Убийства в стиле Джуди и Панча - Джон Диксон Карр

серьезным. – Да, но, если ни один из джентльменов не предъявит ему обвинения, что мы будем с ним делать? Что они сказали? Ах! Да, это самое лучшее. Вот что: мы посадим его в камеру на сегодняшнюю ночь. А завтра утром отвезем в Торки, и они смогут с ним поговорить. Скажем, около одиннадцати часов? Верно. Как жена и дети?

Завтра в одиннадцать тридцать утра у меня была назначена встреча совсем другого рода.

Я поднялся с пола, пребывая в том состоянии, когда ярость сменяется ледяным спокойствием, и осмотрел комнату. Она была довольно пустой, если не считать стола, двух кухонных стульев и шкафчиков у стены. Лампа с зеленым абажуром свисала с потолка над столом из сосновых досок, на нем лежал замусоленный детективный журнал. В комнате была раковина с краном, а рядом висело полотенце. Мое внимание привлекли три деревянных шкафчика возле стены. В первом шкафчике я нашел то, что надеялся найти: форменный китель, аккуратно висевший на вешалке. На верхней полке лежал шлем, рядом с ним свернутый кольцом ремень и сигнальный фонарь. Как заметил Г. М., на мне был темно-синий костюм, и мои брюки – то, что надо. Мне потребовалось всего десять секунд, чтобы надеть китель и шлем, застегнуть ремень на талии и повесить на него фонарь, превратившись в Настоящего Полицейского. Не такой уж плохой прикид. Сержант в соседней комнате продолжал бубнить по телефону, а через открытое окно, выходившее во двор позади дома, кто-то ругал карбюраторы. Черный ход давал мне единственный шанс. Признаюсь, я почувствовал тошноту, когда приблизился к нему.

Я попятился, будто собирался вернуться, чтобы закрыть за собой дверь. Шесть ступенек вели вниз, во двор. Если бы люди во дворе подняли глаза, они увидели бы знакомую спину и шлем. Самой большой опасностью была дуговая лампа над дверью. Тошнота усилилась, когда я осторожно закрыл дверь. Затем я полностью развернулся и небрежно включил фонарь, направив яркий луч прямо им в лица. Они все склонились над двигателем «остина», поэтому свет застал их врасплох.

– А-а-а! – взревел один из них и подпрыгнул. – Убери эту чертову штуку, что за игра, Пирс?

Они все отвели взгляды. Я не слишком быстро спустился по ступенькам. Световое воздействие было недолгим, и я мог рассчитывать примерно на секундную слепоту после него. В задней части двора была довольно высокая стена с двойными воротами, выходившими в переулок. Прикладывая усилие, чтобы не идти быстро, я шел чуть ли не гусиным шагом и слышал, как шаги гулко отдаются во дворе. Я не осмеливался оглянуться, потому что у меня было ощущение, что на меня смотрят.

Чей-то голос сказал: «Это не Пирс», – и я сорвался с места.

Задние ворота были теперь всего в двух футах передо мной, и на них – навесной замок со свободно болтавшейся цепочкой. Эти ворота наверху были утыканы шипами, и перелезать через них при необходимости следовало осторожно. Я бросился вперед и с грохотом падающего лифта захлопнул ворота с другой стороны, закрыл висячий замок и выбросил ключ. В первый раз я оглянулся. Со двора не доносилось никакого шума – не было ни криков, ни суеты. Копы приближались ко мне тихо, как к клетке с животными, черные силуэты на фоне света, чья-то рука просунулась в щель между металлическими планками, и ворота загрохотали. Задняя дверь полицейского участка открылась, и чей-то голос зазвучал с убийственной деловитостью:

– Томпсон, перелезай через стену. Деннис, через боковую дверь рядом и вверх по переулку. Стивенс, пройди по улице вперед, перехватишь его там. Пирс…

Эта погоня была чем-то вроде упражнения на смекалку. Пока я бежал по переулку, география этого места становилась мне все более ясной. Въезжая на Либерия-авеню с Вэлли-роуд, я повернул налево, а полицейский участок находился почти в конце предыдущей улицы. Он был справа. Если бы я сейчас повернул назад, то смог бы попасть в переулок, идущий за Вэлли-роуд. Если бы я остался здесь, они легко могли бы меня схватить. Стало ясно, что моим единственным убежищем было то место, куда я изначально и направлялся: «Лиственницы», пустой дом. Внимания домовладельцев я не боялся, моя униформа была лучшим средством защиты, да и окрестности вскоре будут кишеть полицейскими.

Я мчался в темноте по узкой каменистой улочке, по обе стороны которой были садовые ограды. Перед каждым домом был бак для мусора, а крыши миниатюрных теплиц слабо поблескивали в свете звезд над оградой. Высоко позади меня вспыхнул луч света, и я увидел, как один из моих преследователей показался на стене со стороны ворот полицейского участка, прежде чем прыгнуть. Ночь была такой тихой, что был слышен глухой стук, когда он приземлился в переулке, но теперь залаяли собаки. Этот дьявольский лай заглушил грохот мусорных баков, которые я опрокинул, чтобы затруднить путь моему преследователю. Затем я влетел в переулок за Вэлли-роуд. Сзади раздался шум: очевидно, полицейский налетел на один из баков, и свет фонаря погас; я молил Небеса, чтобы этот фонарь разбился. Был слышен топот бегущих ног по Вэлли-роуд, между домами и за ними, и даже на таком значительном расстоянии белый луч бил сквозь деревья прямо мне в лицо.

Они приближались. Некоторые окна по соседству с треском распахнулись, и можно было различить головы домовладельцев, которые высунулись наружу, как черепахи из панциря. Теперь мне оставалось одно – включить фонарь. Смело, улюлюкая, прочесать кусты и притвориться полицейским, который ищет самого себя. В то же время я надеялся, что смогу отыскать заднюю калитку «Лиственниц». В этом-то и была загвоздка. Все эти проклятые ворота были похожи друг на друга. Я тяжело пыхтел, когда свет моего фонаря скользнул через забор в аккуратный сад с дорожками, выложенными белой галькой, и высветил лиственницу – будто поймал рыбу. Возможно, это было совпадение, но я решил рискнуть: распахнул калитку, закрыл ее за собой и тут же наткнулся на бутылки.

Казалось, бутылок – море. Они выстроились в ряд сразу за воротами, мое воображение превратило их в лес, в то время как моя нога заставляла их катиться, звенеть и налетать друг на друга, будто они были живыми, с таким шумом, что он мог бы перебудить всех на Вэлли-роуд. Эти бутылки представлялись мне монстрами. Кажется, я выключил свой фонарь, когда, пытаясь не споткнуться, осторожно пробирался сквозь пустые бутылки. Причем это были даже не пивные бутыли, нет. Это были бутылки из-под особенно отвратительной марки немецкой минеральной воды – со вкусом, скорее напоминавшим английскую соль, – которую я запомнил по сине-красной