Пойди туда — не знаю куда - Виктор Григорьевич Максимов

Черный джип «гранд-чероки» остановился впритык к синему, с тюремными решетками на окнах, «мусоровозу». Магомед, хлопнув дверцей, вышел, а вонючий конфидент Ашота Акоповича, восхищенно выпучившись, прошипел ему вслед, как проколотый баллон:

— Ну, ва-ащ-ще!..

Войдя в помещение дежурки, Борис Магомедович сунул под нос сидевшему за столом лейтенантику красную книжицу с золотым государственным орлом:

— Майор Базлаев, ФСБ. Нужно срочно позвонить в Новоцаповский райотдел милиции!

Связь с населенным пунктом, в котором иномарки «раздевали» прямо под окнами «ментовки», была установлена в считанные минуты.

— Новоцапов! — протягивая трубку, радостно сообщил воронежский лейтенант. — На проводе сержант Пантюхин, товарищ майор!

С сержантом Пантюхиным товарищ майор говорить не стал.

— Лейтенант Цыпляков на месте?.. Ну так дай мне его!.. Алло, Цыпляков? Какие-нибудь новости по нашей тачке есть?

— Так точно, товарищ майор! — радостно отчеканил новый новоцаповский начальник райотдела. — Нашли!

Сердце у Бориса Магомедовича екнуло, рука, сжимавшая липкую заплеванную трубку, вспотела:

— Нашли?! Что нашли, Цыпляков?

— Да их же — Лохова, Лопухова и Лепехина!

— Ло… Слушай, а кто это?

— Так ведь наши же, новоцаповские, которые ваш джип грабанули!

Теперь у Магомеда вспотел уже и лоб.

— Значит, говоришь, нашли?

— Так точно, с поличным, можно сказать, взяли. В сарайчике у Лопухова все и было: и подголовники, и магнитофон японский системы «Панасоник», и коврики резиновые итальянские…

— И колесы, колесы! — подсказал новоиспеченному начальнику сержант Пантюхин.

— Так точно, и резина шипованная, американская!

— А больше… а больше ничего там не было? — предательски сорвавшимся голосом спросил Борис Магомедович. — Куклы вы, лейтенант, у них не обнаружили?

— Куклы?! Так вы и про куклу знаете, товарищ майор?! — пораженно воскликнул новоцаповский сыскарь. — Точно, была кукла, только ведь мы…

— Что, что вы? — побелев от волнения, закричал Магомед, но на том конце провода что-то стукнуло, треснуло, затарахтело. Глухо забубнил Пантюхин, послышались неразборчивые чужие голоса. Трубка громко щелкнула в ухо самозваному сотруднику ФСБ.

— Минуточку, товарищ майор, — понизив голос, торопливо пробормотал лейтенант Цыпляков. — Одну минуточку, тут у нас товарищи из Москвы приехали. Тут у нас, елки, такое… ЧП у нас ночью было. Да вы ведь, конечно, в курсе…

Слышно было, как лейтенант положил трубку на стол и, тяжело топая, побежал куда-то.

Минуточка длилась невыносимо долго. Борис Магомедович, у которого с кончика носа свисала теплая щекотная капля, слышал, как там, в Новоцапове, тоскливо ныл пьяненький задержанный:

— Отпусти, сержант, слышь, будь человеком, отпусти…

— Пить меньше надо, Разыграев! — шурша бумагами, недовольно бурчал Пантюхин.

Во рту у Бориса Магомедовича было кисло, живот томительно подсасывало. «Только язвенного обострения и не хватало!» — тоскливо думал нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу Магомед.

И вот наконец хлопнула немыслимо далекая дверь, скрежетнул стул.

— Прошу прощения, служба, — сказал подошедший к аппарату лейтенант Цыпляков. Голос у него был невеселый и, прямо скажем, совершенно не начальственный.

— Досталось на орехи? — изобразил сочувствие Магомед.

В ответ послышался тягостный вздох:

— Эх, не то слово!.. Вы про куклу спрашивали, товарищ майор. Есть кукла.

— С голубыми глазами, светловолосенькая такая? — Магомед, забывшись, так громко выкрикнул эти слова, что воронежский дежурный испуганно на него покосился.

— Точно. Только ведь у нас она по другому делу проходит. Ларек они взяли у горбани — Лохов, Лопухов и Лепехин. Говорят, что кукла оттуда. Их три, говорят, было. Две успели толкнуть, третья в сарайчике осталась…

Борису Магомедовичу показалось, что у него из-под ног уходит пол.

— Минуточку-минуточку, Цыпляков! То есть как это… как это три?!

— Вот и я ему, товарищ майор: да как же три, когда их пять в ларьке-то было. Четыре в коробках, одна на витрине. И про «сникерсы» тоже врут они, как сговорились. Джебраилов, хозяин точки, говорит — восемь коробок «сникерсов» было, а они, сукины дети, утверждают — одна! Одну, вскрытую, у Лопухова и нашли. А еще сигареты «Мальборо» — четыре упаковки, тушенка китайская со стеной — десять банок, помада женская в тюбиках…

Желудочный спазм прямо-таки скрючил Бориса Магомедовича.

— Отста… отставить помаду, лейтенант, — мучительно морщась, простонал он. — Я тебя про куклу спрашиваю, кукла эта твоя как выглядит?

— Так ведь обыкновенно, — удивился лейтенант Цыпляков. — Они же все на одно лицо — голубоглазенькие, волосюшки светлые, ну туфельки там, платьица, рюшечки всякие. Американская, товарищ майор, кукла, а называется она — Горби!

Окно в дежурке было приоткрыто. Теплый, совсем уже летний ветерок вздувал казенные занавески, игриво топорщил хохолок на затылке сидевшего без фуражки воронежского лейтенанта. Волосюшки у него были светлые, почти белесые, совсем как…

Кислый комок подкатил к горлу Магомеда.

— Слышишь, Цыпляков, — с трудом сглотнув, сказал он, — кукла эта ваша вовсе не Горби, а Барби называется… Барби, а не Горби, понял или еще разок повторить?..

В Павловске, где Вовчик встал под заправку, Магомед вдруг спросил у шмыгавшего носом «отморозка»:

— Слушай, ты, цветок душистых прерий, а как к тебе «тетешник» попал?

Увы, и в этом случае предварительная версия Бориса Магомедовича подтвердилась: патологический жадюга Ашот Акопович попросту отвез на дачу с таким неимоверным трудом им, тогда еще следователем Базлаевым, добытое из сейфа вещественное доказательство. Там его — в собачьей, елы-еп, конуре — и обнаружил повсюду сующий свой трижды перебитый нос Киндер-сюрприз, стороживший с Торчком загородную недвижимость патрона. Там же, у конуры, над телом накачанного наркотиками ротвейлера и возник план наезда на Семена Ароновича Солоновича, соседа Акопяна по даче.

«Старый скупердяй, жмот! — клял Микадо бывший следователь прокуратуры. — Ведь говорил же, говорил я ему: выбрось, Ашот, пушку. Утопи, зарой, продай лицу нерусской национальности. Без орудия убийства и сам факт убийства под вопросом, тем более такого нелепого, можно сказать, несусветного…»

Человек трезвого, аналитического ума, Борис Магомедович вспомнил некоторые обстоятельства этого странного дела и невольно поежился. Обвинение практически рассыпалось не только потому, что исчез акопяновский пистолет. На другой день после преступления из морга сгинули и трупы обоих убитых: коллекционера Мфусианского, сына, между прочим, всемирно известного академика и правозащитника, и того,