Ростислав Самбук - Нувориш

– Знаем ваших, – недобро усмехнулся Луганский, – как начальство припрется на Узловую, крутятся вокруг, если же нет никого, дрыхнут, гады, на вокзале. Диван в дежурке есть? – подморгнул Нечипоренко.

– Конечно.

– С твоими кадрами все ясно.

Иван Павлович потянулся, разминаясь, зевнул и обратился к Коляде:

– Надоел мне этот майор, Гриша. Скучно мне с ним и паленым от него смердит. Отпускаем?

Коляда с любопытством смотрел на Луганского. Догадывался: дурака валяет и, словно подтверждая эту догадку, Иван Павлович отозвал Григория в соседнюю комнату. Там велел:

– Вывезите его за город и в лесу… – махнул рукой. – Отпускать нельзя.

– Закопать?

– Где-то в соснячке – густом, чтобы никто не набрел.

– Будет сделано, шеф!

Они возвратились в большую комнату, и Луганский громко приказал:

– Завяжите майору глаза. Выкинете где-то на дороге возле Ребровицы. И немедленно назад.

– Сделаем, шеф, – вытянулся Коляда по стойке «смирно».

А Сидоренко уже раскручивал веревку, которой майор был привязан к кушетке.

ЗИЦПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЛУТАК

Яровой взглянул на человека, которого впустил в его кабинет Винник, и остался доволен. Внешне импозантен: небольшое брюшко, седоватый с глубокими залысинами, в роговых очках, придававших его лицу солидность и значимость. Взгляд суровый, движения неторопливые, какие-то приторможенные: скорее всего дуб дубом, но выглядит пристойно.

То, что нужно!

Леонид Александрович еще раз внимательно осмотрел его и вынес приговор: «Так тому и быть…»

Яровой указал Лутаку на кресло возле письменного стола. Сам устроился напротив, подал гостю сигарету.

– Курите?

– Ого, «Кент»… – удивился тот. – Богато живете.

– Как-то устраиваемся… – Яровой бесцеремонно пустил дым Лутаку прямо в лицо. – И вы станете курить такие же, если договоримся.

– Не возражаю.

– Тогда слушайте внимательно. Я беру вас на службу, но предупреждаю: могут возникнуть сложности…

– Альберт Юрьевич говорил мне.

Яровой скривился: зачем Винник лезет не в свое дело. Но больше ничем не выказал свое неудовольствие. А впрочем, может, это и к лучшему. Хотя бы потому, что у Лутака было время обдумать ситуацию и принять решение.

– Выходит, вы в курсе, – сказал. – То есть, знаете, чем все может кончиться?

Лутак кивнул, и Яровой подумал, что у этого типа крепкие нервы: ведь знает, что светит ему в будущем…

Яровой позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривоватой, похожей на гримасу.

– Порядок, – сказал, – перспектива вам известна, и давайте поговорим без обиняков.

Лутак снова кивнул, взгляд его стал напряженным.

– Я стану платить вам пятьсот тысяч ежемесячно, пока вы будете исполнять обязанности председателя фирмы «Канзас». Если же случится несчастье и вас загребут – по миллиону в месяц. Компенсация за неудобства в колонии.

– А инфляция будет учитываться? – самым деловым образом поинтересовался Лутак.

– Конечно.

– Но ведь каждый из нас может считать по-своему.

– Давайте определимся сразу. Инфляции не избежать – это как дважды два. Выходит, за месяц пребывания в тюрьме вы станете получать не миллион, а полтора. Без инфляционных перерасчетов.

– А если произойдет денежная реформа?

– Получите причитаемое согласно закону.

– Гарантия?

– Составим договор в двух экземплярах, где все оговорим.

Лутак возразил:

– Не будем же заверять договор у нотариуса… Грош цена такому документу.

– Однако, договор засвидетельствует, что мы оба нарушили закон, что виноват, фактически, я один: сможете доказать, что арестованы незаконно, а я – истинный виновник.

– В этом есть смысл.

– Итак, в принципе вы согласны?

– Да.

Яровой попросил:

– Поднимитесь, пожалуйста.

Лутак пожал плечами и, опершись ладонями на поручни кресла, встал.

Леонид Александрович придирчиво оглядел его и сказал:

– Костюм приобретем новый. Или сошьем. И надо переменить очки. У ваших старомодная оправа.

– Очки – плюс один.

– Запомню. Теперь вот что. С вами будет работать Сушинский. Афанасий Игоревич. Прошу выполнять все его указания. Вы – лишь номинальный глава фирмы «Канзас». Дела поведет он. Ваша обязанность – подписывать документы, подготовленные Афанасием Игоревичем.

