Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

— Дергаешься много, Дылда, — тон Василаке стал ледяным, — слушай внимательно. Я заинтересован, чтобы ты написал стоящую книгу о нашем зверобойном промысле, о людях и зверях, в сущности, это одно и то же. Звери, правда, более рассудительны. Моя помощь будет эффективной. Это позже, а перед этим ты должен вывернуться, как змея из собственной шкуры, но выполнить одно мое задание. Оно, предупреждаю, не из легких.

— Итак, я насчитал два направления своей будущей деятельности, — с легкой иронией проговорил я, — впервые розовая теша на моем языке приобрела невероятно приятный вкус. — Буду пахать глубже, используя твою помощь. Раз! Выполню некое персональное задание. Два! — Я стал загибать пальцы. — Но у золотой рыбки, как известно, всегда три желания, третье — самое невероятное.

— Ты пока еще далеко не золотая рыбка, не возносись! — пригрозил мне пальцем Василаке. — Третьим заданием будет получение у меня заработной платы.

— Издеваешься?

— А как ты думал? А если серьезно, станешь моими глазами в вашей стране, будешь делать экономические обозрения, анализировать положение в судостроительной промышленности, отвечать на мои вопросы.

— Я в судостроении — профан! — слабо попытался я отмахнуться от предложения Василаке, но он и слушать не хотел, наверное, все было досконально просчитано, и путь к отступлению был отрезан. — И потом это смахивает на шпионаж.

— Не совсем так, — мягко поправил меня хозяин. — Но разве шпионаж — не служба, разве она хуже других профессий?

— И все равно третье предложение свое сними. Поганое дело. Я категорически против. Какие обзоры? Откуда я возьму материалы?

— Из газет, только и всего. Прочтешь газету, в нужном месте сделаешь копию.

— Все равно — шпионаж. Когда я служил на флоте, нас собрали однажды и призвали к бдительности. Оказалось, американский шпион составил полный обзор вооружения, численности и местоположения кораблей, складов Тихоокеанского флота. Когда же его разоблачили, то… цензуры пришла в шоковое состояние — оказалось, что шпион ни разу не пересек расположения воинской части, не бывал на пирсах и в гаванях, не подсматривал в подзорную трубу, а всего-навсего выписывал дальневосточные газеты и черпал по крупице нужную информацию. Однако и его засадили…

— Отравила вас советская пропаганда! — Василаке встал, прошел по мягкому ковру столовой, разминая ноги, искоса поглядывая на меня. — Если советский шпион за рубежом — он славный чекист, герой, патриот. Наоборот, иностранный шпион в СССР — лазутчик, подлый наймит империализма. Так?

— Допустим.

— Лобовой примитивизм. Знаменитый разведчик своего времени генерал Леваль когда-то писал в своей нашумевшей книге: «Шпионство — самое почетное и самое трудное ремесло, оно везде и всегда уважаемо и ценимо высшей властью. Настоящий шпион блестящ, образован, умен, изысканно одет, предельно вежлив, наблюдателен, у него — десятки достоинств, а служба… В любой службе имеется изнанка».

— Генералу было хорошо, но почему твой выбор пал на мою несчастную голову?

— Еще спрашиваешь? Василаке редко ошибается: ты, Дылда, создан матушкой-природой для высокой цели! Чтобы подкрепить свои предположения, я даже заглянул в твой гороскоп, и все сошлось. — Василаке положил передо мной красненькую книжицу: «Гороскоп на каждый день. Стрелец». — Сам прочти, — хозяин подал мне гороскоп, и я прочел первые строки, подчеркнутые красным карандашом: «Стрелец энергичен, стремится к самостоятельности, смело принимает решения, контролирует действия окружающих. Мощный, пытливый ум — основа его непререкаемого авторитета…»

— Убедил, убедил, только чем я должен буду заниматься?

— Любимым делом: просмотром газетных публикаций, составлением кратких обзоров на экономические и криминальные темы, одновременно накопишь материал для новых романов. Годы, Дылда, как дорожка под горку, а ты и десятой доли таланта не израсходовал.

— Льстишь мне, хотя, пожалуй, в этом ты прав! — грустно вздохнул я. Железная логика Василаке медленно, но верно превращала в жалкий лепет мои возражения. И в какой-то миг я поймал себя на мысли, что ломлюсь в открытую дверь. Боже правый! Разве то, что предлагает давний друг сложно для меня? Ничуть! Работая в газете, денно и нощно только и занимался выуживанием нужных сведений для статей где только возможно. На открытый криминал я, конечно, не пойду, а так… Почему бы не заработать, пользуясь редким случаем? Кем только не доводилось бывать в жизни! Раньше существовал у журналистов такой прием — «влезать в чужую шкуру». Официально это называлось так: журналист меняет профессию. И горновым в доменном цехе я числился, и нормировщиком, и на сельдяную путину ходил в должности рядового рыбака. Почему бы не тряхнуть стариной? Все высмотреть, обобщить, взвесить, показать Василаке, на что годен старый Банатурский. И нельзя забывать: ныне не я заказываю музыку, не я плачу. На Кипре нужно плясать под чужую дудку, а там видно будет. Пожалуй, пора соглашаться, тем самым можно взять тайм-аут, окончательно придти в себя, возможно, найти более оптимальное решение.

