Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов

бесконечные открытия музейных выставок, «Тотальные диктанты», кинопремьеры. Все это заедалось дрянью типа попкорна, вафель с трехэтажным мороженым, молочными коктейлями из будок на жаре… На завтрак детям — блинчики с голубикой… Школа не государственная.

— Частная. Ваша невестка была хорошей матерью.

— Ну, не знаю! Мы с мужем, — она кивнула в сторону пожилого мужчины, который поливал огурцы в теплице, — так не думали.

— А сколько стоит такая оранжерея?

Анна Федоровна махнула рукой, подливая чай гостю:

— Оранжерея! Скажете тоже! Сразу видно: огород не держите. Вот и не разбираетесь.

— Почему же? Эта теплица из монолитного поликарбоната. С автоматикой для поддержания температуры и влажности. Проветривания. Полива. Освещения. Стоимость такого великолепия посчитать пробовали? Или вам легче не знать, сколько невестке пришлось вложить в это строение и вкалывать, чтобы вы могли, — сыщик взял в руки чашку, — заваривать лекарственные травы и угощать печеньем с лавандой гостей?

— Хватит! — Анна Федоровна устала скрывать раздражение на невестку. — Это, — она указала глазами на теплицу, — благодетельство стоило нашей семье психического здоровья внуков! Где это видано, чтобы многодетная мать оставалась один на один с психопатами, слушала про то, как они мечтают об интимной связи с матерью? Юлия, — Чешева отчеканила каждое слово стиснутыми зубами, — зарабатывала на хлеб консультациями отребья и роликами о женском оргазме и пользе орального секса для супружеских отношений.

— По‐вашему, она причиняла этим вред кому‐то?

— По нашему с мужем скромному мнению, такие вещи — дело двоих. И растущий в семье пожилых родителей сын — а Ленечка у нас поздний — должен знать, что все телесное в жизни вторично, а гармония с природой, вся эта красота, — она гордо обвела взглядом огород, — созидающая сила и мощь земли…

— Сделали вашего Леню забывшим об алиментах серфингистом где‐то в Мексике? — подсказал Гуров. — Отцом, который не расстался с доской, даже когда убили мать его детей?

— А должен был приехать и подвергнуть себя опасности?

— Какой?

— А вдруг кто‐то из Юлиных психов решил извести всю ее семью?!

— Тогда тем более нужно приехать и защитить дочку и сыновей, — спокойно сказал Гуров.

— Когда все уляжется, они смогут уехать в тропический рай, где их любящий отец живет по велению сердца!

— Точнее, сердец. Сердец пожилых похотливых женщин, которые его сексуально привлекают и оплачивают его услуги жиголо. — Пожалуй, Гурову не следовало этого говорить. Вот только собеседница его оказалась совершенно непрошибаемой. К тому же полковник глубоко и искренне не любил подобного рода потребительское отношение в людях.

— Это она такое писала!

— В дневниках, которые вы спрятали, порывшись после смерти Юлии на чердаке?

— Моем чердаке! И я не рылась, а убралась.

— А куда убрали ее записи и кассеты?

Она отвернулась, сухо ответив:

— Кассеты мы выкинули. Мусор в тот день увезли. А бумаги сожгли.

— Бросьте, Анна Федоровна! — мягко сказал Гуров. — Вы ничего не выкидываете, если этому можно найти применение. Вы даже на дачном балконе умудрились вырастить салат, — он показал на ящик для растений, — из корешков от магазинного.

Она поджала губы.

— Для чего вы оставили бумаги Юлии? Хотели топить ими баню? Или шантажировать тех, кого она консультировала?

Она посмотрела на него в упор:

— Вы же сами сказали: нужно отправить внуков к отцу!

— Я сказал, что ему нужно приехать в Москву. И не старайтесь притворяться, что вас волнует судьба Юлиных детей. Вы просто хотите, чтобы они уехали за океан, а вы продолжали наслаждаться своей дачной идиллией. Вы ведь, — твердо сказал Гуров, — и сына не любите?

— Ну, знаете!.. — Анна Федоровна обиженно отодвинула от Гурова нетронутую тарелку с овощами и хлебом. — Как вы смеете?! Я ничего не брала. И сына боготворю.

— Что ж. Мне придется вызвать его в Москву и рассказать, что вы присвоили записи его супруги. Заодно разобраться, все ли у него в порядке с мексиканской визой… Возможно, вернуться на свой курорт он не скоро сможет. Хотя теперь, когда Юлии нет, его денежные переводы пригодились бы.

— Ладно! — Анна Федоровна пружинисто поднялась с кресла, подошла к серванту и открыла дверцы нижнего шкафа. Он был заставлен обувными коробками. — Вот.

Гуров открыл одну из них и увидел стопки старых тетрадей, исписанных красивым почерком.

— Забирайте. Может, и к лучшему. Не придется эту мерзость хранить.

— А если в этой мерзости — сведения, которые помогут найти убийцу матери ваших внуков?

— Они узнают, какой опасности подвергала себя их мать за возможность копаться в чужом грязном белье, — холодно произнесла Чешева.

— А у меня сложилось впечатление, что вы совершили кражу ради возможности о чужих грязных тайнах прочесть.

* * *

Видеозвонок с Леонидом Чешевым удивил Гурова. На экране айфона возник моложавый загорелый мужчина с близко посаженными карими глазами, широким носом и тяжелой нижней челюстью. Его выгоревшие волосы до плеч были влажными. Вместо городской одежды на нем был ярко‐синий гидрокостюм.

— Как она умерла? — спросил он с ходу.

Гуров коротко описал ему обстоятельства смерти жены.

— Ясно… — От сыщика не укрылись сомнения серфера. Тот, очевидно, не решался рассказать, что ему известно о трагической кончине Юлии.

— Знаете, Леонид, знания свидетелей, как деньги в банке, обесцениваются с каждым днем. И пока вы думаете, стоит ли быть откровенным со мной, где‐то смакует воспоминания о предсмертных криках вашей жены мучитель Юлии.

Чешев нервно сглотнул:

— Я любил жену, но очень мало мог дать ей. С каждым ребенком становилось яснее, что семейная жизнь не для меня.

«Еще бы», — вспомнив его мать, подумал Гуров.

— Когда и дочь этого не изменила, — продолжал Чешев, — Юля поступила мудро. Сдалась. И стала смотреть на меня как на еще одного своего ребенка. Который ловит волну в широком смысле и ищет себя в этом огромном мире. Она взвалила на себя детей, начала заботиться о моих родителях, купила квартиру, где были только гостиная, детские спальни и кабинет. Ей не нужно было, чтобы я принимал участие в их жизни, строил карьеру…

— Карьеру?

— Я юрист. Специализируюсь на защите интеллектуальной собственности. Поэтому мне легко вести свой блог.

— Помогали Юлии?

— Только вначале. Мы так познакомились. Хотя недавно, — он задумчиво отхлебнул смузи со свеклой и сельдереем, — она намекнула, что скоро сделает такой популярный проект, что нужно сразу подумать, как его защитить.

— В чем идея?

— Юля хотела показать распад личности. Уверяла, что это даст большие возможности для масштабирования: телешоу, книга, мерч. Главное — не отдать права ушлым продюсерам.

— Она вела переговоры с какими‐то издательствами, каналами?

— Нет. Но хотела навести мосты с «НТВ».

— Почему именно там?

— Говорила, — Чешев пожал плечами, — там дорогущий криминальный контент.

— Разве криминал — ее тема?

— Ну‐у-у… — Серфингист почесал подбородок. — Нет.

— Ваша