– Но ведь будут и какие-то встречи с клиентами? «Дай, Боже, чтобы их было как можно меньше», – подумал Леонид Александрович. Объяснил:

– Вы будете демонстрировать клиентам образцы товаров, имеющихся в распоряжении фирмы. Фактически, это все, что определяет круг ваших обязанностей. Но прошу отнестись к этому очень ответственно. Больше помалкивать. Все объяснения будет давать Афанасий Игоревич.

– Дурачком меня считаете?

«Ты как в воду глянул», – незаметно усмехнулся Леонид Александрович. Но энергично покачал головой.

– Ни в коем случае. Просто ваше мнение может не совпасть с мнением Сушинского, а это нежелательно. Должны играть в одну дуду.

– Какими товарами будет торговать фирма?

– Самыми разнообразными. Видеотехника, стиральные машины, вычислительная техника.

– Скажите, если не секрет, за что меня могут осудить?

«Если бы ты знал! – повеселел Яровой. – Если бы только догадался, что именно я собираюсь провернуть через фирму „Канзас“! Потребовал бы с меня в десять раз больше…»

– Надеюсь, все обойдется, – ответил сухо. – Просто мы должны подстраховаться. На всякий случай. Если же дело дойдет до суда, там и узнаете. Хочу только предупредить: мы заключили джентльменское соглашение, если вам придет в голову нарушить его, пеняйте на себя. Никаких денег платить не буду.

– Вот это меня, честно говоря, и тревожит, признался Лутак. – Что я смогу предпринять, если вы нарушите соглашение?

Яровой ответил предельно откровенно, потому что ни в коем случае не собирался обманывать этого недотепу…

– Вы можете устроить скандал, уведомив правоохранительные органы о нашей договоренности. А мне это ни к чему. Моя фирма не прекратит своей деятельности, потому было бы нежелательно очернить ее.

А сам решил:

«Мне бы только наличные через „Канзас“ вытянуть, а там – хоть трава не расти. Пусть пачкают, пусть шпыняют: не пойман – не вор. Правда, у Лутака будет копия подписанного договора и может подложить свинью. Но выгодно ли это ему? Ведь я должен платить ежегодно: отсидел год – получай, что причитается и через кого скажешь – жену или сына, я заплачу до копейки, зачем мухлевать? Но у нас взаимовыгодный договор. А за мои миллионы передачи тебе будут носить, колбаски и сальца подкинут, не все же на тюремной баланде прозябать».

Эта мысль окончательно развеяла сомнения Ярового и он посмотрел на Лутака с искренней симпатией.

Я, ЛЕВ МОРИНЕЦ

Вот и стряслось…

На той неделе позвонил Иван Павлович и предупредил, чтобы я приготовился. Будет дело.

Я надел спортивный костюм, приобретенные в Барселоне кроссовки и под вечер вышел на улицу, как и велел Луганский. Стою и жду, разглядываю прохожих, пытаюсь представить себе, что же придется делать.

Минут через пять неподалеку остановилась белая «девятка» и два грузовика. Из легковушки выскочил Иван Павлович, кивнул на «газон» с брезентовым укрытием.

– Садись, Левко, – велел.

В «газоне» на скамье устроились еще четверо. Сильные парни, почему-то таких называют амбалами. Обменялись приветствиями, кто-то и спросил:

– Ты – Лев Моринец?

– Да.

– Ну и ну, сам олимпийский чемпион!

– А что?

Тот амбал мне ничего не ответил, только глянул как-то странно.

– Куда едем? – спрашиваю.

Парни лишь плечами пожали, мол, сами не знаем.

Выскочили из Киева, миновали Бровары. Начало темнеть. Сидим, молчим, парни курят, выбрасывают окурки через задний борт. Наконец тот, что узнал меня, спрашивает:

– Давно тебя наняли?

– На той неделе.

– А что делать придется, знаешь?

– Должен охранять шефа.

Парни как-то странно переглянулись.

– Многовато охранников… – пробурчал кто-то. Кстати, и я так подумал: успел заметить, что в «девятке»

пятеро, да и нас столько же – десятеро здоровых лбов, что и трактор при нужде потянут. Выходит, дело явно нечистое, отправляемся мы на операцию, суть которой известна лишь Луганскому.

А может, амбалы все же в курсе?

– Через час совсем стемнеет… – забрасываю крючок, надеюсь, что кто-то клюнет.

– День все короче, – откликнулся один.

– Слава Богу, луны нет, – заметил еще кто-то. Начинаю рассуждать: темная ночь всех устраивает… А в темноте, как правило, проворачиваются недобрые дела. И едем мы, чует сердце, не с благотворительной целью. Потому что именно такие амбалы вряд ли способны на примерные поступки. Хмурые лица не светятся благородством, я бы даже сказал, наоборот, отталкивающие. И в этот момент я искренне пожалел, что позволил Луганскому искусить себя. Такая компания все же не для тебя, Левко Моринец. Правда, окончательно в этом сможешь убедиться лишь сегодня ночью, когда станет известно, чем займемся, но догадываюсь: ничего хорошего не жди.