Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

— Так сразу бы и сказал. А если я потерял эти бумажки Или хуже того, выбросил на помойку? — Ладно, не хмурься, я пошутил, но, боюсь, вы сильно преувеличиваете значение моих поисков. Я — профан в области сыска, сведения любительские, не подтверждены ни документами, ни справками из архивов, хотя есть кое-что любопытное.

— Говори!

— Вот ты, например, был помощником моториста, а стал…

— Не дурачься, Дылда! Доиграешься!

— Представляешь, матрос Синячкин, по прозвищу «Швабра», стал контр-адмиралом Северного флота, а тихоня-боцман — дядя Леша, по неподтвержденным пока данным, убийца-рецедивист.

— А ты глубоко копаешь, как я и предполагал.

— А эти, русские, что сюда меня доставили, они все сведения о досье уже выжали.

— Лихие ребята! Даром времени не теряли.

— Адвокат и Миша обещали хорошо заплатить за досье, но… я не могу один и тот же товар продавать дважды.

— Разве не понял: эти двое работают на меня, — Василаке покосился на двери, словно желая убедиться, что нас не подслушивают. Так где досье сейчас?

— На чердаке старого дома моей тетушки, недалеко от города Старососненска, там гора рукописей и папка, которую вы громко окрестили «досье».

— Кого думаешь вытащить на свет божий? — Василаке мгновенно реагировал на каждую мою фразу.

— Может быть, помнишь дружка капитана Зайкова нанайца Кырку?

— Еще бы! — оживился господин Василаке. — Он еще жив? В чем только душа держалась. Вроде бы Кырка туберкулезом болел.

— Ну и память у тебя, Вася, — невольно согласился я с хозяином дворца. — А что касается папки, то… может, я ее даже на помойку выбросил. — Мне захотелось таким нехитрым маневром попробовать выяснить реакцию Василаке. Вдруг он махнет рукой на досье и тогда…

— Банатурский, ты меня нынешнего совсем не знаешь. Добродушного пацана Васи-грека больше не существует, — жестко отчеканил Василаке. — Если я сказал «нужно», то я непременно получу желаемое. В мире существует сила, которая выше закона. Это — деньги. — Краем уха я слышал о власти денег. Богатый человек — добрый, нищий — злой. Чего тут не понять? Но зачем тебе досье?

— Не прикидывайся дурачком. Когда продаешь товар, не интересуешься покупателем.

— Криминальные дела-делишки? — У меня вновь начал развязываться язык.

— Ты же прекрасно знаешь: я — предприниматель, судостроитель, торговец! И закончим на этом. — Василаке выпрямил спину. Он проявлял ко мне прямо-таки невероятную терпимость. Любому другому давно бы приказал заткнуть рот. Меня же терпел, видимо, по старой дружбе. И этому можно было только удивляться.

— В одном ты прав, Дылда, — холеное лицо Василаке заметно порозовело. Погладив подбородок, он почти вплотную приблизился ко мне, доверительно заговорил. — Пойми ты, наконец, я не сотрудник ЦРУ, не связан с Интерполом, не имею отношения ни к МУРу, ни к политическим организациям, но…, — испытующе посмотрел на меня из-под век, — тоже хочу кое-что отыскать в этом сумасшедшем мире с твоей, разумеется, помощью. И это, пожалуй, самое главное. Остальное — второстепенно, так, не знал, с какого боку к тебе лучше подъехать.

— Буду рад тебе помочь, дорогой друг! — Я был искренен, видя, что и Василаке приступил к самому главному. — Говори, я весь — внимание. — Хозяин больше не ходил вокруг да около, не путал меня.

— Да, тянуть время не в моих интересах.

Я затаил дыхание. Возникла необычная ситуация: меня, проще говоря, выкрали из России, чтобы вовлечь в сомнительное дело. Я давно поставил на себе крест, полагая, что жизнь завершена, никому я больше не нужен.

— Помнишь, как в проливе Фриза на судно обрушился ураган?

— Еще бы! Капитан Зайков приказал всем высадиться на скалистый остров, а вы… вас оставалось на судне четверо: ты, Юла, помощник капитана и, кажется боцман. Вам приказали нести вахту.

— Так вот, во время той страшной паники, — подхватил Василаке, — у меня пропала вещица — фамильный алмаз, камешки, которые я всегда носил на шнурке, на груди.

— И это я помню. Прости, но ведь ты носил камешки с дырками.

— Алмаз был среди камешков, фамильный алмаз, очень дорогой. Сейчас я часто вспоминаю русскую пословицу: «что имеем, не храним, потерявши плачем». По молодости я тоже не представлял, какую ценность, не только в материальном, но и в духовном плане, представлял для меня, для семьи, для фамилии этот камешек. Хранил его, как память об отце. Алмаз оказался историческим, со своей легендой и даже именем.

