Мертвая цепочка - Николай Иванович Леонов

Темно-синие чернила, фиксируя сказанное, наскоро оставляли след на бумаге. Лев Иванович, не останавливаясь, записывал все, что могло являться очередной зацепкой или же, напротив, развеять виновность Истрина. Но даже здесь эмоции оперуполномоченного, всегда взывающие к уважению женского пола, достигли края, требуя высказаться.

— Я правильно понимаю, что вы решили эдаким напором проявить свои чувства к интересующей вас даме после того, как она в этот же день потеряла человека, с которым была вместе четыре года, порою подвергалась насилию, да еще и случилось так, что лицезрела смерть этого человека? — Его брови взмыли вверх, соорудив небольшую лесенку морщин на лбу.

— На трезвую голову уж понимаю… какой я баран. Да я правда… всяко пробовал уже, и так, и эдак к ней. Хотел в момент эмоционального срыва быть рядом, оказаться первым, кто протянет руку помощи.

Лев Иванович глубоко вздохнул:

— Вы бы хорошего платного психолога гражданке Эльс обеспечили, вот это был бы хороший план. Я не говорю о романтике, тут хотя б по-человечески поступок совершить.

— Нет, вы не поняли. Я же сказал уже — они ссорились часто, было такое, что и сразу с загримированным лицом приходила на работу. Понимаете, к чему я? Полаются — она ко мне, как к другу, плакалась в жилетку, но не слушала моих советов, что бежать от него надо. Я многое знал, что у них происходит в паре, да сделать ничего не мог. Любила она его… не меня. Я лишь хотел с ней быть! Прибить его хотел, это так! А кто не хотел? Вы у наших узнайте, че это за человек такой гнилой! Хотел, но не убивал я этого подонка! Не убивал…

«Санта-Барбара, право слово!»

Захлопнув папку, Гуров без промедлений поднялся и, пожелав доброго здравия, вышел из номера двести двадцать два. Все остальные детали про любителя погулять на широкую ногу должны были уже быть занесены в базу. Истрин, обхватив голову обеими руками, так и остался сидеть на потрепанном кресле, предаваясь собственным мукам и сожалениям.

Следующий на очереди значился номер двести тридцатый. В этом номере было зарегистрировано два человека — Илья Сицкий и Диана Эльс. Собственно, от упомянутого гражданина Сицкого, что числился здесь, нельзя было уже вытянуть и слова, однако Диана явно могла поведать больше информации.

В длинном узком коридоре отеля чрезмерно пахло моющими средствами, а тележка уборщицы, как наудачу, спокойно стояла подле только что освободившегося номера, в котором уже наводили порядок, прямо напротив номера Истрина. Лев Иванович без раздумий взял табличку с просьбой об уборке и заботливо повесил ее на ручку двери, откуда только что вышел.

В это же мгновение раздался звонок средства связи. На этот раз на дисплее отобразилось: Гришаня криминал.

— Лев Иванович, здравия желаю! Не отвлекаю? Я по делу…

— Да что ты, Гришань! Твои наработки — на вес золота! Вещай, что там?

— Ситуация странная, правда. — Мужчина долго мычал в трубку, дабы, видимо, четко доложить, придерживаясь сути. — В общем, я обнаглел, сослался на вас и заказал в лаборатории сверхсрочный анализ ДНК. Эпителий, что мы взяли из-под ногтей Сицкого, на сорок девять процентов схож с его собственным ДНК.

Гуров крякнул:

— И что ты хочешь этим сказать?

— Короче говоря, углубляться не буду… кожа, что оказалась под ногтями жертвы, принадлежит кому-то из его близких родственников. Родные братья-сестры, дети, один из родителей, — пояснил Гриша. И зачастил. — Здесь сложно точно указать степень родства. Понимаете, с родителями у детей как раз порядка пятидесяти процентов сходства в ДНК. У близнецов совпадение может достигать и ста процентов, а вообще у братьев-сестер — от двадцати до пятидесяти. Бабушек-дедушек, внуков-внучек, двоюродных братьев в расчет не берем — там совпадение меньше.

— Так, Гриша, я понял твою мысль. Помолчи секунду… — буркнул Гуров в трубку.

В нос опера, будто ассоциацией, мигом ударил кислый запах пота и смрад вчерашнего допроса. «Родственник, оно-то понятно. Но когда бы они успели увидеться и следом выйти на конфликт, если Роман Жорин утверждает, что Сицкий того даже билетом не угостил, а про грузного родственничка или взаимодействия с тем никто даже не упоминал?! Судя по последним данным, с ним у них состоялся лишь телефонный разговор».

— Перво-наперво дуй к Жорину, в материалах дела найдешь его адрес. Соответственно, бери образец ДНК. А дальше собирай по всей труппе. Прокати, глянем, совпадет ли с тем, что мы имеем.

Гришаня досадливо прикинул объем работы, но все же, бросив вызов самому себе, уже бодрее сказал:

— Будет сделано, товарищ полковник!

«Сорок девять процентов, значится. Выходит, «Ди» у нас дама все же с характером… но терпеть побои и уличить в измене — тоже дело времени. Кстати, что там по времени?» Гуров взглянул на часы. «Полдесятого, отлично. Пока все идет по плану», — подумал он и направился к нужному номеру.

Удача, по всей видимости, сама плыла к оперу в руки, точнее, как он понял, не к нему. Из номера буквально выпорхнула девушка среднего телосложения, не сильно высокого роста (опять же, если сравнивать с остальными актрисами театра), с темно-русыми волосами по плечи и огромной сумкой в руках. Невооруженным глазом, подкрепленным логикой, можно было предположить, что аксессуар доверху чем-то заполнен. Не заметив возникшего словно из ниоткуда высокого крепкого мужчину, девушка едва ли не врезалась в Льва Ивановича, отчего отшатнулась, при этой ойкнув.

— Здравствуйте! — серьезно кивнул Гуров.

Дамочка оказалась не из приветливых и попыталась обойти Гурова, но тот перегородил дорогу, обрывая доступ к свободе. Лев Иванович для себя отметил, что поведение и внешний вид возлюбленной ныне покойного не сильно позволяли сказать, что она горюет. Да, столь голословно утверждать было бы неправильно и нелестно, однако каких только ситуаций Гуров не повидал на своем веку за все годы службы. Зачастую — допрашиваемые погибших смотрят в одну точку и даже не слышат и не понимают, кто и что вокруг них происходит. Действительность уже иная для этих людей. В их глазах — пустота и отсутствие дальнейшего смысла существования.

Бывает и так, что приходилось допрашивать близких покойных, которые приходили на беседу под градусом или напичканные до отвала седативными. Случалось и приезжать в клинику, где уже оказывали людям психологическую помощь, — с этими почему-то всегда было труднее всего. Негативных эксцессов тоже хватало, порою и до истеричных состояний доходило, до аргументов, что спрашивать о покойном родственнике или близком, когда и суток не прошло, — кощунство. Однако такова была его работа, и с этим ничего не поделать. Но что было общего у всех, кому совсем скоро предстоит