Паленая месть - Владимир Григорьевич Колычев

— Так развезло меня вчера, мужики ушли, я остался. Проснулся утром, искупался, домой пошел… Иду, глазам своим не верю!.. Думал, здесь и останусь!..

— Не остался. С ящиком три километра прошел, ничего больше не видел?

— Нет!

— Ну, хорошо… В люльку давай, сиди там, не рыпайся. А то на пятнадцать суток закрою.

— За что?

— Давай, давай!

Валентин подвел Борисенкова к мотоциклу, загнал в люльку, глянул под ноги. Дорога самонакатанная, грунт песчано-глинистый, следы от грузовых автомашин читаются довольно хорошо. Свежие следы, от нескольких машин. И следы ног также заметны. Многих ног.

Обратил внимание Валентин и на кусты со сломанными ветками и сорванной листвой, следы колес на траве угадывались плохо, но видно, что машина сдавала задом, срывая ветки не только с кустов, но и с деревьев, под которыми проезжала. Видно, с высоким фургоном автомобиль.

Автомобиль развернулся, следы ног там, где он остановился, много ног. Или людей было много, или они долго ходили от одной машины к другой. Зачем?

Валентин осмотрел дорогу, пошел дальше. И здесь грунт взрыхлен не только колесами, снова следы ног. В одном месте следы колес отпечатались особенно хорошо. Колесо с одной стороны машины почему-то шире, чем с другой. Уж не потому ли, что колесо было пробито?.. Криминалиста нужно вызывать, у Артемыча глаз-алмаз, след мамонта в тундре под снегом отыскать может.

А криминалиста вызывать придется, Валентин понял это, заметив бурые пятна на зеленой траве. Похоже на кровь. И много крови.

А колесо, похоже, действительно было пробито. Машина покатила по дороге под боковым уклоном, правое колесо взрыхляло грунт едва заметно сильнее левого. И катилась она в сторону реки. Там, у реки, Валентин и нашел ЗИЛ с закрытым кузовом и пробитым передним колесом. А в фургоне тело мужчины с трупными пятнами на лысине в окружении курчавых волос. Покойник пролежал в машине около суток, в нос ударил трупный запах. Мухи не испугались, продолжали кружить над лысиной, как же противно они жужжат.

За пять лет Валентин успел привыкнуть к трупам, тошнота к горлу не подступила, но захотелось поскорее уйти. И все же он заглянул в кабину — никого. Обошел вокруг машины и увидел на обшивке кузова отпечаток окровавленной пятерни. Видимо, мужчину убили возле автомобиля. Ударили ножом, и, прежде чем упасть, потерпевший успел приложить руку к ране. Возможно, его ударили снова, и, чтобы не упасть, он оперся о машину окровавленной рукой. Так и сполз на землю, размазывая кровь по обшивке.

Валентин попробовал представить, как все было. Мужчина стоит, его бьют ножом, он прикладывает руку к ране? Почему прикладывает, если у него еще есть силы, почему он не убегает? Может, этот удар стал для него неожиданным? Может, он и не думал, что его будут убивать. Поэтому очень удивился и, чтобы поверить в реальность происходящего, приложил руку к ране, действительно ли там кровь? Потерпевший пошатнулся, оперся о машину и, возможно, пропустил еще один удар. И потом уже оказался в фургоне. Грузили уже мертвое тело.

Мужчина лежал на животе, Валентин не стал переворачивать тело, сколько там ран на нем, пусть считает следователь, криминалист.

Труп погрузили в фургон, там вместе с машиной и бросили. Но почему-то не утопили, тут до воды совсем недалеко. Просто сбросить тело в воду и то лучше, чем оставить его в машине. Для преступников лучше. Но не сбросили. Возможно, торопились. Или не захотели светиться. У реки люди, могли увидеть, запомнить лица.

Сухарев торопливо вернулся к мотоциклу, смотался в поселок, позвонил оперативному дежурному: обнаружен угнанный грузовик, в фургоне труп. И Темочкина в известность поставил, вместе с ним и вернулся к месту преступления. Мотоцикл оставил, не доезжая до места, где разворачивались грузовики.

— А где машина? — глянув по сторонам, спросил Темочкин.

— До машины топать и топать.

К машине проехать он мог только по дороге, а там следы колес, и без того уже мотоциклом по ним прошелся, совесть нужно иметь.

— Как она вообще здесь оказалась? — спросил Темочкин. — Грабители искупаться захотели?

— Как вообще оказалась?.. Обходными путями шли, чтобы на гаишников не нарваться.

— Эта дорога — тупиковая.

— В тупик они свернули после того, как колесо пробили.

— Какое колесо?

— Вот мне тоже интересно, — кивнул Валентин. — Колесо переднее, запаска была. На какой-нибудь из двух машин точно была рабочая запаска. Переставить, в общем-то, не проблема… Может, преступники заехали сюда, чтобы заменить колесо. Но передумали…

— Две машины, домкрат должен быть, — в раздумье проговорил Темочкин.

— И водителей можно было бы задействовать. Но, возможно, водители уже были мертвы? — так же вслух подумал Сухарев.

— Очень может быть.

— А самим возиться, поднимать домкратом машину… Да и зачем второй грузовик, когда на одном увезти можно?

— Если на одной машине можно было увезти, зачем две снарядили? На одной и увезли бы!

— Не знаю. Знаю, что из одной машины в другую все загрузили. Что не вместилось, то бросили. И побили. Ящиков семь-восемь.

— Ящиков семь-восемь?! — нахмурился Темочкин. — Да я без домкрата машину бы поднял! Своими руками!.. Ящиков семь-восемь!..

— А преступники вот колесо менять не стали. И еще один момент. В брошенной машине «Столичную» везли, как там «Пшеничная» оказалась?

— Ну, может, как-то и оказалась.

— А если ящик «Пшеничной» разбили в машине, которая эту водку и везла. Уплотняли ящики, один упал и разбился.

— И что?

— Да нет, ничего.

Возможно, кто-то из преступников толкнул ящики в машине, один упал. Водка разбилась. За это недотепу и зарезали… Но потом убийцы за здорово живешь расстались с ящиками, которые не смогли увезти. Как это объяснить?

Скорее всего, в фургоне лежал труп одного из водителей. Или экспедитора.

— Все никак не можешь от уголовного розыска отойти? — усмехнулся Темочкин. — Как будто без тебя не разберутся.

— Да разберутся, — вздохнул Валентин.

Его находка наделала много шума, вместе с оперативной группой подъехал и начальник городской милиции, и прокурор. Даже представители винно-водочного завода. Никому не было дела до обычного участкового, капитана Сухарева вежливо оттерли на задворки следствия. Его мнение никого не интересовало.

Начальство разъехалось, следственно-оперативная группа закончила работу, и труп забрали, и грузовик. И Сухарев отправился домой, ощущая гнетущую пустоту в груди, поскольку не видел своего будущего. Участковый — это, конечно, не приговор, но это тупик, выйти из которого можно только на пенсию. Тоска, одним словом.

* * *

Жара, солнце выжигает траву, кузнечики стонут, звон такой стоит, хоть уши затыкай. Саманный дом на окраине хутора, двор зарос бурьяном, окна заколочены, крыльцо гнилое, доски не скрипят, а