Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Градова Ирина

— И он тебя попросил?

— Да.

— В буквальном смысле?

— Он так смотрел на меня… Я сказала, что это незаконно, но он и так знал. Тогда я предложила ему обратиться к родственникам или друзьям, и он ответил, что у него нет родных, а друзей о подобных вещах он просить никогда не решится. Он пообещал, что об этом не узнают, так как никто не станет ничего выяснять. А еще он объяснил мне, как проделать все так, чтобы не возникло вопросов. На самом деле я действовала не вполне самостоятельно. В тот раз…

— Он сам сделал первую инъекцию?

— Да. Когда Осип Ильич заснул, я испугалась. Я решила, что не стану делать вторую инъекцию, а просто уйду. Он проснется — и ничего не произошло…

— Почему ты передумала?

— Представила, какое разочарование он испытает, поняв, что все еще жив. Он был счастлив, что уходит так, как выбрал сам!

— Алсу, я не знаю, что говорили тебе другие пациенты, но точно уверен, что Суворова о смерти не просила.

Девушка опустила глаза.

— Не прямо…

— Суворова была активной женщиной, и ее болезнь не носила необратимого характера! Рано или поздно для нее нашелся бы протез, я бы его поставил, и она продолжила бы бегать в свою церковь и заниматься… чем она там занималась, понятия не имею!

— Хорошо, — подняв на Мономаха взгляд, ответила Алсу, — Суворова, единственная из всех, умерла не потому, что хотела этого, хоть и постоянно жаловалась на жизнь. Она умерла, потому что нагадила тебе без всяких на то причин!

— Что?!

— Ты был единственным, кто небезразлично отнесся к ее судьбе. Ты звонил в разные инстанции, договаривался с сестринским уходом, принял ее в свое отделение, хотя, по совести говоря, за нее нес ответственность Тактаров. Он скинул с себя старушку, свалил ее проблемы на тебя, и Муратов его поддержал. А она тебя предала!

— Алсу, что ты такое говоришь? Суворова не была мне другом, и у нее не было передо мной обязательств! Ее пугала сложившаяся ситуация, она думала, что единственный выход — достучаться до более высокого начальства, чем главный врач больницы. Суворова не поверила, что я сделаю все для ее выздоровления — и только!

— А должна была! — упрямо вздернув подбородок, возразила Алсу. — Она написала на тебя жалобу, папа мне ее показывал, вместе с анонимками и доносами Тактарова. Но дело даже не в этом. Останься она жива, тебя бы затаскали. Возможно, даже уволили бы, ведь Муратов спит и видит, как бы тебя выжить из больницы. Уверена, у него есть кандидат на твое место — такое «светило», которое вмиг разгонит все отделение! Мало того, что одним своим существованием Суворова доставляла тебе массу хлопот, так она еще и писульку в Комитет настрочила. А с ее смертью то письмо теряло всякий смысл, ведь ты успешно провел операцию, и тебя никто не смог бы ни в чем обвинить… Теперь ты понимаешь, что она должна была умереть?

Логика Алсу выглядела безупречной с учетом ее вероятного диагноза, поэтому Мономах не стал спорить, а спросил:

— А что насчет Гальперина?

— Я не имею к этому отношения. Он не вписывался в мои понятия о человеке, нуждающемся в помощи: у него была семья, деньги и влияние. И уж точно он собирался жить вечно, несмотря на болезнь!

— Девочка моя, что же ты натворила!

При звуке знакомого голоса Алсу вскочила на ноги и задрала голову: со второго этажа быстро спускался Азат Гошгарович Кайсаров.

— Папа?! — пролепетала девушка, отступая назад и упираясь в диван. — Что ты здесь…

Вместо ответа Кайсаров подошел к дочери и привлек ее к себе. Она с облегчением ребенка, который потерялся в универмаге и уже не надеялся, что его найдут, прижалась к его широкой груди. Мономах молчал. Их знакомство с отцом Алсу нельзя назвать успешным, однако сейчас он вел себя так, как и ожидал Мономах, когда приглашал его присутствовать при их с Алсу разговоре. Только родители любят детей безоговорочно, а не за их достоинства. Дети могут ошибаться, вести себя отвратительно, ненавидеть родителей — они будут прощены. Дети могут даже совершить преступление, но для родителей они все равно останутся детьми. Возможно, потому, что они помнят их маленькими, неиспорченными существами и винят себя в том, что допустили ошибку в воспитании? Хотя в случае Алсу это, пожалуй, не так. Она искренне верила, что поступает правильно, а ее поступки были продиктованы сочувствием. Мономах вспомнил, что она говорила о сохранении достоинства. Нет ничего страшнее, чем оказаться беспомощным, полностью зависящим от других. И даже если другие не считают тебя обузой, омрачающей их существование, этот факт ничего не меняет. И все же не Алсу и не кому-то другому решать судьбу таких людей. Мономах не слишком хорошо разбирался в психиатрии, но подозревал, что ей поставят диагноз: ситуация слишком очевидна, чтобы возникли сомнения.

