Рассказы - Роберт Альберт Блох

бумагу в карман, но руки не повиновались.

— Что с вами? — спросил папа.

— Что-то мне нехорошо. Надо пойти и немного отлежаться у себя в кабинете.

Он подхватил саквояжик и, не оглядываясь, направился к машине.

— Смотрите не залеживайтесь, — крикнул ему вслед дедушка. — А то какой-нибудь умник напишет бумажку, что вы умерли от похмелья.

Когда пришло время обеда, никто не хотел есть. Кроме дедушки.

Он уселся за стол и умял горох, кукурузную кашу, двойную порцию свиной требухи и собрал подливку парой добрых ломтей пирога с ревенем.

Маме нравилось смотреть, как люди наслаждаются ее стряпней, но от дедушкиного аппетита она была не в восторге. Когда он поел и вернулся на веранду, мама составила тарелки у мойки и наказала нам, детям, их вымыть, а сама удалилась в спальню. Вышла она оттуда с шалью и кошельком.

— Куда это ты разоделась? — удивился папа.

— В церковь.

— Но сегодня только четверг.

— Не хочу ждать. — сказала мама. — Утро было жаркое и, судя по всему, будет еще жарче. Я видела, как ты крутил носом, когда мы тут с дедушкой обедали.

— Показалось, что требуха немного подпорчена, вот и все, — пожал плечами папа.

— Как бы не так! Если ты понимаешь, о чем я.

— Что ты собралась делать?

— Единственное, что могу. Ввериться в руки Господа.

И удрала, оставив меня со Сьюзи драить тарелки, а папа вышел. Выглядел он крайне озабоченно. Я следил в окошко, как папа задает свиньям корм, но ему явно было не до них.

Мы с Сьюзи вышли, чтобы проверить, как там дедушка.

Мама верно сказала насчет погоды. На веранде было жарко, как у черта на сковородке. Дедушка вроде не замечал, а вот я — да. Не мог не видеть, что он уже того.

— Вишь, как над ним мухи жужжат? — спросила Сьюзи.

— Цыц, сестра! Веди себя как положено

— Эй, молодежь. Идите сюда, побудьте с дедушкой.

Надобно сказать, что синие мухи вокруг него так и вились. Мы едва слышали, что он говорит.

— Не, на солнце слишком жарко, — покачала головой Сьюзи.

— Да нет, вроде. — Дедушка даже не вспотел.

— А мухи как же?

— Плевать.

Большая муха уселась ему прямо на нос, а он будто не заметил.

Сьюзи стало не по себе.

— И впрямь, умер.

— Погромче, детка, — сказал дедушка. — Со старшими мычать не вежливо.

Тут он заметил на дороге маму. Хоть и было жарко, неслась она во весь опор, а сзади виднелся преподобный Пибоди. Он пыхтел и кряхтел, но мама ни разу не сбавила скорость, пока они не добрались до веранды.

— Как делишки, преподобный? — крикнул дедушка.

Преподобный, заморгав, потрясенно разинул рот, но не проронил ни звука.

— Что случилось? — спросил дедушка. — Язык проглотили?

Преподобный скривился, будто съел таракана.

— Кажись, я знаю, как вы себя чувствуете, — сказал дедушка. — От жары пересыхает горло. — Он глянул на маму. — Адди, не принесешь преподобному чего-нибудь освежиться?

Мама ушла в дом.

— Ну что ж, — обратился дедушка к преподобному, — плюхайте сюда свою задницу, пообщаемся.

Преподобный нервно сглотнул:

— Визит не совсем светский.

— Ну и что же вы притащились в такую даль?

Преподобный снова сглотнул:

— После разговора с Адди и доком, мне попросту нужно было убедиться самому. Он посмотрел на рой мух вокруг дедушки. — Теперь я жалею, что не поверил им на слово.

— О чем вы?

— О том, что человек в вашем состоянии попросту не вправе задавать вопросы. Когда пречистый Господь нас зовет, положено отвечать.

— Не слыхал никого зова. Правда, слух мой не тот, что раньше.

— Вот и доктор так говорит. Потому вы и не замечаете, что у вас не бьется сердце.

— Замедлилось чуток, ну так это вполне естественно. Мне скоро девятый десяток стукнет.

— Вы когда-нибудь задумывались, что девяносто не шутка? Вы, дедушка, и так прожили очень долго. Вам не приходило в голову, что, может, время угомониться? Вспомните, что говорится в Слове Господнем… Бог дал — Бог взял.

— Ну, меня он что-то брать не торопится, — со сварливой миной ответил дедушка.

Преподобный Пибоди выудил из джинсов бандану и вытер лоб.

— Не нужно бояться. Это бесценный опыт. Ни боли, ни забот, вся тяготы позади. Более того, с этого солнца уберетесь.

— Я и так его почти не чувствую. — Дедушка коснулся усов. — Вообще почти ничего не чувствую.

Преподобный взглянул на него:

— Руки немеют?

— Да я весь какой-то занемевший, — кивнул дедушка.

— Так я и думал. И знаете, что это значит? Начинается rigor mortis — трупное окоченение.

— Не знаю никакого Мортиса, — сказал дед. — У меня только ревматизм — вот и все.

— Определенно, вас так просто не переубедишь. Не хотите верить на слово врачу, не хотите верить на слово Богу. Более упертого старого дуралея в жизни ни видывал.

— Недоверчивость у меня в крови, — сказал дедушка. — Но я не глупый баран, просто мне нужны доказательства. Как говорится, я из Миссури. Вам придется меня убедить.

Преподобный засунул бандану обратно в джинсы. Та уже промокла насквозь, поэтому толку от нее все равно бы не было. Тяжко вздохнув, он взглянул дедушке прямо в глаза:

— Кое-что приходится принимать на веру, — вздохнул он. — Вот вы, например, сидите здесь, а по всем правилам должны бы лежать в земле, под одеялом из маргариток. Если я поверил своим глазам, почему вы не можете поверить мне? Когда я говорю, что волноваться не о чем, это истинная правда. Видимо, мысль о могиле вас не слишком привлекает. Что ж, понимаю. Но в одном можете быть уверены: «Прах к праху, пыль к пыли» — это просто присловье. Не волнуйтесь, что всю вечность проведете в могиле. Пускай ваши останки с миром почивают на кладбище, но душа обретает крылья и летит прямиком вверх. Да, прямиком в объятия Господа! И что за великий день это будет… свободный, как те птахи, что вьются вокруг, вы воспаряете средь сонма небесных созданий, а они поют хвалу Всевышнему и вовсю наяривают на арфе из настоящего восемнадцатикаратного золота…

— У меня никогда душа не лежала к музыке, — ответил дедушка. — И голова кружится, даже когда просто встаю на лестницу, чтобы накрыть дранкой уборную. — Он покачал головой. — Знаете что? Раз уж на небесах так чертовски хорошо, почему вы не отправляетесь туда сами?

Тут и мама как раз вернулась:

— Лимонад закончился. Нашла всего один кувшин. Знаю, как вы к такому относитесь, преподобный, но…

— Хвала Всевышнему! — Преподобный выхватил у нее кувшин и сделал мощный глоток.

— Вы хорошая женщина, и я очень вам признателен, — сказал он маме и ретировался.

— Эй! —