Свинцовый бриз - Владимир Григорьевич Колычев

месте, его интересовало то, что она могла видеть. Два садовых дерева между забором и крыльцом дома, несколько кустов, листвы нет, обзор, в общем-то, хороший. Вопрос: как часто Инна Викторовна заглядывала в соседний двор?

— Да, знаю, вы начальник милиции, — кивнула женщина, поправляя очки.

— А здесь меня видели?

— Сейчас вижу.

— А вчера?

— Вчера нет.

— А кого видели?

— Ну, я не так часто к соседям заглядываю.

— А сегодня заглянули?

— Да шум какой-то был.

— Когда?

— Утром поднялась, корова у меня… В половине пятого.

— И что за шум?

— Голоса какие-то раздавались.

— А в милицию вы когда позвонили?

— В половине восьмого.

— А в половине пятого что видели?

— Людей не заметила, а дверь открытую видела. Ну, думаю, закроют. Я корову подоила, завтрак приготовила, Кольку в школу собрала, прихожу, смотрю, а дверь по-прежнему открыта. С улицы зашла, а там и калитка открыта, ну, я заглянула.

— И калитка настежь была открыта?

— Не настежь, но приоткрыта.

— Значит, в половине пятого вы слышали голоса?

— Да, кто-то что-то сказал, потом хлопнула дверь.

Игнат вынужден был закончить разговор: к дому подъехал «РАФ» следственно-оперативной группы. Он передал Осокину Чабанову, а сам пошел навстречу следователю.

— Знакомые люди! — широко улыбнулся Селиверстов, протягивая Игнату руку. — И место знакомое.

— Знакомое.

— Рассказывай!

— Пастухов убит. Пастухов Егор Евгеньевич, шестьдесят четвертого года рождения. Член банды Питона. Принимал участие в похищении Баштана, Подюгина и прочих.

Селиверстов остановился и повернулся к Игнату, его брови медленно приподнялись.

— Ты в этом уверен?

— В похищении Баштана, Подюгина он не признался. Знал, что свидетелей нет. А в похищении моей жены сознался.

— Твоей жены?

— Лена его опознала, — слукавил Игнат.

— И как ты его нашел?

— Здесь и нашел, в этом доме, фактически принадлежащем банде Ульяна. Я часто сюда приходил, смотрел, может, кто поселился.

— Пастухов поселился?

— Сначала Макаркин, потом Пастухов. Макаркина мы задержали, а Пастухова оставили на свободе.

— Макаркина за что задержали? — поинтересовался следователь.

— Чтобы разговору нашему не мешал! У меня появилась мысль завербовать Пастухова.

— Хорошая мысль, — пожал плечами Селиверстов, как будто не совсем соглашался с этим своим суждением.

— Пастухов оказал сопротивление! — Игнат впечатал кулак в свою ладонь.

— И ты его? — Следователь в точности повторил этот его жест.

— Ну не подставлять же левую щеку!

— Бил его?

— Довольно сильно. Днем. А ночью добавил.

— Ночью?

— Да как чувствовал, что сегодня ночью что-то произойдет. Пришел сюда, Пастухов открыл, девушка у него была, курортница из нашего санатория. Забрал ее с собой, в санаторий хотел отвезти. От греха подальше. Пастухов мне надерзил, я его ударил. Каюсь.

— А убили его как? — спросил следователь.

— Я думаю, кулаком. В нос. — Игнат смотрел Селиверстову прямо в глаза.

— Кулаком?

— Это мог сделать я.

— Ты?

— Из-за обиды на жену.

— Он что-то сделал с твоей женой?

— А вдруг?

— То есть ты мог его убить кулаком в нос?

— Ну, может, его убили как-то по-другому. Но я видел сломанный нос. Сломанный хрящ точно до мозга достал.

— После этого удара Пастухов умер?

— Я не видел, как он падал. Я не видел, как он умирал. Когда я уходил, он твердо стоял на ногах. Марина не видела, чтобы я его бил. Марина Мартынникова — девушка из санатория.

