Цианистый карлик - Сергей Михайлович Дышев

Я ее очень любила.

— Почему вы все время говорите в прошедшем времени? — продолжал допытываться Савушкин.

— Вы какие-то странные люди! — возмутилась Шпонка. — Придираетесь к словам, вместо того чтобы немедленно броситься на поиски.

— Бросимся, только покажите, в какую сторону, — мрачно отреагировал Савушкин. — Но ведь вы не знаете ни ее знакомых, ни даже родственников — полагаю так, по линии мужа?

— Да, по линии моего покойного мужа. Они все отвернулись от меня после того, как Олег семь лет назад умер от инфаркта.

— Мы, конечно, найдем и опросим всех ее родственников и знакомых, — уже другим тоном продолжил Савушкин. — Да, и принесите нам ее школьный альбом.

— Хорошо, если найду…

— И запишите, пожалуйста, номер ее мобильного телефона в заявлении.

Шпонка торопливо написала заявление, протянула Савушкину.

Никита в свою очередь дал посетительнице квадратный листок.

— Если что-нибудь вспомните, позвоните по этим телефонам.

— А если Маша найдется, не забудьте сообщить, — добавил Кошкин.

Савушкин бегло прочитал заявление.

— Значит, так, Мария Олеговна Лихолетова. 19 лет. У вас разные фамилии. Дочь неродная? — резко спросил Савушкин.

— Ну, как же, неродная? — возмущенно воскликнула Шпонка. — Когда умер Олег, я заменила ей мать. Какие же вы черствые люди!

— Работа у нас грубая, так что извиняйте, — холодно заметил Савушкин. — Общаемся с убийцами, насильниками, живодерами. Специфический контингент.

— Вы найдете ее? — Голос женщины дрогнул.

— Будем искать, только принесите хоть какую-нибудь ее фотографию, — сказал Савушкин.

Шпонка спохватилась.

— Ой, в самом деле… Сейчас принесу…

Женщина тихо вышла.

— Что-то ты сегодня, Никита Алексеевич, не просто черствый, а вообще как рашпиль, — заметил Кошкин.

— Изя Рашпиль, которого на заре лейтенантской юности я посадил за кражу скрипки из школьного оркестра, был, кстати, милейшим юношей, — заметил Савушкин. — А вот эта мадам, поверь мне, терпит падчерицу лишь потому, что она обладает правами на квартиру, в которой они живут… Давай зови Андрюху, сейчас раскидаем, кому чего отрабатывать. Чует мое сердце, здесь не все ладно.

Заглянул в кабинет самый юный и разбитной из оперативников — Андрюха Ряхин.

Савушкин показал на диван:

— Падай.

Андрей уселся, положил блокнот на колени. Савушкин покосился на блокнот.

— Фабулу Серега тебе расскажет. Значит, пойдешь в школу, где она училась, там найдешь адреса ее одноклассников. Девятнадцать лет девчонке, связи с одноклассниками еще поддерживает. И по списку — всех опроси… Ты, Серега, пойдешь к соседям, аккуратно выясни, как они там — жили не тужили… Ссорились, нет, имеется ли кавалер у мадам? У старушек на лавочке поспрашивай… В наше гнусное время не только прав на квартиру лишают, но и права на существование. И всех их, убиенных, везут из Москвы закапывать к нам в область. А у нас их раскапывают, и мы получаем глухие «висяки» нераскрытых убийств. Несправедливо…

Кошкин сурово констатировал:

— Зажрались эти москвичи.

— Это мы — обожрались их трупами, — уточнил Ряхин.

— Что-то по тебе не видно, — продолжил тему Кошкин.

— Ну, все, ребята, за дело! — прервал треп Савушкин.

Опера ушли. Савушкин в задумчивости потер нос. Он давно заметил за собой, что после этих манипуляций его как бы осеняет и в голову приходят неожиданные идеи. Никита решительно набрал номер телефона.

— Здравствуйте, это Анастасия Иванова? — серьезно вопросил он. — Это из милиции. Майор Савушкин. Что вы делаете сегодня вечером?

— Привет, Никита, — отозвалась из трубки Настя. — Что ты сегодня такой официальный?

— Хочу неофициально пригласить тебя на тихий ужин в преддверии запутанной истории, которая, похоже, свалилась на мою шею.

