Посредник - Хэнк Дженсон

пришлось разговаривать с шефом.

— Как Шейла нашла Джин Браун? — спросил я.

— Очень просто, — ответил шеф. — Она пошла к фальшивой Браун. Пока они разговаривали, позвонила настоящая Браун. Фальшивая болтала по телефону и сумела выудить у настоящей ее адрес. А потом она за сотню с удовольствием продала адрес Шейле. Та взяла фотографа и поехала в гостиницу. Вот и все.

— А давно продают этот номер на улицах?

— Наверное, уже с час. А ты что беспокоишься?

— Есть причины.

— Я так и понял. Берегись Шейлу, когда встретишь. Она считает, что ты от нее что-то скрывал. Настоящая Браун намекала, что это ты спрятал ее в эту гостиницу.

— Если бы я беспокоился из-за Шейлы, — сказал я, — то был бы счастливым человеком.

12

Джин не сумела понять, что Гертруда Дейн была ненадежным другом. Позвонив ей, Джин обрушила на себя прессу.

Я сел в машину и поехал в гостиницу к Джин.

Внизу дежурил тот же клерк, который видел меня с Джейн, когда я привез ее. Я направился к лестнице, чтобы подняться в номер, но дежурный остановил меня.

— Ее там нет.

Я удивленно посмотрел на него.

— Она что, ушла?

— Совершенно верно.

— А давно?

— С полчаса примерно.

— А куда она пошла?

— Я не спрашивал.

Мне показалось, что клерк что-то не договаривает. Есть два способа заставить говорить таких людей: можно их напугать или купить. Этот малый выглядел так, что я засомневался в обоих способах. Склонившись к конторке, я спросил:

— Что ты скажешь насчет двадцати долларов?

— Мне надо кого-то убить?

— Нет. Скажи то, что ты знаешь. Я не из болтливых. Все, что ты скажешь, будет забыто через пять минут. К тому же, я рассеянный и могу вместо двадцати дать тридцать.

Дежурный облизнулся.

— Тридцать, — проговорил он, как будто уже воображал, как он потратит эти деньги.

— Тридцать, — подтвердил я.

Он смотрел мне в глаза целую минуту.

— Ты сам напросился. Я не хотел тебе говорить. Я видел, как ты привел эту даму, и тебе не очень-то понравится, если ты узнаешь, что она ушла с другими парнями.

У меня перехватило дыхание.

— Их было двое? — выдавил я.

— Да. Похоже, она их хорошо знала. Они держали её под руки.

— Что еще? — спросил я.

— Все.

У меня засосало под ложечкой, и лоб покрылся испариной.

— Я не хотел говорить, — сказал дежурный. — Я не знал, что ты так расстроишься из-за этого.

Парень ушел и вскоре вернулся с бокалом и бутылкой. Он налил мне приличную порцию, и я на одном дыхании осушил ее.

— Полегчало? — спросил дежурный.

— Да.

Я достал бумажник и положил на стойку два двадцатидолларовых банкнота. Парень удивленно смотрел на меня и на деньги.

— Рассчитаешься за спиртное, остальное оставишь себе, — сказал я и вышел на улицу.

13

Я чертовски беспокоился за Джин, потому что почти был уверен, что к ее исчезновению причастен Андерсон. Иногда у людей бывает такое предчувствие. Почти уверенность.

Лэнгдейл стоял у стойки бара с двумя другими мужчинами, но он видел, как я прошел и сел за свободный столик в углу. Немного погодя Лэнгдейл подсел ко мне.

— Десять тридцать, — напомнил он. — Осталось полтора часа.

— Я был у Майера, — проговорил я тихо. — Он мне передал деньги.

У Лэнгдейла в здоровом глазу засверкал жадный огонек.

— Давай их.

— Не спеши. Я устал. Мне надо выпить.

Он нетерпеливо помахал бармену, чтобы тот принес нам выпить.

— Ты получил все деньги? — спросил он озабоченно. — Мне нужно двадцать кусков или ничего.

Я не спеша выпил, потом бросил взгляд на вечерний выпуск «Чикаго Кроникл», торчавший из кармана пиджака Лэнгдейла.

— Ты уже видел вечерний номер? — спросил я сухо.

— Да. Дочка у Майера неплохо устроилась.

— А как ты собираешься навести Андерсона на Майера?

— Я уже говорил, — ответил он подозрительно. — Дам объявление в газету.

Он врал, я был в этом уверен.

— Мне нужно увидеть Андерсона, — сказал я тихо. — Как это можно сделать?

Он развел руками.

— Все хотят. В Чикаго нет ни одного фараона, который бы не хотел встретиться с Андерсоном.

— Мне казалось, ты можешь помочь.

— Меня интересуют только монеты. Давай их.

Я удивленно посмотрел на него.

— Ты что, спятил? Я не могу передавать здесь такие деньги. Надо все сосчитать. Мы поедем и найдем укромный уголок.

И снова в здоровом глазу Лэнгдейла мелькнуло подозрение.

— У тебя деньги точно с собой?

Я похлопал себя по нагрудному карману.

— А что у меня здесь, по-твоему?

Он еще некоторое время колебался. Потом посмотрел на двух мужчин у стойки. Те внимательно следили за нами.

— Ладно. Пошли, — сказал он.

Мы сели в мою машину. Я проехал несколько кварталов, свернул на одну боковую улицу, потом на другую, заехал на тротуар и въехал в какую-то темную аллею.

— Это место подойдет, — сказал я мрачно и остановил машину, выключил двигатель и вышел. Лэнгдейл вышел вслед за мной. Внешне я был совершенно спокоен, хотя внутри у меня все кипело от злости. Я не собирался деликатничать с этим шантажистом, мне было необходимо спасать Джин. Она была в руках Андерсона, а этот человек мог сделать все, что угодно.

— Может, нам лучше… — начал Лэнгдейл, но я схватил его за плечо, развернул и нанес удар в переносицу. Он отшатнулся, споткнулся о какой-то камень и рухнул на землю.

В свете подфарников было видно, как на лице Лэнгдейла, который с трудом уселся, отразилось удивление и боль.

— Встать, — сказал я.

— Ты с ума сошел, Дженсон? — простонал он.

— Встать!

Он с трудом поднялся. Я снова ударил его в лицо.

— Что ты делаешь, Дженсон? — бормотал он, морщась от боли и вытирая текущую из носа кровь. Он был испуган и не понимал, почему его бьют. — Перестань, Дженсон. Мне больно.

— Ты знаешь, где Андерсон. Ты собирался навести его на Майера.

— Не бей меня, — простонал Лэнгдейл. — Не бей меня.

— У него сейчас Джин. Ты продал ее Андерсону. Ты увидел ее снимки в газете и навел его. Ты должен знать, где Андерсон.

Мысль о том, что он продал Джин, привела меня в ярость, и я пнул Лэнгдейла.

— Где Андерсон? Мне нужно его найти.

— Ты что-то мне сломал, — плакал он. — Я слышал хруст.

Но я уже очумел. Его стоны только еще сильнее бесили меня. Я приподнял его и снова ударил.

— Где Андерсон? — требовал я.

— Перестань. Ты меня убиваешь.

— Андерсон!

— Ради Бога, не бей. Отпусти меня. Я не знаю.

Я склонился над ним.

— Слушай меня. Ты