Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты

— Да.

— Пятна на нем — это кровь?

— Цепочка была в руке у Джулии, я тебе говорила, и на ней было немножко крови. — Мими нахмурилась. — Ты не… Ты как будто не веришь мне.

— Не до конца, — сказал я. — И мне кажется, что сейчас тебе просто необходимо быть абсолютно честной.

Мими топнула ногой.

— Ты… — Она тут же засмеялась, и выражение гнева исчезло с ее лица. — Ты можешь бывать страшно занудным. Я говорю правду, Ник. Обо всем, что произошло, я рассказала абсолютно честно.

— Надеюсь. Пора бы уже. Ты уверена, что, когда вы были с Джулией наедине, она уже не могла ничего сказать?

— Ты опять пытаешься вывести меня из себя. Конечно, уверена.

— Ладно, — сказал я. — Подожди здесь. Я позову Гилда; но если ты скажешь ему, что цепочка была у Джулии в руках, а она еще не умерла, то он обязательно поинтересуется, не пришлось ли тебе применять грубую силу, чтобы отобрать ее.

Мими широко раскрыла глаза.

— А что мне ему сказать.

Я вышел и прикрыл дверь.

24

В гостиной сонная Нора развлекала Гилда и Энди. Вайнентовского отпрыска видно не было.

— Давайте, — сказал я Гилду. — Первая дверь налево. Думаю, она готова.

— Раскололась? — спросил он.

Я кивнул.

— Что у нее?

— Посмотрите сами, — предложил я, — а потом обменяемся впечатлениями.

— Отлично. Энди, пошли. — Они вышли.

— Где Дороти? — спросил я.

Нора зевнула.

— Я думала, она там с вами. Гилберт где-то здесь. Он был тут несколько минут назад. Мы еще долго будем торчать здесь?

— Не долго. — Я прошел по коридору мимо спальни Мими к следующей двери, которая была открыта, и заглянул внутрь. В комнате никого не было. Дверь напротив была закрыта. Я постучал.

Раздался голос Дороти:

— Кто там?

— Ник, — ответил я и вошел.

Одетая Дороти лежала на кровати. Гилберт сидел рядом. Губы Дороти слегка припухли, но это могло быть и от слез, глаза покраснели. Она подняла голову и молча воззрилась на меня.

— Все еще хочешь поговорить со мной? — спросил я.

Гилберт поднялся с кровати.

— А где мама?

— Беседует с полицейскими.

Гилберт что-то пробормотал и покинул комнату.

Дороти содрогнулась.

— У меня от них мурашки по коже бегут, — сказала она, потом что-то вспомнила и снова молча уставилась на меня.

— Все еще хочешь поговорить со мной?

— Чем я так восстановила вас против себя?

— Не говори глупости. — Я сел на то место, где сидел Гилберт. — Ты что-нибудь знаешь про тот нож и цепочку, которые нашла твоя мама?

— Нет. А где?

— Что ты хотела мне сказать?

— Уже ничего, — неприветливо сказала Дороти, — кроме того, что по крайней мере вы могли бы стереть со рта ее губную помаду.

Я стер. Дороти выхватила у меня из рук носовой платок и, перекатившись на другую сторону кровати, взяла со столика спичечный коробок. Зажгла спичку.

— Вонять будет, — сказал я.

— А мне все равно, — произнесла Дороти, но спичку задула. Я взял платок, подошел к окну, открыл его, выбросил платок, закрыл окно и вернулся на свое место. — Вот так будет лучше.

— Что мама обо мне сказала?

— Она сказала, что ты в меня влюбилась.

Дороти порывисто села.

— А вы что сказали?

— Я сказал, что я просто нравлюсь тебе еще с тех пор, как ты была маленькой.

Нижняя губа Дороти задрожала.

— Вы… вы в этом уверены?

— А что же еще может быть?

— Не знаю. — Она заплакала. — Из-за этого все надо мной потешаются — и мама, и Гилберт, и Гаррисон… я…

Я обнял ее.

— Ну и черт с ними.

Некоторое время спустя Дороти произнесла:

— Мама любит вас?

— Боже упаси! Она ненавидит мужчин. Больше, чем любая другая женщина, исключая, может быть, лесбиянок.

— Но она всегда в некотором роде…

— Такой уж она человек. Пусть это не сбивает тебя с толку. Мими ненавидит мужчин, всех, причем сильно.

Дороти перестала плакать. Она наморщила лобик и сказала:

— Я не понимаю. Вы ее ненавидите?

— Как правило, — нет.

— А сейчас?

— Думаю, что нет. Она глупая, а считает себя страшно умной, и это раздражает, но мне не кажется, что я ее ненавижу.

— А я ненавижу, — сказала Дороти.