— Сегодня? Ну, никак не могу, Никита. Я ответственная по номеру.

— Обещаю эксклюзив.

Настя вздохнула.

— Согласна, но завтра.

— Есть еще одна эксклюзивная информация для моей журналисточки.

— Ну, говори, — поторопила Настя.

— Я тебя люблю…

— Никита, извини, мне тут полосы притащили. Созвонимся…

Настя отключилась первой.

2‐е число. Дело было днем

Оперуполномоченный Андрей Ряхин, или, как его звали в УВД женщины, «уполномоченно озабоченный Андрюша», шел в школу, в ту самую, которую сам заканчивал лет семь или уже восемь назад. Он показал удостоверение безликому охраннику, в котором едва узнал выпускника какого-то… года, прошел в кабинет директора.

— Разрешите, Клавдия Порфирьевна? Здравствуйте, я из уголовного розыска. Андрей Ряхин.

Директор вскинула брови, усмехнулась.

— Вижу, что Ряхин. С этого бы и начинал, товарищ выпускник… Из уголовного розыска. Ну, что там случилось, Андрей? Что-то натворили наши дети?

— Нет, ситуация другая, Клавдия Порфирьевна. Пропала ваша выпускница Маша Лихолетова.

— Ну, а мы чем помочь можем? — недоуменно спросила директриса.

— Дело в том, что мачеха, которая ее воспитывала, абсолютно не знает, кто ее друзья, знакомые, одноклассники.

Клавдия Порфирьевна задумалась.

— Да, помню эту девочку. У нее родители рано умерли. Сложный характер… Но очень способная.

Директор повернулась к компьютеру, открыла файл с адресами и телефонами учеников, распечатала на принтере.

— Вот, пожалуйста. Но под вашу личную ответственность, товарищ оперативник.

— Да, конечно… Скажите, а с кем из преподавателей я смог бы побеседовать? Но не сегодня…

— Пожалуй, с классным руководителем — Ларионовой Светланой Васильевной.

— Тогда вы ее предупредите? Приду я или мой коллега.

— Хорошо… Но только обязательно позвони, когда Маша найдется.

— Конечно, Клавдия Порфирьевна.

Все то же 2‐е число; и вечер, однако

Кошкин, лениво оглядевшись для приличия, вошел в подъезд. В этом типовом доме и проживала пропавшая девушка Маша. Сергей достал блокнот и стал вполголоса читать выписку из домовой книги: фамилии жильцов и номера их квартир.

— Квартира № 33 — Кухаркин Роман Евгеньевич. Квартира № 34, проживают Шпонка Варвара Борисовна, Лихолетова Мария Олеговна. Мария, Маша, Машенька… Заглянем-ка к товарищу Кухаркину.

Кошкин коротко нажал на звонок. Дверь слепая, «глазка» нет. В напряженной тишине послышался скрип половицы. Кошкин еще раз даванул на электрическую «пуговку». Стало еще тише. И тогда Кошкин по наитию постучал «условным» стуком: тук-тук… тук-тук-тук. И чудо свершилось: дверь тут же распахнулась. На пороге стоял, щурясь, сосед Маши, Роман Евгеньевич — небритый мужчина лет сорока пяти, в клетчатых шортах до колен и темном свитере под горло.

— Ты кто? — подозрительно спросил Роман.

— Свои… — небрежно ответил Кошкин.

— Ну, заходи. Чего-то не припомню тебя.

— Серега я…

— А-а, без очков не узнал. Принес чего-нибудь? А то у меня как в боулинге.

— Это как?

— Шаром покати, — пояснил Роман.

— Так я схожу сейчас.

— Может, и бутылки заодно сдашь? — спросил Роман.

Кошкин отмахнулся от такой перспективы:

— Да у меня хватит…

Ромка тихо прикрыл дверь. Кошкин вздохнул:

— Уцелевший образчик социалистической общности…

В стандартной кухне Ромки Кухаркина имелась видимость холостяцкого уюта: чисто, красиво, никакой грязи. Даже цветочки на подоконнике… Интеллектуальные пристрастия хозяина выдавали лежавшие горкой на полке видеокассеты с надписью на корешках: «Криминальные истории».