ребятам, склонившихся над картой.

— Идите оба сюда, — позвала она и нехотя пошла им навстречу. — Тут петухи на ставнях. Спорим, что этот дом наш?

— Алиска нашла? — Эдик вытер влажный лоб.

— Угу.

— О чём тогда говорить? — пробормотал Данила. — Она всегда рыбные места чует.

Даша притопнула от нетерпения.

— Эдик, собирай шарманку. Дань, пошли со мной, а то Шуйская сама в развалины полезет. За приключениями. У неё это суперски выходит. Позавчера чуть в пропасть не свалилась, вчера ночью задохнулась, а сегодня нашу невезучую бревном привалит.

Эдик послушно снял с плеча чехол с прибором, достал секции штанги, катушку и занялся сборкой металлоискателя.

Когда Данила и Громова подошли к парадному входу в дом, невезучая сидела на корточках возле поверженной двери и рассматривала полустёртые кресты, начертанные сверху чем-то белым.

— Зачем рисовать на двери? — обратилась она к Даниле.

Тот присел рядом, провел пальцем по неровной поверхности. Тут и там, местами, облупилась коричневая, а следом и ярко-синяя краска. Под облетевшими слоями виднелась рыжая труха.

— Кресты на дверях рисуют для оберега от порчи, которую могут наслать злые люди.

— Темнота и суеверие, — возмутилась Громова.

— Если вы добрые люди, не бойтесь, заходите.

— Мы не просто добрые, мы ещё и светлые, — развила тему Даша, пристраивая на голову налобный фонарик и засматриваясь на небо. — Что на дворе, что в доме, — как в погребе.

Алиса тоже подняла голову и проследила за движением пепельно-сизых туч.

— Дождь будет.

Подружка кивнула и потянула за рукав завязанную на поясе ветровку, надела её и застегнула до самой шеи замок.

— Клада в доме нет, — обеспокоилась Алиса, придержав подружку за рукав.

Та дёрнула рукой, натягивая на пальцы перчатки, и ступила на ступеньку крыльца. Рассохшаяся доска угрожающе затрещала.

— Не надо заходить! — попросила Алиса, но в Громовой пробудился исследовательский дух, и не было никакой надежды остановить таран женского любопытства.

— Шуйская, не тормози! Появилась возможность заглянуть в чужое прошлое. Тебе, может, и нет, а мне интересно, как жили люди пятьдесят лет назад, на какой кровати спали, чем развлекались, какие книжки читали. Журналы старые могут быть, альбомы, фотографии прошлого века.

Она уже переступала порог.

— Опасно бродить по старым домам. Пол провалится или стены рухнут. — Данила разделял беспокойство Алисы.

— Срубы здесь мощные, — отмахнулась отчаянная Громова, — не рухнут. Сто лет ещё простоят. Я пол фонариком освещаю, под ноги смотрю, а уж потом…

Незаконченная фраза, сопровождаемая подозрительным скрипом, донеслась из глубины сеней.

— Пойду за ней, — нахмурился Данила и тоже вытащил из кармана фонарик.

Он вознамерился последовать за Дашей, когда из-за кустов появился медленно идущий Громов с металлоискателем. Прибор не издавал никаких звуков, Эдик широко зевал.

— Где искать? — уныло спросил он, стягивая с головы наушники.

Алиса пожала плечами и провела рукой вдоль фасада.

— Поброди вокруг.

— В доме не может быть?

— Какие вы нетерпеливые! Подай вам клад сию минуту и на этом самом месте. — Она притопнула. — В доме бродит твоя любопытная сестра.

Любопытная сестра отозвалась, как будто бы ждала сигнала.

— Пили они «Русскую водку», закусывали консервами «Килька в томате». Возможно, это уже и не хозяева были. Ладно, читали они Тургенева «Отцы и дети», рассказы Чехова и пьесы Островского. Изучали классиков по вечерам и плакали. Книжки в подозрительных разводах.

— Кто пил по вечерам и плакал? — удивился Эдик.

— Люди, которые там жили, — пояснил Данила. — Твоя сестра заглядывает в прошлое.

Младший Громов закатил глаза и схватился за наушники.

— Тут какая-то древняя бандура и суперское зеркало! — восхитилась невидимая Даша. — В такой раме. Сейчас…

Глава тринадцатая,

в которой судьба делает последнее предупреждение

Что она хотела сказать, не узнал никто. Следом за «сейчас» раздался хруст сухого дерева и вопль. — Аа-ай!

Все одновременно бросились к крыльцу. Данила схватил Алису за плечи и оттащил к лежащей двери.

— Не вздумай! Один пойду.

Он щёлкнул фонариком и скрылся в дверном проёме.

Эдик торопливо разоблачался, пихая ей в руки наушники и подлокотник металлоискателя.

— Стой на месте! — приказал он, одним прыжком преодолевая крыльцо.

Растерянная Алиса кинулась за ним и, только перелетев через штангу «Аськи» и уткнувшись носом в пыльную ступеньку, сообразила, что можно и другим способом узнать, что произошло с подругой.

Сжимая штангу в руках, она оббежала дом по периметру и заметалась между тремя окошками заднего фасада.

— Вы где?! — растерянно прокричала она, подпрыгивая на месте. — Где?!

— Тут я, — буднично сообщила Громова.

От неожиданности Алиса выронила металлоискатель, отшвырнула в сторону наушники и полезла штурмовать окно, из которого доносился голос подруги. Два раза нога соскальзывала с бревен, но ей всё же удалось вцепиться в наличник и подтянуться. К счастью, большая часть рамы здесь отсутствовала, а вместе с этим и опасность порезаться битым стеклом.

Спустя какую-то минуту Шуйская обозревала комнату. Масштабы разрухи впечатляли. Первое, что она увидела, была обрушенная потемневшая балка, под которой покоился выщербленный коричневый стол, рядом лежала перекосившаяся лавка, поломанные стулья и стопки старых газет. В углу прижался запыленный и громоздкий радиоприемник в когда-то полированном корпусе. На стене висел порванный гобелен с оленями, а чуть выше два выцветших портрета в самодельных рамках. Как-то особняком держалось то самое необыкновенное зеркало, к которому направлялась любознательная подруга, но не дошла.

Посредине комнаты образовался провал, ярко демонстрирующий, что под досками пола имелся погреб. Сейчас в яме подполья, среди деревянных обломков и трухлявого мусора, лежала перемазанная диггерша. Чуть подальше, с двух сторон от пролома, сидели на корточках Эдик и Данила. Лучи фонариков скакали по пострадавшей, в деталях высвечивая картину бедствия.

— Жива? — поинтересовался Данила.

— Да, — ответила Даша. — Кажется.

— Кажется ей! — разозлился Эдик. — Вечно лезешь, куда не просят!

Все начали говорить одновременно.

— Встать можешь? — Данила не поддавался эмоциям и был более конструктивен.

— Как ты? — беспокоилась Алиса.

— У Достоевского роман есть. «Идиотка», — разорялся Эдик. — Про тебя. У хозяев не стоял на полке?

Громова отшвырнула обломок доски с ржавым гвоздём, смахнула с волос серую паутину и попробовала приподняться. Неуверенно встала на карачки, а спустя полминуты выпрямилась во весь рост.