Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич

он Червонцеву бумагу об увольнении, а тот возьмёт да и окочурится. Кто будет доделывать работу? Спросят – что стало причиной смерти? Ещё и накажут!

Решил подождать.

Через несколько дней пришли разработчики и попросили вернуть агентурные сообщения по Кравцову, чтобы вложить в дело.

Тогда Башмаков вспомнил о папке – решил почитать информацию, полученную от Александра Кравцова. Оказалось, Юля срочно просила у него деньги на штраф милиционеру за неправильный переход улицы.

Башмаков почесал затылок, вспомнил давнего гостя, встал и некоторое время ходил по кабинету, раздумывая – рассказать или нет? Решил все же съездить в больницу к шефу посоветоваться.

Червонцев лежал в палате один. От левой руки тянулась вверх трубочка капельницы. Казался бодрым, но не весёлым. Увидев заместителя, торопливо приподнялся на локтях:

– Привет, Саша, присядь, ну что?

– Что-что, как обычно, – раздражённо заметил Башмаков, сел на стул у кровати, сложил руки в замок, – следов нет, свидетелей тоже. Биоматериалы изъяли, а что толку – у нас каждый третий со второй группой крови.

Червонцев нахмурился:

– В прошлый раз у девочки из-под ногтей забрали биоматериал преступника. Та же группа. Похоже, он же, гадёныш! Что ещё сделали?

– Всё как обычно. Собака в городе дошла до перекрёстка с проспектом Большевиков. Гаишники ничего не видели, кроме машин нарушителей и собственных жезлов. Учителя и одноклассники ничего не знают. Вышла из школы как обычно. Родители сказали, что деньги украла, но не потратила – оказались в кармане. Да, кстати, о деньгах – есть один момент, хотел посоветоваться. Мы здесь её приятеля закрыли на три дня – алиби не было. Так вот он распрягся, что Юля у него деньги на штраф милиционеру просила и взяла с него клятву никому не говорить.

– За что?

– За переход улицы на красный свет.

Червонцев задумался:

– Ну да, эти пострелята часто дорогу перебегают. Но где ты видел в последнее время, чтобы пешеходов задерживали? А в каком месте, не говорила?

– Нет.

Червонцев покачал головой:

– Жаль, где этого гаишника теперь искать?

Башмаков нетерпеливо смущённо поёрзал на стуле, сморщил лоб, перебарывая сомнения, в душе засвербело, всё же – решился:

– Так вот понимаешь, такое маленькое совпадение случилось, – неуверенно начал он, – около месяца назад ты с утра был на совещании, пришёл отец одной из пропавших девочек, Липовой вроде, имя не помню.

– Липатова Татьяна, – уточнил начальник, насторожился.

– Ну да. Так вот, припёрся пьяный, какой-то затасканный весь, в грязной одежонке вонючей. Стал мне говорить, что он знает, кто убил его девчонку.

– И кто? – прервал Червонцев, напрягся, подался головой вперёд, глаза расширились от удивления, дыхание замерло.

– Ну я бы, конечно, взял с него показания, но он заявил, что это сотрудник милиции метрополитена. Бред полный! Если бы я его опросил, надо было руководству докладывать, и что бы о нас подумали? Милиционер – маньяк! Да такого быть не может! Ну, пьяница или дебошир, в крайнем случае – жену покалечить. Но маньяк? Якобы этот пень нашёл подружку своей дочери, которая и указала на милиционера, уведшего девочку в пикет, та пыталась проскочить в метро бесплатно…

По мере того как Червонцев слушал своего заместителя, лицо его багровело, глаза округлялись, челюсть начала дрожать. Он приподнялся на локтях, не в силах больше сдерживаться, зло засипел:

– Почему ты мне не доложил? – прервал он своего заместителя.

– Да он же пьяный был, ему, наверно, денег надо было на опохмелку – вот и сочинил! Уже бывало так, помнишь, под Выборгом там…

Червонцев умолк, не в силах что-либо произнести громко, засопел. Выпучил глаза, свинцовым холодным взглядом остановил речь заместителя. Внутри клокотал сгусток ненависти, раскачивая тело, но вырваться ему наружу он не дал – тисками сжал зубы, губы сомкнул, смиряя себя. По скулам ходили желваки. Наконец, клокотание перешло в учащённое дыхание, и он понял, что сможет контролировать себя – разжал губы, старался говорить спокойно и твёрдо:

– Ты девчонку убил, подонок, изнасиловал и убил, горло перерезал!

Башмаков отшатнулся вместе со стулом, передние ножки приподнялись и опустились со стуком, точно сработала гильотина. Он выпучил удивлённые испуганные глаза на шефа:

– Как это?

Краснота с лица Червонцева ушла. Оно стало бледнеть, голос звучал ровно:

– Юлечку Дудину убил, гад! Если бы записал показания, мы бы того мента нашли, за ним пост выставили, – девочка бы жила, а маньяк был в тюрьме! Ты это понимаешь?

Башмаков расслабился, криво улыбнулся, откинулся на спинку стула:

– Да ладно тебе! Он просто пьяный был, опохмелиться хотел!

Виктор Иванович покачал головой:

– И часто тебе пьяницы об убийцах своих дочерей рассказывают?

Башмаков задумался, поднял взгляд к потолку, покрутил ус, затем посмотрел на шефа:

– Вообще-то ни разу. О других – бывало, но о своей дочке – нет.

Червонцев кивнул:

– Вот и я о том! Значит, девочку ты убил, красавицу, да заодно и её родителей, которые дитя лелеяли, растили, в садик водили, в школу отправили. Моли Бога, чтобы это было не так. Иначе пиши рапорт о переводе в другой отдел. Подтвердится – выгоню тебя на гражданку к чёртовой матери! Нечего таким, как ты, в милиции делать!

Башмаков снова заёрзал на стуле, а затем встал и брезгливо усмехнулся:

– Слишком много на себя берёшь! Кто бы говорил? Тебя уже от дела отстранили в связи с болезнью. На днях комиссуют, – неожиданно лицо Башмакова стало злым, глаза сузились в щелочки, взгляд наполнился презрением, – убил – это ещё доказать надо. А тебе на пенсию пора, уже достал всех своей принципиальностью! Не хотел тебя больного расстраивать, но вижу – ты живее всех живых! Лови привет из управления!

Он достал из папки листок с печатями и протянул Червонцеву.

Виктор Иванович взял документ. Это было уведомление о предельном возрасте с предложением выйти в отставку.

Башмаков вынул из кармана шариковую ручку и, подняв её к свету, перевернул. Изображение обнажённой девушки стало пристойным – оделось в купальник. Протянул авторучку начальнику.

Виктор Иванович молча