Рассказы - Роберт Альберт Блох

— это несколько месяцев в лагере военнопленных. И даже американцы склонятся перед ним в знак восхищения, когда услышат историю о мастерском обмане.

В склепе было темно и пахло плесенью. Граф беспокойно ходил взад-вперед. Он ободрал колено о край пустого гроба, стоявшего на возвышении внутри склепа. Он невольно вздрогнул и ослабил завязки плаща. Хорошо бы снять этот плащ, хорошо бы выбраться отсюда, хорошо бы навсегда покончить с ролью вампира. Он хорошо сыграл эту роль, но сейчас ему страстно хотелось уйти.

Из-за двери послышалось тихое бормотание, к которому примешивался другой, едва уловимый звук — что-то похожее на царапанье. Граф подошел к закрытой двери и внимательно прислушался: тихо.

Чем там занимаются эти придурки? Он желал скорейшего возвращения американцев. Внутри стало слишком жарко. И почему вдруг стих шум снаружи? Может быть, они ушли?

Да. Они ушли. Американцы велели им ждать и охранять его, но они испугались. Они действительно считают его вампиром: старый Раймонд убедил их в этом. И тогда они убежали. Они убежали, а значит, он свободен и может идти… Граф открыл дверь.

И увидел их, увидел их, стоящих в ожидании. Сурово взглянув на него, Раймонд сделал шаг вперед. В руках он что-то держал, и граф узнал этот предмет и понял, что за странный звук он слышал. В руках у Раймонда был длинный, заостренный на конце деревянный кол.

И тогда граф во всю глотку завопил, что это лишь трюк, что он не вампир, что они — куча суеверных идиотов.

Не обращая внимания на его вопли, крестьяне затащили его обратно в склеп, затолкнули в открытый гроб и, удерживая его там, стали ждать, когда мрачнолицый Раймонд проткнет сердце вампира заостренным колом.

И только тогда, когда кол пронзил его тело, граф понял, что значит слишком хорошо играть свою роль.

Перевод: А. Чикин

Коммивояжер смерти

Robert Bloch. "Sales of a Deathman", 1968

15 января 2047 года. Сегодня великий день! По прилете я был неприятно удивлен этим мрачным «грибом» над Вашингтоном. Смахивает на последствия взрыва водородной бомбы, но, конечно, всему виной перенаселение. Простой смог.

Он, вообще, повсюду, я в курсе, но жизнь в подземных апартаментах с очищенным воздухом порой заставляет тебя забыть об этом. Неудобства, связанные с ношением респиратора, вечно меня выбешивают, но тут я даже порадовался, что на мне сейчас этот намордник. Даже если не брать в расчет смог — толпы тут такие огромные, что от одних микробов из их вонючих глоток можно дать дуба.

Машина Первого Приоритета поджидала меня в аэропорту. В пути я вполне себе успел отдохнуть. Мы вкатились на пятый уровень эстакады и помчали вдоль того, что некогда называлось «Пенсильвания-Авеню».

О Белом доме я мог бы целый роман написать. Он сам по себе- гость из прошлого, такой большой и тихий. Комнаты внутри огромные — двадцать, тридцать, пятьдесят футов протяженностью, скажи кому — не поверят! А ведь когда-то люди были к такому привычны — небывалый простор, и даже не тысяча этажей. Вот так, надо полагать, выглядит живая история.

Конечно же, самым важным событием за день грозила стать встреча с президентом. Даже забавно видеть, какой он на самом деле мелкий. По телевизору-то, при полном обмундировании, кажется, что он мужчина высокий и статный, а здесь, без накладной бороды и седовласого парика, без костюма дядюшки Сэма, он всего-навсего невысокий мужичонка. Даже не могу вспомнить, когда именно президенты повадились соблюдать этот маскарад — давным-давно, сдается мне, лет двадцать-тридцать назад. Конечно же, эффектности он нагоняет, но зато стоит вам увидеть президента за пределами экрана — и вас постигает чуть ли не разочарование. Без бегущей строки телепромптера и всяческих спецэффектов он совсем по-другому звучит.

Но все же он — профи, тут спору нет. Фигур-то здесь влиятельных собралось немало — и из кабинета министров, и из оборонки, а он все равно всех по струнке поставил, и говорили они у него только по делу, без лишней болтологии.

Прямых его цитат приводить не стану. Все, сказанное им — материал под подписку о неразглашении, и даже если я попробую донести что-то своими словами, могу влипнуть в неприятности. Но, в конце-то концов, никто не станет прокручивать пленки с моими дневниками. Так что давайте попробуем.

Он сразу выложил все карты на стол: с народом у нас беда. В одних только Штатах — девятьсот восемьдесят восемь миллионов человек, как подсчитал на последней неделе Генкомпьютер.

— И это лишь публикуемые данные, — подчеркнул он. — На самом деле, численность давно перевалила за миллиард. По понятным причинам, такую цифру мы оглашать ни за что не станем. Паники в стране и так предостаточно. И, с учетом мирового населения, исчисляемого девятнадцатью миллиардами, ожидаемые пятьдесят миллионов следующего поколения…

Президент умолк и оглядел собравшихся. Эх, видели бы вы эти лица — жаль, нельзя было сделать фото!

— Мне понятна ваша реакция, — мягко произнес он, — но в данный момент мне куда интереснее было бы выслушать ваши предложения.

Весь последующий час они горячо и оживленно спорили. Посыпались самые разные безумные идеи — но, по большей части, банальщина.

Начать войну? Слишком опасно. Да и не работает так, как надо — если бы все было так просто, мы бы тут сейчас руками не махали.

Ввести закон о принудительной стерилизации? Уже шесть голосов против, да и слишком уж распоясается в таком случае религиозная оппозиция. Так что отпадает.

Понизить износостойкость металла, из которого делают авто и самолеты? Вот это уже было что-то интересненькое, я даже выпрямился в своем кресле и навострил уши. Какой-то персонаж из транспортного управления развернул перед нами полномасштабную презентацию, с графиками и демонстрационными моделями встроенных уже на этапе производства дефектов. Он взял на себя смелость гарантировать президенту неслыханное — дескать, с его помощью возросшее количество катастроф на дорогах и в воздухе положит конец по меньшей мере ста миллионам людей в трехлетний срок.

Я даже восхитился такому полету мысли, но тут президент осалил того типа, заявив, что подобные меры: а) подорвут доверие к машиностроению и авиапромышленности, что повлечет за собой ущерб экономике, и б) все равно не заставят уровень смертности осадить надвигающуюся волну рождаемости, слишком уж мелок

выйдет урон. Лоббисты стали на все лады горячо поддерживать его — особенно по пункту а).

Какой-то клоун затянул потешную песнь о колонизации Луны, но ему быстро напомнили о том, что построить такие корабли, что за год