— А кто видел? — коварно спросил Селиверстов.

— Убийца видел.

— А кто убийца?

— Вы вправе подозревать меня.

— А Пастухов похищал вашу жену?

— Похищал. И сознался в этом.

— В чем еще он сознался? — хитро сощурился следователь.

— А в чем он еще мог сознаться? — резко посмотрел на него Игнат.

Селиверстов не выдержал, отвел взгляд.

— Я могу поговорить с вашей женой?

— Можете поговорить со мной. Я был страшно зол на Пастухова. И готов был его убить… Но убил не я. Марина Мартынникова может подтвердить, что, когда я уходил, Пастухов был жив.

— А она может подтвердить, что вы не возвращались?

Селиверстов перешел на «вы», дурной знак.

— Это может подтвердить Оксана Фролова.

— Оксана Фролова?.. Это ее подозревали в убийстве Ставридиса?

— Подозревали.

— И где она сейчас?

— У меня дома. Приехала отдохнуть.

— В декабре?

— Оксана находилась в машине, когда мы с Мартынниковой выходили из дома. Мартынникову я проводил в санаторий, а с Фроловой уехал домой. Она была со мной до самого утра.

— В каком смысле была?

— В том смысле, что она все время находилась рядом.

Оксана ушла всего за полчаса до того, как Игнату позвонил дежурный и сообщил об убийстве. Если она это подтвердит, Селиверстов снова останется с носом, а если нет, то дело дрянь.

— Как я могу поговорить с этой Фроловой?

— Я же говорю, она у меня дома.

— Ну что ж, тогда побудьте немного здесь. Никуда не уходите. Я скоро!

Селиверстов подозвал к себе оперативника из райотдела, что-то шепнул ему на ухо, взглядом указав на Игната, и скрылся в доме. А Игнат остался стоять. Дмитрюк не подходил, достал сигарету, закурил.

Игнат не курил, но, может, самое время вернуться к пагубной привычке? Селиверстов щадить его не будет, пришьет к убийству, затаскает по судам, а может, еще и посадит. А как в зоне без сигарет?

Открылась калитка, во двор вошел Чабанов, увидел Игната, махнул ему рукой:

— Товарищ капитан! Там еще один сосед подходил!

— И?

Игнат заметил, как Дмитрюк медленно приближается к ним.

— «Уазик» вчера ночью видели. На перекрестке стоял примерно в четыре утра. Машина под окном у Бубко стояла, спать мешала.

— Номера запомнил? — спросил Дмитрюк.

— Да нет.

— Мои это номера были, — глянув на Дмитрюка, сказал Игнат.

Он ни в чем не винил опера. И даже Селиверстова. Ну был у него мотив убить Пастухова. И уходил он от него незадолго до убийства.

— Да? — удивился Чабанов.

— Был я вчера у Пастухова.

— А в машине кто был?

— Женщина была. А что?

— Бубко мужчину видел. Мужчина у машины стоял, что-то кому-то говорил.

— Давай сюда этого Бубко!

— Так уехал он, на работу.

— Мужчина стоял, говорил? Еще что?

— Задняя дверь открыта была. Он стоял, в дверь говорил.

— А в машину никто не садился?

— Да нет.

— А долго говорил?

— С минуту.

— Не стоял я, — раздумывая, пожал плечами Игнат. — Не говорил в дверь… Но, может, все-таки я был?

— Ну, вы такой высокий, а этот низкий был. Плотного такого телосложения.

— С Оксаной он говорил. Она в машине оставалась. И двигатель работал. Чтобы не замерзла. — Игнат повернулся к Дмитрюку: — Скажи Селиверстову, что я его у себя дома жду. Он как раз туда собирается.

— Так нельзя, сказал! — нахмурился старлей.

— А если очень нужно?

Чабанов не отказал в услуге, Игнат сел к