Испытательный полигон - Майкл Коннелли

чего хочет моя клиентка. Она хочет вернуть ребёнка, но вы не можете ей этого дать. Поэтому она требует публичной ответственности и извинений.

— Она стоит перед волной, — сказал он. — Ей лучше уйти с дороги, пока не поздно.

— Это угроза? — спросил я.

— Это факт, — сказал он.

— Так бы вы сказали присяжным, если бы я вызвал вас в качестве свидетеля? — спросил я.

Он не ответил. В его взгляде было то ли удивление, то ли разочарование. Затем он поднял портфель и поставил его на угол стола. Расстегнул замки, открыл и развернул ко мне.

Портфель был набит пачками стодолларовых купюр. На бумажной ленте каждой пачки стояла цифра «25 000». Два ряда по восемь пачек. Мои прикидки подсказали — четыреста тысяч. Но портфель был толстым.

— Пять слоёв, — сказал Вендт. — Два миллиона. Наличными.

— Уверен, ваши адвокаты сказали вам, что моя клиентка отказалась от суммы, в двадцать пять раз большей, чем эта, — сказал я.

— Сказали, — ответил он. — Это не для вашей клиентки. Это для вас. Убедите её взять пятьдесят.

— Значит, это взятка, — сказал я. — Вы понимаете, что у меня есть камера, которая всё это записывает?

Я кивнул в сторону угла потолка за его спиной. Вендт даже не обернулся.

— Ваши камеры не зафиксируют моего присутствия, — сказал он. — Это, между нами, мистер Холлер.

— Мне не нужны ваши деньги, — сказал я. — Я возьму их у вас только тогда, когда судья и присяжные заставят вас заплатить.

— Вы уверены? — спросил он. — Насколько я знаю, ваша бывшая жена застраховала свой дом в Альтадене на заниженную сумму. И те крохи, что ей причитаются, ещё не скоро дойдут. Вы могли бы помочь ей.

Он снова кивнул на деньги. Я молчал, сдерживая злость.

— Вы прилетели сюда на своём «Джи‑5», чтобы попытаться купить меня? — наконец спросил я.

Он промолчал.

— Жаль потраченного топлива, — сказал я. — Но мне нужно вернуться к работе. Забирайте деньги, юристов и охрану и убирайтесь отсюда к чёрту.

Я видел, как его ровное загорелое лицо заливается тёплым румянцем. Он был зол и унижен. С ним такое случалось редко.

Он захлопнул портфель и поднялся. Дошёл до двери, обернулся.

— Я никогда ей не заплачу, — сказал он. — Даже если мы проиграем, я загоню это дело в апелляции на годы. Она не получит ни цента. И вы — тоже. Я оставлю вас ни с чем, мистер Холлер.

Я почему‑то кивнул.

— Посмотрим, — сказал я.

Он вышел, оставив дверь открытой. Я остался один. Мой ответ показался мне слабым. «Посмотрим». Жалко. Но злость на самого себя быстро сменилась злостью на него. Он вломился в мой кабинет с чемоданом денег, уверенный, что всё можно купить. В тот момент я пообещал себе: именно Вендт останется ни с чем.

По цоканью его каблуков по бетонному полу я слышал, что он идёт быстро, а свита спешит следом. Я услышал, как Митчелл спрашивает, как всё прошло. Ответа он не получил.

Через минуту в кабинет вбежала Лорна.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — сказал я. — Он предложил мне два миллиона наличными, чтобы я уговорил Бренду принять сделку.

— И ты ему что сказал? — спросила она.

— Примерно то, что надо, — сказал я. — Перезапусти камеры.

— Что с камерами? — спросила она.

— Похоже, он вырубил их, ещё не войдя внутрь, — сказал я.

— Чёрт, — сказала Лорна. — Они и это умеют?

— Похоже, умеют всё… — сказал я. — Кроме одного. Остановить меня и это дело.

Глава 42.

В десять утра в пятницу меня провели к Али Адебайо в офис окружного прокурора. Его должность значилась как «начальник отдела по обеспечению добросовестности обвинительных приговоров». На деле он был единственным прокурором, назначенным в этот отдел.

Вскоре после вступления в должность окружной прокурор Макферсон узнала, что у неё нет людей, чтобы по-настоящему создать отдел, который она обещала. Она распорядилась повесить табличку «Отдел по обеспечению добросовестности обвинительных приговоров» и поручила работу Адебайо. Так должно было продолжаться, пока при следующем бюджете не урежут всё настолько, что денег на штат всё равно не хватит.

Адебайо был опытным обвинителем. Я знал его ещё по работе в уголовном отделе. Войдя в кабинет, я понял, что он не один. Его начальница — моя бывшая жена и нынешняя соседка по дому — была там вместе с ним.

— Почему ты не сказал мне, что принесёшь это сегодня? — спросила она.

— Потому что ты окружной прокурор, — ответил я. — И я решил, что правильнее действовать по официальным каналам. Я не хотел, чтобы тебя или это дело что‑то задевало.

Я потянулся через стол, чтобы пожать руку Адебайо.

— Али, — сказал я. — Давненько.

— Да, вижу, ты теперь у федералов, — ответил Адебайо. — Сражаешься с техническими мельницами.

— Что‑то в этом роде. Но у нас перерыв до понедельника, а это дело требует времени.

— Тогда давай посмотрим дело.

Я посмотрел на Мэгги. Она кивнула. Она остаётся.

— Я принёс только один экземпляр, — начал я. — Здесь ходатайство, медицинские заключения и выводы двух разных врачей. Оба осматривали жертву и изучали её историю болезни.

Я передал через стол папку. Адебайо взял её и открыл. Он пролистал ходатайство, а Мэгги забрала дополнительные выписки и рентгеновские снимки. Телефон у меня в кармане завибрировал. Я достал его и взглянул на экран. Узнал номер клерка судьи Рулин. Перевёл звонок на голосовую почту.

— Это что? — спросила Мэгги. — Эти врачи сделали заключения на основе ксерокопий двадцатилетней давности?

— Оба сказали, что переломы на костях видны отчётливо, — ответил я.

— Где оригиналы?

— Похоже, их больше нет. Это копии из архива суда. После процесса суд разрешил адвокату по апелляции забрать оригиналы.

— Кто это был?

— Джоэл Файрстоун. Ты его знала? Он умер лет десять назад. Потом кто‑то очистил его кабинет и избавился от файлов по делам, по которым ничего не происходило. Апелляции закончились.

Мэгги, кивнув, вновь погрузилась в бумаги, начав изучать медицинское заключение. Она держалась с подчеркнутой профессиональностью, словно я был очередным адвокатом, защищающим клиента. Я