Счет за счастье - Владимир Григорьевич Колычев

все будет… А Кирилла быть не должно. Ни Кирилла, ни Олега. Никого!

— Это мне решать, кому быть, а кому не быть! — не отрывая глаз от себя в зеркале, качнула головой она.

— Не знаю!

Ерема тоже сходил в душ, чтобы не прослыть чушкой. Он не торопился, и Ульяна могла воспользоваться моментом — быстро накраситься, одеться и оставить его с носом. Как это было в первый раз, когда она скрылась в подъезде, не дожидаясь, пока он расплатится с таксистом. Сейчас-то он получил свое, но все равно будет до боли обидно.

Но Ульяна продолжала крутиться перед зеркалом, поправляя прическу. И платье на ней, и глаза, и губы накрашены, остался только последний штрих. Ерема развернул пакет с шубой, повесил ее на плечики, а пальто с меховым воротником сложил и упаковал.

— Ты так решил? — спросила она, иронично глянув на него.

— Или шуба твоя, или я выброшу ее в мусоропровод.

— Выбрасывай!

Ерема кивнул, распаковал пальто, свернул шубу в комок и открыл дверь. Но через порог переступить не успел.

— Ну ладно тебе!

Одной рукой Ульяна взяла его под локоть, другой легонько шлепнула по спине. Он кивнул, закрыл дверь, подал ей шубу, и она быстренько влезла в нее. И поежилась, зажмурив от удовольствия глаза.

Вахлам нервно курил у входа в кафе, когда они подъехали. Увидел их, обрадовался, машину осматривать не стал, задержал взгляд на девушке.

— Ульяна, ну ты просто королева!

— Королева, — кивнул Ерема. — Но не просто!

— Не просто! — весело откликнулась Ульяна и даже подняла руку, как будто собиралась легонько щелкнуть его по носу. Но даже пальцем не прикоснулась.

За столом она не скучала, в разговоры не лезла, но внимательно слушала, если спрашивали, весело отвечала. И шампанское пила за милую душу. Встретили Новый год, под кайфом и с отличным настроением отправились на пустырь запускать салюты, но обратно в кафе Ульяна идти не захотела.

— Отвези меня домой! — шепнула она на ухо Ереме.

— Можно пешком. — Парень кивком указал вдоль тропинки в сторону своего дома.

— Нет, ко мне домой! — качнула она головой.

— Мама заругает?

На шутку она ответила совершенно серьезно:

— Да.

— Могли бы до утра погулять.

— Отвези, пожалуйста! — Она смотрела на Ерему мягко, но требовательно.

— Ну хорошо…

Он не чувствовал себя пьяным, взял дежурную «девятку», которая стояла у сторожки и которой пользовались все. Впрочем, Ульяна не возражала.

И уходить она не торопилась, когда он подвез ее к дому. Дождалась, когда он закроет дверь машины, только тогда направилась к подъезду. Ерема шел за ней. Шла она медленно, как человек, который собирался сказать что-то важное, но ему мешает дефицит времени. Возможно, она собиралась пригласить его в гости. Выглядел он, в общем-то, неплохо. И пальто как у чиновника из мэрии — в стиль и без всяких понтов. И костюмчик сидел. Но Ульяна его за собой так и не позвала. И у самого подъезда остановила Ерему, уперев руку ему в грудь. Не отталкивала, но и к себе не пускала.

— Завтра я за тобой заеду, со мной будешь жить, — как о чем-то решенном сказал парень.

А ведь это жестоко, после столь чудесного вечера с любимой девушкой расставаться с ней. Жестоко и несправедливо. Им бы сейчас в постель, Ерема обнял бы ее, а Ульяна прильнула бы к нему, и они оба чувствовали себя влюбленными и счастливыми. И так каждую ночь…

— Давай вечером, в шесть, — немного подумав, сказала она. — А в одиннадцать домой!

Ульяна кивком указала за плечо на закрытую дверь.

— Ну, хорошо, — слишком легко согласился Ерема.

И она правильно угадала в этом подвох.

— И не надейся, вместе мы жить не будем, — тихо сказала она.

И все же Ерема не поверил ей. Завтра же он сделает Ульяне предложение, они подадут заявление в загс, и тогда она уже никуда не денется.

Дверь в подъезд вдруг стала открываться, угрожая ударить Ульяне в спину. Ерема среагировал мгновенно и прижал девушку к себе. Она не сопротивлялась, но глянула на него удивленно.

— Серега?!

Из темноты подъезда на Ерему смотрел Кирюша. Два огонька в глазах, и третий — сигарета.

— Так это ты с ним? — с обидой спросил он, возмущенно глянув на Ульяну.

Он был явно под градусом. Или выпил хорошо, или потяжелей чего-нибудь принял.

— А что, нельзя? — с вызовом спросил Ерема.

— Э-э… Ну можно… — замялся парень, осознав наконец разницу в их весовых категориях.

Ерема ведь не тепличный овощ, он ведь и в морду мог дать очень легко.

— А что ты здесь делал? — спросил Ерема, кивком указав на верхние окна.

— Что я здесь делал? — удивился Кирилл. — Да я-то могу делать, я здесь свой…

— Понятно. — Ерема с укором глянул на Ульяну.

Кирюша и для нее свой, и для ее родителей. Ему ничего не стоило зайти за Ульяной, а не застав ее дома, остаться за праздничным столом. Уж ни к нему ли она так спешила?

— Ничего тебе не понятно! — Ульяна с упреком глянула в ответ.

— Поедешь со мной? — спросил Ерема.

Он не собирался ставить ее перед выбором. Ерема для себя все решил и Ульяну никому не отдаст, хочет она того или нет. И без присмотра ее больше не оставит. Но, видно, Ульяна поняла его не совсем правильно.

— Ну, хорошо… Только маме скажу… Подождешь? — спросила она, глянув на Кирюшу как на досадное недоразумение.

— Подожду.

И Ерема смотрел на Кирюшу. Парень заметно нервничал, жалея о том, что вышел к ним.

Ульяна ушла, Ерема вынул из пачки сигарету, зажигалку из кармана доставать не стал, вместо этого выразительно глянул на проходимца. Тот правильно все понял, дал ему прикурить, в прямом, разумеется, смысле. «Шестерка» что у кавказцев «шестерка», что у славян.

— Я тебя предупреждал? — спросил Ерема, выпустив дым Кирюше в лицо.

— Так я ничего!..

— Я ведь узнаю!

— Да нет, нет! — Кирюша, казалось, протрезвел.

— Наркотой балуешься?

— Да нет!..

— Чего так?

— Да ну его в пень!

— Кавказцев боишься?

— Ну-у… Они ведь спрашивали про тебя!

— Да? И что ты им сказал?

— А что я мог им сказать! Откуда я знаю, где ты был?

— Ничего не сказал?

— Нет! — Кирюша приложил к груди обе руки.

— Тогда откуда они знают, что там на рынке было?

— Ну, не знаю… — Кирюша отвел в сторону глаза.

— А они знают, что там было? Кто кого чморил, кто кого мочил? — Ерема пристально и с осуждением смотрел парню в глаза.

— Ну, знают… — голос у Кирюши дрогнул.

— Сдал ты меня, пес!

— Да нет! — В страхе перед