— Что со мной будет, папа? — спросила Алсу, поднимая глаза на отца. Кайсаров едва не задохнулся от нежности: эти глаза всегда, с первых дней, смотрели на него так — с любовью и предвкушением чего-то замечательного. Он восхищался ею, когда она приносила хорошие оценки или выучивала новый стишок. Он вытирал ей слезы, когда она расстраивалась или обижалась. Ему, а не матери, она рассказывала свои маленькие секреты и знала, что может доверить отцу любую проблему, и он обязательно все уладит. Но самый большой секрет своей дочери Кайсаров узнал только сегодня. И, к сожалению, тут одним носовым платочком не обойдешься!

— Все будет хорошо, — ласково гладя ее по волосам, ответил он успокаивающим тоном. — Мы все решим! Иди в машину, дочка, я тебя догоню.

— Но…

— Иди!

И Алсу послушно побрела к выходу. Кайсаров повернулся к Мономаху. Казалось, он постарел лет на десять.

— Я не знаю, как вас благодарить…

— Не благодарите. Сделайте, как обещали — найдите ей хорошего специалиста.

— Даже не сомневайтесь! В качестве благодарности хочу дать вам совет, Владимир Всеволодович: присмотритесь к персоналу своего отделения.

— Вы о чем? — нахмурился Мономах.

— Неужели вы всерьез верите, что Суворова действовала самостоятельно, когда писала на вас жалобу? Бросьте, вы же взрослый человек: ей помогли! И не просто помогли, а надоумили так поступить.

— Муратов?

— Он не стал бы заниматься такой мелочью сам. В вашем отделении, среди людей, которых вы с такой тщательностью подбирали и о которых заботились, есть «крот». И этот маленький, но вредный зверек продолжит вам гадить. Помяните мое слово!

В этот момент в гостиную снова вошла Алсу, неотступно сопровождаемая Жуком. Словно почувствовав серьезность момента, пес не пытался ласкаться, а лишь вяло повиливал хвостом, переводя внимательный взгляд с одного человека на другого по очереди. Проскочив мимо Кайсарова, Алсу кинулась к Мономаху и обняла его. Он сделал то же самое, без всяких угрызений совести: переложив ответственность за девушку на отца, теперь он ощущал только облегчение и жалость.

— Ты любишь меня, ну хоть немного? — спросила она жалобно, заглядывая Мономаху в глаза.

— Люблю, — ответил он без паузы. — Конечно же, люблю!

Когда отец вывел девушку за дверь, крепко сжимая ее руку в своей, Мономах добавил чуть слышно:

— Во всяком случае, мог бы… Наверное.

Алла стояла под козырьком универмага, проклиная свою забывчивость. Похоже, лето неожиданно закончилось, разродившись холодным ливнем, который, в отличие от теплого тропического, не имел шансов скоро иссякнуть, а она оставила зонтик дома. Алла редко проявляла подобную беспечность, руководствуясь принципом: независимо от времени года в сумке каждой уважающей себя жительницы Санкт-Петербурга должен лежать зонтик, потому что погода в этом городе не подчиняется обычным законам природы. Но именно сегодня Алла решила взять на работу другую сумку и забыла переложить туда этот важный и полезный аксессуар. И именно сегодня ее поймал в ловушку такой сильный дождь, что нечего и думать короткими перебежками двигаться к автобусной остановке, прикрывая голову полиэтиленовым пакетом, — она промокнет до нитки сразу, как сделает шаг из-под навеса. Тяжелые капли падали с неба, вздувая в лужах огромные пузыри. Их количество множилось, и Алла ощущала себя Робинзоном Крузо на острове, вокруг которого бушует цунами. Стоять было, прямо скажем, не жарко, и она зябко поежилась, представив себе, что еще как минимум полчаса придется провести на открытом воздухе. Она прикрыла глаза и представила себе свою уютную квартиру с отличным видом, в которой так тепло, и светло, и…