Испытательный полигон - Майкл Коннелли

ни денег, ни взятки. Всё это выдумка.

Я отмахнулся и от его слов, и от всего этого спора. Я знал, что это ни к чему не приведёт. Пора было двигаться дальше. Я сделал всё, что мог, чтобы показать, на что способна защита и её клиент.

Судья тоже понимала, что пора сворачивать сцену.

— Господа, вы свободны, — сказала она. — Встретимся в понедельник в девять утра, когда я оглашу своё решение. Всего доброго.

— Спасибо, Ваша честь, — сказал я.

Мейсоны ответили тем же. Когда мы вышли из кабинета в коридор, ведущий обратно в зал, мы молчали. Это было даже более неловко, чем наши пикировки по пути к судье.

Клерк судьи прошёл мимо нас в противоположном направлении — очевидно, его вызвали к Рулин. Когда мы вошли в зал суда, он был пуст, если не считать Циско, сидевшего в первом ряду галереи. Мейсоны прошли через барьер и прошли мимо него, не удостоив взглядом. Я остановился.

— Ну и что? — спросил Циско.

Я подождал, пока дверь за Мейсонами закроется.

— Судья передаст дело маршалам, — сказал я. — Они захотят поговорить с тобой.

— Без сомнений, — сказал Циско.

— Ты уверен, что сказал правду о том, что отправителя невозможно отследить?

— Они смогут определить, через какие соты шли сообщения, — сказал он. — И всё. Зачем, Мик?

— Просто спрашиваю.

— Эй, Мик…

— Что?

— Я знаю, что ты сделал с Бамбой на севере. Догадался. Но это… Судья могла посадить меня.

— Ты спрашиваешь, послал ли я тебя туда?

— Нет. Не отвечай. Я не хочу знать. Так лучше.

— Откуда мне вообще знать, где живёт этот присяжный? — сказал я. — Это они, Циско. Если не Мейсоны, то «Тайдалвейв» и Виктор Вендт. Вендт вчера пытался меня купить. Он в отчаянии. И история с присяжной пропитана этим отчаянием. Думаю, они знают, что Уиттакер разрушит их дело, и сейчас делают всё, чтобы остановить процесс — или за счёт мирового соглашения, или через отмену разбирательства.

Циско кивнул, принимая логику.

— Ты прав. Неважно, что я там сказал, — проговорил он.

— Хорошо. Тогда езжай домой.

— А как насчёт присяжной? Она в деле или нет?

— Узнаем в понедельник. Но я думаю, судья её оставит. Похоже, сейчас она не горит желанием делать подарки братьям Мейсонам.

— Ладно.

Я кивнул, и Циско поднялся.

— Посмотрим, что будет в понедельник, — сказал я. — Хороших выходных. Звони, если что‑то случится.

— Да, Мик. И тебе.

Циско направился к двери. Уже у выхода он обернулся и увидел, что я всё ещё стою у барьера, отделяющего галерею от столов адвокатов и места судьи.

— Ты идёшь? — спросил он.

— Иди, — сказал я. — Я здесь немного постою.

— Хороших выходных.

— Ага.

Когда Циско ушёл, я вернулся через барьер и остановился перед пустой скамьёй присяжных. Здесь мне предстояло выдать финальную речь по делу.

Я стоял лицом к двум рядам кожаных кресел. Было время, когда я считал эту зону священной. Но теперь, казалось, не осталось ничего священного. Ни верховенства закона. Ни тех, кто им пользуется.

Глава 44.

Машина Мэгги стояла в гараже, когда я подъехал. В гостиной её не было. Проходя мимо кухни, я заметил на стойке открытую бутылку красного вина. Нашёл её на задней веранде.

Здесь было немногое: стол и стулья, гриль «Вебер» и джакузи, которым мы никогда не пользовались. Никакого вида на город — только живая изгородь и кусок соседского дома выше по склону.

— Мэгги, что ты тут делаешь? — спросил я.

— Ничего, — ответила она. — Просто пью вино.

— Хочешь выйти вперёд и посмотреть закат?

— Нет. Мне тут нормально.

Я начал развязывать галстук.

— Я переоденусь и вернусь.

— Не нужно. Можешь идти смотреть закат.

— Что‑то не так?

— Ты должен был мне сказать.

— О встрече с Адебайо? Зачем? Я же не могу каждый раз приходить к окружному прокурору, как только у меня появляется дело. Это было бы плохо и для меня, и для тебя.

— Это дело ты должен был принести мне. Тогда бы избежал позора. И меня заодно не подставил бы.

— О каком позоре ты говоришь?

— Дела нет, Микки. Ты пытаешься искупить вину за дело, которое, как ты считаешь, должен был выиграть двадцать лет назад.

— Ты отказываешься?

— Да, мы отказываемся. В понедельник ты получишь официальный ответ от Адебайо. Всего этого можно было избежать, если бы ты сначала показал дело мне.

Я выдвинул стул и сел. У меня в голове уже прокручивалось, как я скажу об этом Дэвиду и Кассандре Сноу. Я мысленно вернулся к петиции, над которой работал весь день. Я был уверен, что все элементы «Хабеас корпус» у меня есть. Новые доказательства, недоступные на момент приговора. Медицинские заключения. Показания врачей. Всё.

— У меня всё было, — сказал я. — Почему отказали? Я не хочу ждать до понедельника. Просто скажи.

— У нас не было выбора, — сказала Мэгги. — Достаточно заглянуть на сайт Национальных институтов здравоохранения и увидеть: несовершенный остеогенез описан сто пятьдесят лет назад. Микки, ты правильно указал на её болезнь, но ты должен был знать о ней тогда. Это не новое доказательство.

— Нет. Тогда диагноза не было. Её матери не было рядом, чтобы дать анамнез. А специфический генетический тест на её тип несовершенного остеогенеза тогда не существовал. Это новые доказательства. Если я плохо сформулировал, я перепишу ходатайство. Как тебе будет нужно.

— Микки, остановись. Этого не будет.

Я провёл рукой по волосам.

— Ты всегда можешь пойти в федеральный суд, — сказала Мэгги.

— Он умрёт раньше, чем там проведут первое слушание, — сказал я. — Поэтому я и пришёл к вам. Он умирает, и его дочь хочет его освободить.

— Но ты пришёл не ко мне. Ты обошёл меня.

— Господи, да нет. Я шёл по установленным каналам. Обращаться к тебе напрямую было бы неправильно. В этом дело? Я понял, что ты злишься, ещё до того, как ты прочитала петицию. Моего клиента наказывают за то, что ты считаешь, будто я поступил с тобой нечестно.

— Дело не в этом, и ты это знаешь. Это решение по закону. Слушай, тогда