— То же самое ты мне говорила на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить вот о чем: знаешь ли ты или видела когда-нибудь Артура Нанхейма, о котором шел разговор сегодня ночью в баре?

Дороти посмотрела на меня с раздражением.

— Вы просто хотите сменить тему.

— Мне необходимо это знать. Знала ты его?

— Нет.

— Его имя упоминали в газетах, — напомнил я. — Это он сообщил в полицию, что Морелли знаком с Джулией Вулф.

— Я не запоминала его имя, — сказала Дороти. — Не припомню, чтобы до сегодняшнего Дня что-нибудь о нем слышала.

Я описал ей Нанхейма.

— Видела его?

— Нет.

— Он мог быть известен как Альберт Нормэн. Это имя тебе знакомо?

— Нет.

— Знаешь ты кого-нибудь из тех, кого мы видели сегодня у Стадси? Может быть, слышала что-нибудь о них?

— Нет. Честно, Ник. Если бы я знала хоть что-нибудь, чем могла бы вам помочь, я бы рассказала.

— Даже если бы кому-нибудь это могло повредить?

— Да, — медленно произнесла Дороти, а потом спросила:

— Что вы имеете в виду?

— Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Дороти закрыла лицо, слова были едва слышны:

— Ник, я боюсь. — Когда кто-то постучал в дверь, девушка отдернула руки.

— Да-да, — крикнул я.

Энди приоткрыл дверь и просунул голову. Он старался не выглядеть любопытным.

— Вас зовет лейтенант.

— Сейчас приду, — пообещал я.

Энди открыл дверь шире.

— Он ждет. — Энди изобразил нечто, что должно было означать многозначительное подмигивание, но угол его рта дернулся больше, чем глаз, и выражение лица получилось совершенно потрясающее.

— Я вернусь, — бросил я Дороти и пошел вслед за полицейским.

Он закрыл за мной дверь и приложил рот к моему уху.

— Мальчуган подсматривал в замочную скважину, — прошептал он.

— Гилберт?

— Ну да. Он убежал, когда услышал, что я иду, но это совершенно точно.

— Это еще что, — сказал я. — Ну как, вы добились чего-нибудь от миссис Йоргенсен?

Энди сложил губы буквой «о» и с шумом выдохнул:

— Вот это дама!

25

Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна и, казалось, была вполне довольна собой. Весело улыбнувшись мне, она сказала:

— Теперь моя душа чиста. Я во всем призналась.

Гилд стоял у стола и вытирал лицо носовым платком. На его висках еще блестели капли пота, лицо выглядело уставшим и состарившимся. Нож, цепочка и носовой платок, в который они были завернуты, лежали на столе.

— Закончили? — спросил я.

— Уж не знаю, факт ли это, — вздохнул Гилд. Он повернул голову к Мими: — Как вы считаете, можно сказать, что мы закончили?

Мими засмеялась.

— Не могу представить, как это еще можно назвать.

— Ладно, — медленно и без большой охоты проговорил Гилд, — в таком случае, думаю, мне необходимо поговорить с мистером Чарлзом, поэтому мы оставим вас на пару минут. — Он аккуратно завернул ножичек в носовой платок и положил все в карман.

— Вы можете остаться здесь. — Мими поднялась из кресла. — Я пока пойду поговорю с миссис Чарлз. — Проходя мимо меня, Мими игриво коснулась моей щеки кончиком указательного пальца. — Не позволяй, Ник, говорить про меня гадости.

Энди раскрыл дверь, закрыл ее за Мими и, сделав «о», опять шумно выдохнул.

Я прилег на кровать и спросил:

— Ну, что к чему?

Гилд прокашлялся.

— Она сказала, что эту самую цепочку и нож нашла на полу, куда Вулф обронила их, вероятно, во время борьбы с Вайнентом. Еще она объяснила, почему до сих пор скрывала это от нас. Между нами: если посмотреть на это дело здраво, то все, что она говорила, большого значения не имеет, хотя, наверное, в данном случае у нас нет возможности это проверить. Откровенно говоря, я не знаю, что с ней делать, в самом деле не знаю.

— Главное, — посоветовал я, — не дайте себя вымотать. Когда вы ловите ее на лжи, она соглашается и опять начинает врать; когда вы ловите ее на новой лжи, она опять соглашается и опять врет, и так повторяется снова и снова. Большинство людей, даже женщины, теряются, когда их ловят на явной лжи в третий или четвертый раз, и тогда или начинают говорить правду, или замолкают. Но Мими не такова. Она будет продолжать свои старания, и надо быть очень бдительным, иначе начинаешь верить ей, но не потому, что она говорит что-то, похожее на правду, а просто потому, что устаешь не верить.

— Хм-м, — промычал Гилд. — Возможно. — Он сунул палец за воротничок. Казалось, ему стало очень неуютно. — Послушайте, а вы не думаете, что это она убила девицу?