— Чудеса в решете! И как его называют?

— Среди ювелиров Европы наш алмаз известен под именем «Костас». Сколько ему лет, никто не знает. Просто недавно, после вещего сна, я увидел покойную мать. И, представляешь, как наяву беседовал с ней.

— И услышал сказочку про «Костаса»?

— Догадливый. Все так и было. Этот алмаз в стародавние времена спас нашу семью от расправы. Мальтийский рыцарь, руководивший набегом, взял этого «Костаса» себе, а семью приказал запереть в замок до рассвета. Ночью рыцарь внезапно умер. И его сподвижникам стало не до семьи Василаке. Они бежали, бросив злосчастный алмаз. Так «Костас» вернулся к нам.

— Красивая сказка! — Мой насмешливый тон был явно неуместен в такой ситуации, достаточно было взглянуть на лицо Василаке. Видимо, произошло нечто из ряда вон выходящее, коль сон столь взволновал хозяина.

— С тех пор, как я недавно узнал, что тот, кто возьмет или украдет фамильный алмаз, либо вскоре погибает, либо становится страшно несчастлив, а камешек, рано или поздно, возвращается в семью. — Василаке испытующе посмотрел мне в лицо, наверное, жаждал, чтобы я развеял его сомнения, высмеял, отшутился, доказал, что все это досужий вымысел. И я сделал так, как хотел Василаке.

— Извини, Вася, ты — серьезный человек, образованный, а веришь в такую галиматью. Если бы все воры, через чьи руки прошел «Костас», умирали, мир давно очистился бы от скверны, а ты сам и без фамильной реликвии процветаешь.

— Вот! Ты сам пришел к исходной точке. И я жил спокойно до поры. А теперь, стыдно признаться, предки стали посещать меня, будто сговорились, предупреждают: «Не вернешь «Костаса», плохо кончишь».

— А у невропатолога ты был?

— Замолчи, глупец! — вспылил Василаке. Видимо, я оскорбил его сокровенные чувства. — Нужно найти алмаз, даже если придется перевернуть полмира.

— Прости за глупость, — я склонил голову, вовремя вспомнив поговорку: «с богатым не судись…». — Разреши вопрос по существу?

— Спрашивай все, что желаешь. — Василаке совершенно преобразился, наверное, разговор о «Костасе» был для него в эти минуты важней любых иных забот.

— Мы с тобой были голодранцами, нищебродами. На судне, помню, ты в одной робе ел и спал. Каким же образом удалось сохранить алмаз на судне, где воровали хлеб, портянки, рыбу? — Казалось, этот «убойный» вопрос заставит Василаке объяснить многое, мне почему-то его навязчивая идея найти алмаз казалась смехотворной. Мне вдруг страстно захотелось послать Васю-грека ко всем чертям. Богатым не нравится, когда им советуют обратиться к невропатологу, а мне, журналисту и писателю, никак не нравится, когда мной не просто помыкают, а посылают ради прихоти «пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю что».

— Как удалось сохранить алмаз на судне? — повторил вопрос Василаке. — Это было непросто. Разве ты забыл, большинство зверобоев, этих суеверных варваров, носило на груди, на бечевах камешки с дырками. Считалось, тот, кто найдет на побережье камень, в котором волны проточили отверстие, будет удачлив. Я тогда и сообразил что к чему, долго искал два камешка на берегу, а когда нашел, то повесил шнурок-талисман с тремя камешками. Алмаз уже тогда был отцом просверлен и закрашен. Будь наша реликвия в первозданном виде, ее давно бы унесли вместе с моей головой. — Василаке тяжело вздохнул. — Бедный отец, как ты был предусмотрителен.

— Хотя бы краем глаза взглянуть на алмаз, чтобы иметь представление о нем. — Я сказал фразу просто так, ради поддержания разговора, понимая, что и сам-то Василаке не помнит натурального «Костаса», но неожиданно он оживился, водрузил на нос очки, достал из внутреннего кармана желтый бумажник, извлек на свет божий пару цветных открыток, положил передо мной.

— Смотри, любуйся! — гордо проговорил Василаке, сбоку глянув на открытки. — С помощью музейных работников и знаменитого художника с материковой Греции мы попробовали воссоздать, каким был «Костас». Хорош, правда?

Действительно, алмаз, да еще в цветном изображении, выглядел не просто красиво, но даже как-то интригующе. Его грани сверкали, отражая неземные космические краски. В старинном алмазе, даже на изображении, просматривалось нечто живое и оттого завораживающее. Я невольно залюбовался рисунком, алмаз был настолько хорош, что трудно было отвести глаза от его изображения. Не знаю, какие еще ассоциации возникли бы у меня, не отбери Василаке открытки, бережно спрятав их в желтый бумажник. Впервые я почувствовал, как дорог этот фамильный камешек моему старому сотоварищу.