Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать

— Все элементарно просто, — главврач ни на йоту не потерял самоуверенности. — Должно быть, вы сейчас мало двигаетесь, а организм не привык к сидячему образу жизни и протестует разбалансировкой.

— А вот и нет! Мой организм весьма привычен к сидячей жизни! — Я невольно усмехнулся двойственному смыслу сказанного. — Наоборот, здесь я много хожу пешком и постоянно бываю на свежем воздухе.

— Тогда переставим слагаемые, но в итоге получим ту же сумму, — не растерялся хитро-мудрый медик. — У вас изменился энергетический ритм, а тело еще не успело приспособиться к этому, не адаптировалось к смене часовых поясов к тому же. Вот и результат.

— А аритмия сердца? Что, если у меня появились зачатки ишемической болезни? — не сдавался я уже чисто по инерции.

— Не забивайте себе голову подобной чепухой, Евгений Михайлович, — снисходительно-подбадривающе похлопал меня по плечу главный врач. — Вы абсолютно здоровы. Все сердечники — очень полнокровные люди. Вам это не грозит, смею уверить.

— Сильно промахнулись, любезнейший, несмотря на тридцатилетний опыт медицинской работы! — сразу указал я собеседнику на его вопиющую профессиональную ошибку. — Полнокровным быть вовсе не обязательно. Вот, к примеру, мой сосед Рафаил Вазгенович не полнокровен, а находится накануне обширного инфаркта.

— Чушь собачья! — нахально рассмеялся главврач. — Я неоднократно осматривал вашего соседа. На нем воду возить можно — здоров, как африканский буйвол!

— Вы уверены? — Я даже удивился. — А чего он тогда нитроглицерин ест?

— Ест ваш Рафаил Вазгенович все и помногу, но только не лекарства. Никаких сомнений. Ладно, заболтались мы что-то не в меру. Одевайтесь, уважаемый, и вызовите ко мне следующего. Надеюсь, он не будет таким сверхмнительным, как вы.

Я посчитал ниже своего достоинства разжевывать нахалу в белом халате, что это совсем не я мнительный, а Рафаил Вазгенович, который, даже будучи «африканским буйволом», хавает лекарства, словно хроник какой-то. К тому же это выглядело бы с моей стороны как ябедничество и попытка оправдаться. Бог с ним, с шизанутым соседом. Каждая психика имеет право на любое, понравившееся нервам отклонение. Свобода личности дороже и порядка, и угрозы сумасшествия. У меня тоже имеются сильно странные «пунктики». Взять, к примеру, мое литературное творчество хотя бы.

Исходя из перечисленных соображений, я оперативно влез в свои шорты, накинул на плечи футболку и без лишних слов покинул кабинет, не удостоив главврача даже взглядом.

При здешней всеобщей праздной жизни я невольно стал завзятым сибаритом, я привык спать не только ночью, но и днем. Мне послеобеденный «тихий час», впрочем, нравился, так как слегка напоминал благословенное детство в лагере. Пионерском, я имею в виду, ясно.

Но сегодня заснуть почему-то никак не получалось — ворочался с боку на бок под простыней, как непоседливый покойник в морге. Пришедшее на ум данное неуместное сравнение отбило сон окончательно и бесповоротно. Все-таки богатое творческое воображение имеет, в натуре, и свои крупные минусы. Негативно-непредсказуемые последствия то бишь.

Сбросив с себя злосчастную простыню, я спрыгнул с кровати и прошлепал к холодильнику. Нахальство какое! Все пиво уже закончилось, хотя я только вчера покупал целую коробку баночного. Вечный закон подлости — беда одна не ходит. Мало того, что сна в наличии нет, так, оказывается, еще и пива!

Можно, конечно, у Романа Борисовича разжиться грузинским винцом — у него постоянно приличный запасец имеется, как мне было хорошо известно. Правда, сосед в настоящее время скорее всего отсутствует, без устали рыская по Одессе в поисках оригинальных сувениров для многочисленных родственников. Впрочем, на крайняк могу воспользоваться его холодильником и без разрешения. Как мужик мужика, он должен меня понять, да и не на халяву я позаимствую бутылку-другую, а чисто взаимообразно. Вечерком верну с благодарностью и процентами. Благополучно успокоив свою нежно-сверхчувствительную интеллигентскую совесть, я с легким сердцем отправился в набег на алкогольные запасы земляка.

Пройдя по лоджии до номера соседа, глянул через стеклянную дверь внутрь помещения. Ха, вот ведь умора! По ходу, Роман Борисович тоже не остался равнодушен к богу Бахусу, изрядно приложившись к его источнику. Это ж сколько надо винишка вылакать, чтобы заснуть прямо в кресле перед столом.

