Аварийный взлёт - Ирина Семеновна Левит

красе, что вполне понятно, но совсем не хочет привлекать подозрительного внимания к «Олимпии», а потому случившееся с Борисом Эдуардовичем буквально через неделю после того, как ему дали от ворот поворот, для Валерия Леонидовича — большая неприятность.

— Ну, Огородова в причастности к этому убийству никто и не подозревает. Другое дело — мог ли разрыв отношений между «Гранитом» и аэропортом стать причиной преступления? Странно как-то… — задумчиво произнес Купревич.

— Я, Олег Романович, в бизнесе, конечно, мало понимаю, — заметил Казик. — Но в психологии кое-что смыслю, и с этой точки зрения все, что предпринял Марадинский, — это поведение очень напуганного человека. А испугаться он, судя по всему, мог только своего тестя — Алексея Владимировича Безменцева. Но тот, опять же судя по всему, никак не мог узнать ни о проблемах с аэропортом, ни о любовных свиданиях зятя в Петербурге, где Марадинского чуть не застукал приятель тестя, поскольку путешествовал в глубинах Латинской Америки практически без связи.

— А почему мы так уверены, что без связи? В конце концов, плохая связь — еще не означает ее полное отсутствие. И о переговорах Марадинского с Огородо-вым, о которых якобы была в курсе только Малафеева и немного частный детектив, мог узнать кто-нибудь еще… В любом случае необходимо побеседовать с Без-менцевым. Сегодня похороны, он прилетел в Губернск, я с утра с ним договорился встретиться после поминок.

— И как он к этому отнесся? — поинтересовался Казик, которого в душе несколько смутило объединение похорон с допросом.

— Нормально он к этому отнесся. С пониманием. Я бы даже сказал: по-деловому. Полагаю, вы захотите поприсутствовать при нашей беседе, — не спросил, а, скорее, констатировал полковник.

— Всенепременно.

— И к Ольге Валерьевне поедете тоже.

— Конечно.

Еще до встречи с Огородовым Купревич сообщил: врачи проинформировали, что угрозы для жизни пациентки Егоровой нет, она переведена в отдельную палату, в данный момент спит, но после обеда с ней можно будет побеседовать.

А если бы она не пригласила на ужин Дергачева и Кондакову и те ее вовремя не обнаружили?..А если бы в темном садике вовремя не появился сосед с собакой?..

Случайность… Счастливое стечение обстоятельств… А вот то, что на Егорову дважды покушались, — совсем не случайность, а пока совершенно непонятная закономерность.

— Кстати, — неожиданно сказал Купревич, — я еще не завтракал. А вы?

— Я тоже, — вздохнул Аркадий Михайлович, который успел второпях выпить в номере чашку растворимого кофе и съесть пару печенюшек. Но разве это полноценная еда?

— Тогда давайте спустимся в кафе.

В зале почти не было народа, и они сели за столик в дальнем углу. Из-за приоткрытой двери в служебные помещения тут же выглянула какая-то женщина, а к ним подбежала официантка — у обеих на лицах читалось тщательно скрываемое, но плохо скрытое любопытство. Купревича они уже видели не раз, Казика — впервые, и этот со стороны явно забавный тандем (высокий, подтянутый, строгий полковник и невысокий толстенький, смешной дяденька) вызывали интерес.

Аркадий Михайлович заказал себе омлет, категорически запрещенные сестрой Софочкой сосиски с жареной картошкой, кофе и два пирожных. А Купревич — овсяную кашу на молоке и чай с булочкой. Официантка, принимая заказ, поджала губы, явно сглатывая смех.

— Для моей сестры Софочки вы, Олег Романович, были бы образцом, — вместо официантки хихикнул Казик. — Разве что булочку она бы не одобрила. Но исключительно применительно ко мне. Потому что вы стройный, а я… — Аркадий Михайлович похлопал себя по животу, — вечный источник страданий. Софочка постоянно пытается меня похудеть, а я постоянно пытаюсь съесть что-нибудь вкусненькое, запрещенное и в нормальном количестве.

— Просто я обычно легко завтракаю, но… плотно ужинаю, — усмехнулся Купревич.

— А я и завтракать, и обедать, и ужинать стараюсь плотно, правда, приходится проявлять просто чудеса изобретательности и изворотливости, — признался Казик.

— Хитрец, шельмец и авантюрист? — вновь усмехнулся Купревич.

— Так меня называет Борис Борисович Орехов…

— Да, именно так, — подтвердил полковник. — А кстати, могу я вам задать вопрос? — И, не дожидаясь согласия, продолжил: — Почему вас тянет во все эти истории? Я имею в виду криминальные… Надеюсь, я вас не обидел?

— Нисколько, — заверил Аркадий Михайлович. — И вам же Борис Борисович объяснил, что я авантюрист.

— Ну уж нет! Этого мало. — Полковник покачал головой. — Человек может очень любить море, но если он всю жизнь живет в пустыне, в морской воде ему не плескаться. А вы, человек такой… душевной… профессии, регулярно оказываетесь рядом с преступлениями. Прямо как в детективных романах. Хотя в реальности, если встретить такого человека, то именно он должен вызывать самые большие подозрения. Особенно, если он постоянно лезет в расследования.

— Вероятно, вы правы. Однако в детективных романах сыщик-любитель обычно конфликтует с доблестными представителями правоохранительных органов, по крайней мере поначалу, суется поперек батьки в пекло и всячески демонстрирует, что он самый умный. А я? Ни у кого не путаюсь под ногами, никому ничего не демонстрирую, ни с кем не конфликтую и, тем паче, не пытаюсь самостоятельно обезвредить преступника. Ну куда мне до подобных доблестей? Я всего лишь оказываюсь рядом, наблюдаю, беседую, думаю, высказываю свое мнение… Не более того. Да, я люблю разгадывать загадки, я вообще любопытен, у меня длинный нос, — Аркадий Михайлович постучал пальцем по своему мощному носу, — но иногда я бываю полезен…

— Вполне верю, — согласился полковник.

Уже на выходе из кафе Казик притормозил около стойки бара, прикинув, не прихватить ли ему с собой еще пару-тройку пирожных, решил, что, пожалуй, надо бы, но ничего купить не успел, потому как у Купревича зазвонил телефон.

— Здравствуйте еще раз, Алексей Владимирович. Н-да? — с некоторым удивлением произнес полковник. — Ну что ж, не возражаю. Сейчас я поднимусь в кабинет и с вами свяжусь. — После чего скомандовал Казику, который, примерившись к пирожным, успел достать портмоне: — С пирожными придется подождать. Безменцев звонил, предлагает переговорить сейчас по видеосвязи.

— Интересно, чего вдруг он решил не дожидаться похорон? — озадачился Казик.

— Хорошо, что мы можем поговорить сейчас, Олег Романович. До похорон есть время, я в кабинете один, а потом поминки… в общем, не хочу потом дочку одну оставлять. Она держалась, а сегодня вот расклеилась… Но если вам понадобится что-то запротоколировать… подписать… я найду вечером время к вам подъехать.

Это был мужчина лет семидесяти, с массивным лицом, достаточно густой, совершенно седой шевелюрой — чисто внешне из категорий тех, про кого говорят: крепкий, как дуб. Он смотрел прямо в экран монитора твердым взглядом уверенного человека.

— Как вы относились к своему зятю? — спросил Купревич.

— Хорошо. Эдуард был хорошим работником, хорошим семьянином и хорошим