Ростислав Самбук - Нувориш

В общем, как сказано в писании, каждому свое. Яровой с Лутаком хлебают баланду, а он любуется цветущими яблонями на берегу Козинки.

Едва ли не полгода прошло со времени того громкого процесса: как тогда выпендривались газеты, какие только эпитеты не находили, ругая на все голоса Ярового! Но скоро все это позабылось – теперь и не вспоминают…

В конце концов, все в жизни быстротечно и преходяще…

Сушинскому на мгновение стало обидно: вот и его жизнь достигла зенита, а что видел? Больше падений, чем взлетов. Был свет в жизни – да и тем не насладился. Где оно – его солнышко, единственная любовь?

«Не раскисай, Афанасий, – приказал себе. – Ведь сегодняшний день может стать для тебя счастливым».

Афанасий Игоревич поднялся дубовой лестницей на второй этаж. Постоял на террасе, всматриваясь в луга. Именно тут принимал его Яровой, угощал марочным коньяком и шоколадным тортом. Нынче шоколадный торт Леониду Александровичу только снится. На какое-то мгновение Сушинский представил Ярового в ватнике и грубых ботинках в тюремной мастерской с молотком и зубилом в руках. А отбудет срок, возвратится – нет ни миллионов, ни киевской фешенебельной квартиры, ни дачи на Козинке. Ничего нет и надо начинать жизнь сначала. Хотя ходили по Киеву слухи: что-то у него осталось, что-то сумел сохранить. Впрочем, так и должно быть: государство тянет все с народа, так почему бы не урвать кое-что у государства?

И в самом деле – почему?

Потешив себя этой мыслью, Сушинский спустился в холл, где и должен был состояться аукцион. Сразу определил главного соперника – управляющий банком «Инковест» Рутгайзер. Не поленился, прискакал, хотя и почистила тебя фирма «Канзас» аж на восемьсот миллионов. Выходит, восемьсот миллионов для господина Рутгайзера – раз плюнуть, и сражаться за особняк он будет сегодня до последнего. И не устоять тебе, Афанасий Игоревич, перед «Инковестом».

Хотя и Рутгайзеру разбрасываться деньгами не пристало, ведь одно из условий аукциона – продажа дачи частному лицу. Не организации или какому-то обществу, а именно частнику за наличные, с оформлением усадьбы на конкретное лицо. То есть Рутгайзеру надо выложить за особняк собственные деньги, а он, как истинный коммерсант, вероятно, не привык ими разбрасываться…

Все расположились на нижней террасе. Ведущий торги поднялся на трибуну: в черном пиджаке с «бабочкой», подпирающей воротник накрахмаленной рубашки. Объявил:

– Начальная цена особняка – шесть миллионов.

Рутгайзер сразу поднял цену до десяти. Сушинский затаился. Знал: высовываться не следует, надо нанести удар из-за угла, когда для всех это будет уже полной неожиданностью.

Сначала события разворачивались вяло: прибавляли по пятьсот тысяч, по миллиону. Наконец цена поднялась до двадцати пяти миллионов, это уже была недостижимая для многих сумма – большинство участников аукциона вышло из игры.

Именно в это время в бой вступил Афанасий Игоревич.

– Двадцать семь! – выпалил за секунду до того, как аукционист мог в третий раз опустить молоток.

Но не дремал и Рутгайзер.

– Тридцать, – обозвался тихо, как будто сквозь сон. «Ишь ты! Свинья жидовская! – выругался про себя Сушинский. – Неужто и правда украинское добро к жидовским рукам прилипнет? Всюду они под ногами крутятся…»

– Тридцать два! – сказал, словно отрубил. Теперь Рутгайзер умолк, будто испугавшись. «Кишка у тебя тонка», – обрадовался Афанасий Игоревич.

Но Рутгайзер также за секунду до третьего удара молотка воскликнул:

– Тридцать три.

«Берет на арапа, – понял Сушинский. Азарт пробудился в нем, кровь ударила в голову. – Не сдамся, – решил, – будь что будет!»

– Тридцать пять, – выкрикнул, надеясь, что уж теперь Рутгайзер капитулирует, но ошибся, потому что тот накинул еще миллион.

«Господи! – взмолился Афанасий Игоревич, – покарай жида поганого, они же нашего Иисуса распяли, сделай так, Боже, чтобы заткнулся – сукин сын!»

– Тридцать семь, – выдавил из себя, зная: если Рутгайзер накинет еще хотя бы миллион – проиграл…

– Тридцать семь – раз! – воодушевленно воскликнул аукционист. – Тридцать семь – два. Кто больше, господа? Такая прекрасная вилла и на берегу речки!.. Так кто же больше?

На террасе воцарилась тишина и аукционист поднял руку для завершающего удара.

«Помоги, Господи!» – побелевшими губами прошептал Афанасий Игоревич. Видно, молитва подействовала, так как через мгновение рука аукциониста упала со словом: «Продано!»

Теперь настал момент отрезвления.

«Многовато – тридцать семь, – подумал Афанасий Игоревич. – Точно, многовато… Но, – махнул рукой, – дело сделано и пятиться поздно».

Поднялся на верхнюю террасу, оперся на перила, вдохнул напоенный ароматами весны воздух – он пах яблоневым цветом и травами. На сердце стало легче: взмахнул бы руками и полетел над лугами…

– Победил! – прошептал одними губами Афанасий Игоревич. – Я победил. Я победил! Ведь теперь и на нашей Украине всему голова – деньги!

1993 г., село Плюты