Паленая месть - Владимир Григорьевич Колычев

— Как это дефицит? — с наигранным возмущением повел бровью Валентин. — В стране победившего социализма?! Дефицит?! И преступность мы победили.

— Ну, если хорошие оперативники уже не нужны, тогда, наверное… Как ты говоришь, страна, победившая социализм? — риторически спросил Темочкин. И тут же спросил: — Как у тебя с жильем в городе?

— Никак.

Пять лет Валентин в очереди на жилье, но пока никаких подвижек. Пять лет квартиру снимает, пять лет от зарплаты до зарплаты живет, а кто-то в роскоши купается, дома двухэтажные строит, машины покупает. Цеховики, директора магазинов, рынков, богатство свое напоказ стараются не выставлять, но люди-то видят. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Это про Карину. Она-то неплохо устроилась, продавщицей в универсам, а это доступ к дефициту. В обмен на доступ к своему телу. Впрочем, она позволяла многое и без обмена, за хорошее к себе отношение. И цеховикам позволяла, и партийным работникам, а Валентин работал как проклятый, света белого не видел. И не сразу понял, что его жена принадлежит не только ему. А когда понял, Карина уже принадлежала Доронину.

— Снимаете?

— Снимаю.

— Один живешь?

— Ну так в разводе же, — Валентин кивком указал на стопку папок с завязками.

Его личное дело находилось в отделе кадров, но информацией Темочкин владел.

— Ну в разводе… Есть у нас тут одна веселая вдова, гарна баба! — Капитан приложил руки к груди, намекая на пятый-шестой размер груди. — Полдома сдает!.. Дом хороший, со всеми удобствами!

— Спасибо.

— Квартира в соседнем доме есть. Однокомнатная, недорого, но нужен ремонт. Обои там поклеить. У кума моего у знакомой мать в этой квартире умерла, три дня пролежала. В жаре… Но квартирка хорошая. Галка тебе за двадцать рублей сдаст, я с ней поговорю.

— Ну, если двадцать рублей… — задумался Валентин.

Город совсем рядом, сел в автобус, через сорок минут уже дома. Но со Старокубанском его ничего не связывало, родители в станице, жены, детей нет, а квартира съемная, такая же однокомнатная, но за пятьдесят рублей. Вроде бы и не очень дорого, но хозяйка вредная, то не так, это не эдак, а еще дочь у нее скоро замуж выйдет, квартиру освободить надо будет.

— Ну, и ремонт, я думаю, пару пузырей. Можно самогонкой расплатиться… Есть у меня тут один алкаш, он тебе из квартиры конфетку сделает. Но, сам понимаешь, берет исключительно в жидкой валюте! — улыбнулся Темочкин.

За открытой дверью послышались шаги, кто-то взлетел на крыльцо, в помещение ворвался вихрастый паренек с конопатым носом. Белая в мелкий горошек рубаха нараспашку, живот в земляной пыли.

— Дядька Богдан, Кулиша бьют! — выдохнул он.

Грузный Темочкин еще только выбирался из-за стола, а Валентин уже бежал, куда указывал вихрастый. И действительно, в проходе между пятиэтажками трое лупили одного. Здоровые лбы, молодые, неряшливые и, похоже, пьяные. Худой костлявый парень лежал на отмостке вокруг дома, закрывая лицо, а эти били его ногами. Один даже нагнулся, руками опираясь о стену дома, чтобы легче было стоять на одной ноге, а другой бить.

Здесь же валялся ящик с водкой, он был перевернут, большая часть бутылок разбита, остро пахло спиртом.

— Атас, менты!

Двое побежали сразу, а третий, который стоял, опираясь на руки, замешкался. Неудачно оттолкнулся, упал, пока поднимался, Валентин схватил его за руку, заломил за спину. Он уже приступил к обязанностям, пистолет еще не получил, но наручники при себе. Пока Темочкин подоспел, Валентин уже окольцевал задержанного.

— Ух ты!

Потерпевший лежал на боку, не в состоянии подняться, Темочкин мог бы подать ему руку, но он первым делом перевернул ящик и вынул из груды осколков чудом уцелевшую бутылку.

Парню помог подняться Валентин, оставив задержанного лежать на земле. К самому ящику его подтянул, пусть нюхает, наслаждается.

— А-а, Борисенко!

Темочкин подошел к потерпевшему, взял его за плечи, тряхнул, заставляя поднять голову, осмотрел лицо. И синяк под глазом назревает, и нос разбит, губы опухшие, одежда грязная. Джинсы старые, штанины длинные, их бы подшить, но Борисенко просто подвернул, как это делали раньше, когда было модно. И в этом подвороте застрял испревший дубовый лист. Такой можно было подцепить только в лесу.

— Водка твоя?

— Ну да, моя, на всякий случай взял, — сказал парень, щедро выдохнув перегаром.

— Целый ящик?

Сухой закон не предполагал полный запрет на алкоголь, водка продавалась в магазине в строго отведенное время, стоила она дорого, почти червонец за бутылку, но за ней выстраивались очереди. И продавали в лучшем случае по две бутылки на руки. Одному целый ящик не продадут.

— Ну, я мужиков там попросил, они помогли, — промямлил Борисенко.

— Те мужики, что тебя били? — спросил Темочкин.

— Ну да.

— А ты что, гурман, Борисенко? — спросил Валентин.

В одной руке он держал бутылку «Пшеничной», а в другой за горлышко остатки «Столичной».

— В смысле?

— Водка почему разная? «Пшеничная», «Столичная».

— А что продавали, то и брал!

— Вчера две фуры угнали, одну с «Пшеничной», другую со «Столичной», — сказал Сухарев.

В расследовании этого громкого дела он, по известным причинам, не участвовал, но представление о нем имел. Вчера в родное отделение заскочил, просветили.

— А я здесь при чем? — мотнул головой Борисенко.

— А вдруг это водка из тех самых партий? Двое водителей убиты, экспедитор, за это высшая мера наказания светит, дружок!

На самом деле судьба пропавших водителей и экспедитора не установлена, но вряд ли их оставили в живых.

— Да не убивал я никого! — побледнел потерпевший.

— А водка может быть ворованной?

— Я откуда знаю?

— А в лесу что делал?

— В лесу?! Ничего, просто ходил!.. Там водка была! Ящиков десять, битые бутылки, целые, все вперемешку. С «Пшеничной» только один ящик… Я вот собрал, домой понес. Не донес, — вздохнул Борисенко.

Валентин кивнул, глянув на задержанного. Ящик водки сейчас целое богатство, ни много ни мало его месячная зарплата. Местные алкаши чуть не убили Борисенко за ящик. А кто-то, возможно, убил водителей и экспедитора — за две фуры с водкой. Возможно, трупы этих людей где-то рядом.

Глава 2

Лесополоса узкая, между рекой и проселком, но растительность пышная, кусты, деревья. К реке, наискосок через посадку, теряясь в траве, спускалась дорога. Неподалеку от нее и валялись ящики с битыми бутылками. Только ящики, больше ничего.

— Вот видите, все разбито! — замахал руками Борисенков.

— Далеко забрался, — глянув на мотоцикл, сказал Валентин.

Счетчик на спидометре показывал три километра от черты поселка.

— Да купаться ходили, место здесь хорошее.

— Когда ходили?

— Вчера…