День мертвых псов - Сергей Гришко

от которой идёт время кипения, час ожидания в тишине до привычного, долгожданного звонка в дверь квартиры. Минутки букашки подкожные, что шмыгают, шастают по всему телу, а воздух в лёгких такая секундная слабость на выход и рождение зелёного Шишка с маслом. Смешной, шепелявый, дырявый кондом, исчезающий в уготованном ему месте, странное предопределение бракованного изделия.

– Дыряв и надут – хмыкнув, подытожил Дохлый. Пиная вполне живой и свистяще говорливый, зелёный презерватив, умирающий без человеческой крови, а от исходящего воздуха.

Так часто бывает, что завис один и это не одиночество или изолированность в однополое сообщество с выходом в единственную дверь. Один на один с кучей фальшивых долларов и даже не сибарит миллионщик, а просто Дохлый, что наполняет воздухом презервативы и собственно можно сделать заказ. Подайте эскортницу, что краше всех остальных! Где телефон с номером красно девицы? А вот он, в нем единственный номер курьера с фамилией Чикатило. Алло, есть порошок?

Простое, оригинальное убийство ночных часов без сна, заключено в надувании темного Мавра с ароматом смородины и синего, ребристого Свина, который раздут и громаден, весь в буграх бородавок, для теток с междуножием люкс. Кондом, латекс, резинка со скуки можно мух пострелять, или создать сперматозоидное гетто, выбросить и потерять, просрочить срок и начать новую историю.

Дохлый думал о судьбе последнего презерватива с секретом. Оставить на чёрный день или надуть? Дилемма проедала плешь.

– Как же так? Я богат и ничего ровным счетом не происходит, сижу на стульчаке, как грустный меланхолик в ожидании феи крестной ее чудес, надувая резинки. Пустое пустым наполняю, жду неизвестно чего.

Дохлый убрал деньги во что-то далекое за дверцей на глубине. Пересчитал презервативы, пнул конвульсивно доживающий Шиш с маслом и вот в голове появился очевидный план. Чем прекрасно движение вперед, тем, что в нем не бывает остановок. Ты счастливый, благодарный мертвец в туалете, первый прием и гипер приход. Размазан по кафелю, стекает слюна, глаза зрят в глубину, сумрак приятен. Слышишь? Журчат весенние ручьи, вслушайся, как шепчут червяки подснежники и тихо лопаются почки.

Ослепнуть немного и открыть глаза, чтоб спохватиться и не пройти мимо. Ощущать кожею, что заворачиваешься в радужное покрывало, субъективизм отсутствия там и действительность отторжения здесь. Игры, сублимация, измены, мысли текучи, вязкая речь не по теме. Мертвые молчат и чего-то ждут, живые не правы, живут в заблуждениях.

Сейчас падает занавес и начинается бытие. Антракт удался если пьешь, всё протекает в отдалении, и течения нет, время идет своим ходом, а ты в темноте испачкался в чем-то липком боишься выйти. Огни погашены, бьет шагом набатным колокол, ты ждёшь копателей могил и мытаря, но припрутся они, бестолочи и бесы. Станут морочить голову, путать рассудочность, крутить узлы у судьбы. Это конкретно паскудный живой эфир, бездушное радио относительности ждёт твоих слов. Не мычи, расскажи!

Время сучье пространство и неврастеник в алых штиблетах, полосатом фраке этих чёрных, боксерах с пурпурными лилиями. Утверждает, что господь, азм есмь, а после, плачет навзрыд, извиняется, оправдываясь, что он велик, но так устал от вечного геморроя и приапизма на котором намотана вселенная. Определенно врет.

Скулит завывая шавкой больною, заявляет убедительно, а может, заверяет нотариально, но за всем этим дерьмом мимики, есть желание человечины, нагловатое, сулящее кучу дерьма и проклятий. Его волосатый рот, глаза, язык, вставные платиновые зубы. Желают человечины и безостановочно лгут, порождая паутину, и ты в ней миллионами гибнешь.

– Почему я понял, что всё слишком поздно? Это же суетный бес, злобный демон прилипший пиявкой к душе, кровопивец и отравитель.

Кровь по каплям, отсыревшая сера спичек, обилие прозрачной, даже стеклянной рвоты и соль воды, но это всего лишь начало. Рокот, звуки спешащего ада на адрес, засвеченный в телефонном звонке. Чикатило идет, Чикатило придет и в дверь позвонит.

Раковина раскрывается и оттуда вырываются голодные лобковые вши, тухлые креветки с человеческими черепами, что ползут по замёрзшей чёрной пашне мозга. Кто-то кричит, прикрывшись околоплодной рубахой, но остальные оцепенели в страхе, притихли, и молчат. Ждут жвачно, тупо, временных попусков, когда волна липкого передоза схлынет и появится возможность безостановочно с остервенением трахаться, сношаться, быть белозубым живчиком с несгибаемым стояком. Бойся вселенная, новых, натыканных мною черных дыр и захламленных сингулярностей.

– Ударь его. Да не так сильно. Болван!

– Обыкновенно влепи оплеуху. Да не так же! Ты вырубишь его окончательно, кретин!

Дохлому дали менее ощутимый подзатыльник. Встряхнули, швырнули в красочное фаталити компьютерного файтера с дымом и искрами уничтоженного убийцы, потом в вену, что-то ввели и через минуту в заднице ожили зубастые глисты.

Дохлый вскочил с выдохом – Ох, блядь ну и проняло!

Перед ним сидела, просто эффектно накрашенная кукла-стерва. Хотя моложавость и пугающий грим делали из незнакомки персонаж японского ужастика. Это была та самая обояшка, сероглазая Алиса, которая через полчаса станет зеленоглазой шатенкой, а после облик её изменится, снова или в который раз. Только вот два мордоворота за спиной, увы, не станут зайчиками пушистыми, кисами на мягких лапах.

– Вы ещё кто такие? Чего вам надо? – дрожа и стуча липкими зубами, спросил Дохлый.

– Где деньги гнида? – рыкнул один из бандюганов.

– Шиш с маслом знает – шутка не прошла. Реакция на ответ была молниеносной, звезды в полнеба и искры из глаз, но что боль, если прожита ломка.

Девочка Алиса закурила, внимательно изучая человекообразное существо в углу, которое распространяло странные флюиды, отстраненности и немытости.

– Послушайте любезный, разве господь не учил нас делиться с ближним человеком?

– Вам же мертвый человек и тысячи хватит, чтоб светло дожить до гробовой доски. Так почему же, я слышу шутки, предчувствую алчность и торги упрямого полорогого млекопитающего.

– Зачем тянуть время, которого уже очень мало?

– Если вам есть, что сказать, давайте поговорим, только коротко и лаконично. Помните, у вас нет преимуществ.

Дохлого мгновенно усадили на двуногий табурет. Снова происходит смена лица. Уже пустые. Выгоревшей синевы глаза платиновой блондинки с плотоядным, нездоровым интересом изучали Дохлого. Любопытная Алиса не старалась скрыть свои намерения. Комната наполнилась холодом, в темных углах искрился иней, но ему неудобно было сидеть на чертовом табурете.

– Что, же вы нам поведаете. Какую истину явите нам?

Сигареты у Алисы были дорогие с ароматизатором, поэтому дым щекотал ноздри Дохлому, и он непроизвольно чихнул, забрызгав соплями белые туфли Алисы.

– Вы чрезвычайно не предсказуемый человек, вы полны сюрпризов, как-нибудь в свободное время вы обязательно повторите этот трюк, на бис.