— Как говорил наш капитан Зайков, под шаманскую дудку пляшет даже старшинка. Ты — умный мужик, но мелко плаваешь, многого не знаешь, — заметил Василаке.

— Мне нужно твое полное, безоглядное доверие, дорогой друг. — Я мысленно отходил на заранее подготовленные позиции. Необходимо видеть цель, предмет поиска, иметь под рукой нужных людей.

— Например?

— Например, твоих друзей, хотя бы тех, на чьей вилле я живу. Расскажи, в пределах дозволенного. Кто они? Как мне к ним относиться? Я Мишу-островитянина за привратника принял.

— И немудрено, у нашего Миши — десятки лиц, он меняет амплуа в зависимости от обстоятельств, кстати, работал в засекреченном почтовом ящике в Химках. Миша и Хлестакова представит, и премьер-министра Израиля.

— Наверное, родич Мишки-Япончика.

— У него европейская семья, — одними губами улыбнулся Василаке, — на острове Миша популярен, довольно богат, женат на родовитой киприотке.

— «Новый русский»!

— Запомни, Дылда, здесь русские ведут себя тише воды, сейчас Миша ждет получения кипрского гражданства, будет выступать по карате за сборную Кипра.

— Как он меня «купил», — признался я, чувствуя, как краска стыда заливает щеки, — думал, он профан, просто «накачанный» индюк, а он… Кстати, для тебя этот Миша кто?

— Василаке может позволить себе иметь собственную шкалу ценностей, общественное мнение и людские сплетни для меня не имеют значения.

— А Эдик, адвокат?

— Кстати, запомни: адвоката зовут Эдуардасом Максимовичем… Он твой дальний родственник, крестный.

— Ну и юмор у тебя, Вася, жутковатый. Помнишь, в Союзе печатали такое стихотворение: «Папа Пий беснуется, а в лапах держит крест и доллар золотой. Чем земле иметь такого папу, лучше быть круглой сиротой!»

— Над святым Папой грех — потешаться! — Василаке перекрестился…

«НАЕЗД» НА ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА

Министр внутренних дел приехал в этот день из Кремля бодрый и сияющий, хотя старался напустить на себя привычно-строгий вид. Адъютант и порученец, с тревогой ожидавшие шефа, облегченно вздохнули: «пронесло». Нынче жизнь в России для высших чинов странная: «сегодня пан, завтра — пропал».

Ровно через пятнадцать минут по селекторной связи члены Коллегии министерства и некоторые руководители управлений были вызваны на заседание в кабинет министра. Пригласили и Семена Семеновича, что бывало довольно редко, обычно все вопросы он решал с министром с глазу на глаз. Но, коль вызвали, нужно было идти. На всякий случай прихватил заветную красную папку с последними сверхсекретными разработками.

Генералы занимали свои привычные места за дубовым прямоугольным столом, в торце которого обычно сидел министр. Две тумбочки рядом со столом были сплошь заставлены телефонами с гербами России.

Видимо, министру не терпелось выложить коллегам последние новости, рассказать, как прошла встреча с президентом страны. Волновались все: пошатнется министр — закачаются кресла и под ними. А Борис Николаевич — человек непредсказуемый, обычно держит «силовиков» в напряжении, словно забывая о них, а как разразится в стране очередное ЧП, летят «головы». Когда министр едет по вызову в Кремль, ни один ясновидящий не поручится за то, что вернется в резиденцию «на коне».

— Президент остался доволен моим докладом, — звонким голосом начал министр, — просил поблагодарить вас за разработку глобальных программ борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти. Он так и сказал: «Рыба гниет с головы». — Министр оглядел зорким взглядом своих ближайших помощников, задержал взгляд на лице Семена Семеновича, словно пытаясь понять, какое впечатление производят его слова. — Но темпы его не устраивают, чем быстрее мы обезглавим верхушку коррупционеров, тем легче будет искоренить мелкую сошку, хапающую все, что плохо лежит. Диву даешься, глядя на все: десятки лет разворовывают страну, а она все еще стоит на своих ногах. Меня очень порадовало, что президент согласился, наконец, с моими докладными записками: захват российской черной металлургии являлся продуманной на западе многоходовой преступной комбинацией высших чинов государства и финансовых тузов России и Запада, а покровительствовал им, явно не бескорыстно, сам вице-премьер Сосковец!