Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич

Чувствовалось, что хотел о чём-то спросить, но сдерживался и снова поворачивался к окну.

Прощаясь, он долго держал руку сына в своей натруженной высохшей ладони. Слабо улыбался, пытался крепко жать, тужился, кряхтел, но сил уже не было. Прикрыв глаза, откинулся на спинку кровати и вроде как забылся, не выпуская ладонь сына. Вениамин продолжал сидеть на стуле, не решаясь уйти. Пока тихо не позвала мать, показав жестом, что отец уснул.

Павел осторожно вынул свою руку, и точно зуд прошёл по ней, множество иголок впились от мизинца до запястья – появилась краснота. Веня потёр свербящее место другой рукой, и неприятное ощущение медленно ушло.

Вернулся Щербаков к жене, но что-то надломилось в его душе. Стал молчалив и угрюм, спиртное перестал пить совсем. На застольях с коллегами решил говорить, что подшился. Товарищи понимающе соглашались. Между собой шептались о незавидной судьбе коллеги, опасливо кивали на прокуроршу.

Раиса Карловна настороженно интересовалась у мужа:

– Не заболел ли? Может, отпуск возьмём, да в санаторий съездим, подлечимся?

Щербаков отмалчивался, нервничал – чесалось ребро правой ладони. Может, заразился чем или грязь в рану попала? Поглаживая её другой рукой, всё пытался рассмотреть на свету – уж не начинается ли псориаз. Использовал мазь от зуда, но это не помогало.

Ревность Раисы только усиливалась. Она стала неожиданно приезжать к нему в отдел с поводом проверки оперативно-розыскной деятельности. Конспирируя свои личные интересы, наведывалась к руководителям, осматривала кабинеты, ходила по коридорам, интересовалась находящимися в подразделении гражданскими лицами, особенно женского пола. Объяснениям оперативного начальства не доверяла, требовала представлять документы, писать объяснительные записки, докладывать рапортом.

В начале весны Щербакова вызывал начальник управления. После некоторого смущения осторожно завёл беседу:

– Послушай, Вениамин Александрович, только прошу, чтобы разговор остался между нами. Если не согласишься – жене не рассказывай. Видим, как тебе несладко приходится. А нам каково – ты догадываешься? Раиса Карловна уже всех запугала своими внезапными проверками, во все документы лезет, потерпевших к себе вызывает, твоих любовниц устанавливает. Мало того, мне начальники жалуются – заставляет их за тобой следить и докладывать. Сотрудников вербует. Угрожает – в случае неисполнения указаний. Я разговаривал с начальником ГУВД. Он меня понимает. Давай мы тебя в областной отдел главка переведём? Пустим слух – что на повышение пошёл. Тот на Лиговском проспекте базируется. Оклад больше, будешь ещё командировочные получать. Да и преступления у них раскрывают резонансные – досрочно следующее звание получишь! У тебя же родители в Гатчине, отец, говорят, болеет! Всего сорок километров от Ленинграда – будешь их чаще видеть!

Вениамин долго не думал, тут же написал рапорт, что согласен с предложенной должностью. Жене об этом не сообщил – уже привык лишнего не болтать. К тому же до конца не верил в перевод. Многие сотрудники стремились попасть в главк, но не получалось.

А через месяц позвонила мать и сообщила, что умер отец. Вечером уснул как обычно, а утром уже не дышал.

Павел начальство предупредил и рванул на станцию. Когда приехал – отца уже в морг отвезли, дома – траур: запах лампадного масла, зеркала занавешены, снующие соседки в чёрных платках.

Суета, связанная с похоронами, общение с агентами ритуальных услуг заполняли померкнувшее сознание расчётом и озабоченностью, в опечаленную душу не проникали, оставляя в ней звенящую трагическую пустоту.

На третий день, когда грузили в автобус венки с траурными лентами по бокам, собирались ехать на кладбище, Вениамин увидел жену. Та стояла у соседней парадной, выглядывая из-за облупившейся двери, фиолетовый берет едва не падал с головы. Их взгляды встретились. Ничего, кроме пронизывающего грудь холода и обиды, Вениамин не почувствовал. Стало тоскливо. Отвернулся и поднялся в салон к отъезжающим.

Через день Вениамин созвонился с начальством и попросил две недели отпуска, чтобы пожить с матерью, помочь перенести трагедию. Руководство не возражало.

Но помощь матери особенно не понадобилась. Погоревав несколько дней, она точно ожила. Выправилась осанка, стала улыбаться. Ушла напряжённость и тягостные заботы, сопровождавшие длительную болезнь мужа, стала искать кроссворды в старых журналах, по вечерам сидела – разгадывала, просила помощи у сына.

Однажды днём мать задержалась у окна, стала наблюдать. Вениамин подошёл, обнял её за плечи и тоже посмотрел на улицу через стекло.

Было солнечно, ласточки и стрижи стремительно резали небо на сектора, во дворе подростки играли в футбол. С криками носились внутри хоккейной коробки, изо всех сил ударяя мяч. И был среди них один парень, удивительно напоминающий кого-то из далёкого детства.

Мать прижалась к сыну, положила голову на жёсткий погон, тихо произнесла:

– Прости ты нас, сынок, – из глаз медленно потекли слёзы, ровными полосками по щекам, вниз к подбородку, закапали на майорский китель, наградные колодки, – зла на нас не держи.

– За что простить, мама? – удивился Щербаков.

– Что не наставили тебя на путь истинный, – она взяла край передника и, подняв к глазам, чуть наклонившись, стала осторожно прикладывать к мокрым дорожкам на щеках.

– Какой путь-то? О чём ты говоришь? – не понял Вениамин.

– Слышала я, что ты отцу рассказывал о себе, когда в прошлый раз приезжал! Как перекати-поле живёшь. Гоняет тебя ветер, точно листву по саду. Жену забыл, о ребёнке не вспоминаешь! А он ведь как ты, кровинушка одна… Вот и отец всё смотрел на него!

– На кого?… – не понял Щербаков, но автоматически устремил взгляд на игроков, стал высматривать, ещё до конца не понимая… Что-то неопределённое, но волнующее тронуло душу. Вспомнил, как сам гонял мяч на этом поле и после очередного забитого гола видел в окне одобрительные лица родителей.

Издали все мальчишки казались на одно лицо, но Вениамин пытливо переводил взгляд с одного футболиста на другого, точно искал зацепку или намёк к пониманию чего-то важного, отчего сжалось сердце и стало трепетать в груди. Но только далекие смутные образы теребили сознание, нашёптывая о ком-то дорогом ушедшем: любовь, жена, ребёнок…

Мать отстранилась, сурово посмотрела на сына:

– Ребёнок без отца – грех это. Сын твой уже восьмой класс окончил с отличием.

– При чём здесь мой сын? – деланно возмутился Вениамин, попытался достать из души ощущение прошлой обиды на жену, – вы же сами писали мне