Критическая метаморфоза - Максим Похил

трактует его отношение к ней и остановился. Боясь, что в итоге может таким образом обидеть друга.

— Что почему? — молчит, — Ну говори?

— Та ничего забей, понял, что фигню скажу.

— Точно ничего? — заинтересовано Ми́лан.

— Точно, — с увереностью.

— Ладно. Тогда возвращаемся обратно, — второй напрягся, — Жек! Даже Дэрик не высидел бы тут, со мной. А поверь мне, вот это, — и показал рукою на лужу крови, — Ещё лёгкие дни. В основном бывает уже.

— Кххм… — вдохнул, — Окей. Ты прав. Есть кое-что. Вообще-то я планировал это рассказать только через несколько недель и при всех.

Ми́лан внушительно напрягся и рявкнул: — Да говори уже, — потом развернулся к нему, сам не понимая, чего ждать.

— Дело в том, что через две недели, маме будут проводить операцию, решающую, — неуверенно и бегая глазами, продолжал он, — И было принято решение… Мною… Мама ещё не в курсе. Я хочу после этого всего — переехать… — Ми́лан молчал, а он нервно сплюнул и продолжил, — Я послушал слова доктора, сам подумал и пришёл к выводу, что ей будет лучше, если мы сменим для неё обстановку.

— Я тебя понял… — хрипло и удручающе пробурчал Ми́лан, — Я в принципе, на твоём месте, наверное, поступил бы также.

Эти слова Женю чрезвычайно порадовали. Наконец-то он "сбросил" со своих плеч эту непосильную ношу. И дальше уже стало легче: — Спасибо тебе за поддержку. Только остальным, не говори пока. Я сам, как соберёмся, всё выдам.

— Договорились. Куда, в Дъевресс собрались?

— Пока не знаю. Возможно. У нас там несколько знакомых. Они нам раньше предлагали помочь с переездом, думаю сейчас не откажут. Точнее надеюсь.

— Хэмм… Это всё хорошо… Но, извини меня за мою чистоту и цинизм, хотя я думаю ты это по-другому расценишь…

— Ты о чём?

— Я о том… — и специально увёл взгляд на пол, — Что я представляю какого уровня сложности операции делают в твоём случае, на такой стадии болезни, и какие там риски. А ты, как я вижу, почему-то не рассматриваешь вариант альтернативных событий, — Евген, поняв на что Ми́лан намекает и со всей силы, рефлекторно, вжался в пол, чтобы ненароком не пустить слезу.

Ми́лан же заткнулся, вполне всерьёз ожидая, при этом, что в любую секунду может получить по лицу, за свои предположения. Совершенно не защищаясь, ведь его дело было лишь донести, по его мнению, тяжелую правду жизни, а не спровоцировать на агрессию.

— Жес-стоко… — заикнувшись, он смог сказать лишь одно слово.

— Я понимаю, что тебе больно об этом думать. Но случись, тому, о чём я говорю, тебе будет ещё больней, если ты, не будешь морально к этому готов.

Женя откинул все лишнее мысли, начавшие возникать в голове, после слов Ми́лана, и со всех сил выдавил из себя: — Я не рассматриваю такого варианта. Всё будет так, как я запланировал.

Ми́лан вздохнул и продолжительно закивал: — Я тоже в это не верю, — слегка змешкался и продолжил, — И раз уж ты, после мной сказанного, продолжаешь слушать, — Евген не среагировал и смотрел на ночной город, — Жек… я, конечно, говорил это тебе уже… но, всё же… не смотря на все эти титанические проблемы в твоей жизни, не вооруженным взглядом видно, что ты многого добьёшся. И я хочу, чтобы ты, всегда знал об этом, — и похлопал по плечу.

— Мда, — отчаянно опустил голову Женя, — Как говорил наш преподаватель по механики: «Инженер — это человек, который сложные вещи может объяснить простым языком, а лёгкие — сложным».

Началась тишина, минуты на полторы. Ми́лан надеялся, что не обидел своего друга, а второй внезапно задал резонный вопрос: — Сколько ты собрался здесь ещё сидеть?

— Эх… Та я тоже уже подумывал заканчивать. Час прошёл, и никто сюда не вернулся, значит пора уходить. Давай тогда ещё пару минут и по домам.

Женя кивнул. С того места, где сидел, видеть он мог только главную дорогу, где ни единого человека, ни одной машины, за эти две минуты не прошмыгнуло. Также, как и ни единого свечения, будь то фонари, или лампы в окнах квартир.

Девять часов вечера. Сентябрь — начало коротких дней и долгих ночей. Преддверье холодов и время паноптикума синоптиков на тему скорого выпада осадков на ничем не защищённые улицы Фееры.

Стук в двери, господин Вуурын удивлённо поднял голову, потом перенёс взгляд на супругу, с немым вопросом. В ответ он увидел лишь непонятные разводы руками и плечами. Это означало, что никто из них гостей не ждал. Тем более так поздно и в такую холодную погоду.

Сергей Вуурын пошёл в сторону двери, предварительно надев свои тёплые тапочки. У них был двухкомнатный дом и городское отопление ещё не дали. Говорят, "сезон не начался", а греться от чего-то нужно. У семьи Димы на две комнаты был лишь один обогреватель, но если в зале было более-менее, то в прихожей продувало серьёзно. Включая, что за дверью улица без единого высокого здания вокруг, и весь ветер дул равномерно по всем сторонам.

Отец Димы всматривался в глазок, увидел потенциального гостя, но удивления с его лица так и не сошло. Он вновь развернулся к жене, которая ждала от него хоть каких-то комментариев, скривив в недоумении лицо и параллельно крутил нижний замок двери, потихоньку начав её открывать.

Дверь распахнулась на шестьдесят процентов, чтобы не выпускать лишнего тепла и на пороге у них стоял, закрыв шею, сильно выделявшегося на фоне всего другого, красным шарфом, Дэриэл.

— Дэри? Что-то произошло? — растерянно произнёс.

— Добрый вечер, — потом взглянул на мать Димы и приветственно кивнул и ей.

Мама Димы поднялась с кресла и взбудоражено закивала головой.

— Нет, ничего не случилось, — добродушно ответил, — Я просто хотел узнать… А Дима дома?

— … Дима? Эээ… — глава семьи замешкался с ответом, — А ты, что не знаешь? — говорил он, ели сдерживая эмоции, — Он…

— Я знаю… — перебил его, — И очень сожалею. Я просто хотел увидится с ним… Если можно.

Сергей Вуурын застопорился на пару секунд, подумал и дал ответ: — Та можно, конечно, он дома, — и показал в сторону супруги, чтобы та позвала его, а она с удивлением стояла и водила зрачками, то на Сергея, то на Дэри.

— Он в спальне сидит. Заходи, раздевайся, сейчас я тебе тапочки дам, у нас слегка дует со двора.

— Дело в том, — Дэриэл перебил, — Что я бы хотел, если это возможно, пригласить его на улицу. Здесь у двора, на лавочке.

Мама Димы подняла на мужа глаза, и медленно простонала: — Там ведь холодно, тем более нам скоро собираться…

Сергей мудро нахмурил брови