Отворив дверь я вошел в комнату. Решив Романа Борисовича по пустякам не тревожить, будить его не стал.

Уже взявшись за ручку холодильника, я вдруг обратил внимание на два подозрительных момента: во-первых, в помещении было необычайно тихо, а во-вторых, на столе перед спящим не стояло ни одной бутылки. Только графин с водой.

Оставив холодильник в покое, я вернулся к столу и склонился над земляком. Мои худшие опасения тут же подтвердились — пульс на шейной артерии Романа Борисовича не прощупывался. Приподняв его теплое еще веко, я окончательно убедился, что он мертв. Смерть меняет — скрючившаяся в кресле фигура вроде как даже похудела. Валявшийся на полу разбитый стакан и еле уловимый запах горького миндаля из распахнутого рта соседа мне все объяснили. Роман Борисович отравился — или был отравлен — цианитом.

По всей видимости, кто-то из двух находился в этот момент рядом — либо мой ангел-хранитель, либо дружище воровской фарт, так как я совершенно непроизвольно заглянул под стол.

На желтом ковре у деревянной ножки стола лежала стеклянная трубочка с полиэтиленовой пробкой. Подняв и осмотрев находку, я почти без риска мог поклясться, что это та самая пробирка, что находилась в кармане пиджака Рафаила Вазгеновича. Стекляшка из-под валидола имела внутри тот же легкий налет какого-то бело-серебристого порошка. Осторожно вынув пробку, я принюхался к невинному с виду пузырьку и сразу уловил характерный запах горького миндаля.

Ладно, здесь больше делать нечего. Пора рвать когти, пока жизнь не преподнесла какого-нибудь нового подлого сюрприза. В виде появления ментов, к примеру.

Проскользнув к себе в номер, первым делом оделся. В голове у меня вертелся весьма злободневно-важный вопрос: что делать с подобранной на месте преступления пробиркой? Первое острое побуждение навсегда от нее избавиться, спустив в унитаз, я тут же задавил как глупое и маловыгодное.

По ходу, внезапный «сердечный приступ» у Рафаила Вазгеновича имел вполне подготовленную определенную цель — заиметь на пузырьке с остатками яда мои отпечатки пальцев. И очутился «вещдок» под столом совсем не случайно. Ну ты и падла, милый Рафик! Где я тебе солнышко заслонил, чтоб так внаглую ты на меня убийство вешал?! И скорее всего — свое собственное!

Вызвать «Скорую» или ментов я посчитал излишним — скоро горничная начнет убирать номера, пусть она и вызывает. Ей за это деньги платят.

Первым идти на контакт с доблестными органами следствия дураков нет. Известно ведь, что главным подозреваемым для них обычно становится именно тот, кто обнаружил труп. Менты всегда стараются идти по пути наименьшего сопротивления, бараны тупорылые.

Прихватив с вешалки у дверей махровое полотенце, я надел свои красивые импортные очки и неторопливо-спокойно продефилировал на пляж.

К счастью, небесное светило потихоньку-полегоньку начинало клониться к морскому горизонту, и его косые лучи уже не были слишком обжигающи.

Устроив личное тело на любимом полотенце, я некоторое время наблюдал за загорающей публикой. Отдыхающий люд занимался своими нехитрыми делами, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Я незаметно выкопал в песке аккуратную ямку и сховал в ней стеклянное «вещественное доказательство». Пусть здесь полежит от греха. Если вдруг понадобится, место я хорошо запомнил, а коли нет — то и дьявол с ним, пускай пропадает тут хоть до Второго Пришествия.

Примерно через полчаса к парадному входу здания санатория подъехала белая «Волга» — фургон службы «Скорой медицинской помощи» и почти следом синяя милицейская «БМВ».

Поразмыслив, я решил вернуться в свой «люкс». Во-первых, люблю прямо смотреть в морду возможной опасности, а во-вторых, не хватало еще, чтоб менты начали меня разыскивать сдуру.

Без суеты, неторопливо отперев дверь ключом и войдя в комнату, обнаружил то, что и ожидал.

За столом восседал плотный в штатском, листая мой паспорт. Дорожный баул, хранившийся до этого в стенном шкафу, сейчас стоял раскрытый у ног незваного гостя. Впрочем, гостей было аж целых три — рыжий бугай за столом, мент в форме старшего сержанта у дверей на лоджию и крупная немецкая овчарка, нахально устроившаяся на коврике у моей кровати.

— Добрый день, Евгений Михайлович! — не вставая, поприветствовал меня сыскарь в штатском прикиде. — Удивлены? Или не очень?

— Кажется, не слишком добрый, — сухо заметил я, подойдя к столу и без приглашения усевшись напротив рыжеволосого. — Чем обязан? Паспортный режим, по-моему, я не нарушил.