Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты

— Я бы с удовольствием, — медленно сказала Мими, — но, боюсь, как бы Алиса…

— Извинись перед ней по телефону, — предложил Йоргенсен.

— Давайте я, — сказала Дороти.

Мими кивнула.

— Будь с ней вежлива.

Дороти ушла в спальню. Казалось, все сразу повеселели. Нора, поймав мой взгляд, весело мне подмигнула, а я не мог ей ответить, потому что в этот момент на меня смотрела Мими.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы мы остались? — спросила она.

— Конечно.

— Врешь, наверное. Уж не любил ли ты бедную Джулию?

— «Бедная Джулия», в твоих устах это звучит превосходно. Она всегда мне нравилась.

Мими снова положила ладонь на мою руку.

— Она разбила мою жизнь с Клайдом. Естественно, что тогда я ее ненавидела, но ведь это было давно. В пятницу, когда я пришла к ней, уже ничего против нее не имела. Ник, я увидела ее мертвой. Она не заслуживала смерти. Это ужасно. То, что я испытала, не имеет значения, это все в прошлом, а сейчас осталась только жалость. Именно это я имела в виду, когда сказала «бедная Джулия».

— Я не понимаю, что ты замышляешь, — сказал я. — Что все вы замышляете.

— Все вы… — повторила Мими. — Дорис…

Дороти вышла из спальни.

— Я все уладила. — Она поцеловала мать в губы и села с ней рядом.

Глядясь в зеркало — не испорчен ли рот? — Мими спросила:

— Она не обиделась?

— Нет, я все уладила. Что нужно сделать, чтобы дали выпить?

— Нужно подойти к столу, на котором стоят лед и бутылки, и налить, — сказал я.

— Ты слишком много пьешь, — заметила Мими.

— Я пью меньше, чем Ник. — Дороти подошла к столу.

— Ох уж эти дети! — покачала головой Мими. — Джулия Вулф тебе, наверное, очень нравилась?

— Ник, — позвала Дороти, — вам налить?

— Спасибо, — ответил я девушке, а потом сказал Мими: — Очень.

— Ты чертовски скрытный человек, — пожаловалась она. — Она нравилась тебе так же, как, например, я?

— Ты имеешь в виду те два дня, что мы убили вдвоем?

Мими разразилась искренним смехом.

— Достойный ответ, — сказала она и обратилась к Дороти, приближающейся к нам с бокалами: — Надо достать тебе костюм такого же голубого оттенка. Он тебе очень идет.

Взяв у Дороти один бокал, я сказал, что мне, наверное, пора идти одеваться.

7

Когда я вышел из ванной, Нора и Дороти были в спальне. Нора расчесывала волосы перед зеркалом, а Дороти, сидя на краю кровати, собиралась надеть чулок.

Нора послала мне в зеркале воздушный поцелуй. Выглядела она счастливой.

— Вы здорово любите Ника, правда, Нора? — спросила Дороти.

— Он старый греческий дуралей, но я к нему привыкла.

— Чарлз — не греческая фамилия.

— Чараламбидес, — пояснил я. — Когда мой старик перебрался в Штаты, парень, который регистрировал его на Эллис-Айленде, решил, что Чараламбидес — это слишком длинно, уж очень долго писать, и обстругал фамилию до Чарлза. Старику еще повезло, а то могли и Иксом назвать.

Дороти уставилась на меня.

— Никогда не поймешь, когда вы врете, а когда говорите правду. — Она принялась натягивать чулок, но остановилась. — Что от вас было нужно маме?

— Ничего. Хотела расколоть меня. Она хотела узнать, о чем ты рассказывала этой ночью.

— Так я и думала. И что вы ей сказали?

— А что я мог ей сказать? Ты же ничего не рассказала.

Дороти наморщила лобик, а потом сменила тему.

— А я и не знала, что у вас с мамой что-то было. Конечно, я была ребенком и, даже если бы заметила что-нибудь, все равно бы ничего не поняла, но я даже не знала, что вы друг с другом на ты.

Нора, улыбаясь, отвернулась от зеркала.

— Сейчас узнаем кое-что интересненькое. — Она махнула Дороти гребнем. — Продолжай, дорогая.

— Так вот, я не знала, — серьезно сказала Дороти.

Я спросил, вынимая булавки из свежевыстиранной рубашки:

— И что же ты знаешь теперь?

— Ничего, — тихо сказала Дороти и покраснела. — Но догадываюсь. — Она склонилась над своим чулком.

— Догадываешься, — рассердился я. — Ты дура и не умеешь не смущаться, когда на ум тебе приходят грязные мысли.

Дороти подняла голову и засмеялась, а потом спросила серьезно:

— Как вы думаете, я многое унаследовала от мамы?

— Я бы не удивился.

— Но все же, как вы думаете?

— Ты хочешь, чтобы я ответил нет. Нет.

— Вот с кем мне приходится жить, — весело вставила Нора. — И ничего с ним не поделаешь.

Одевшись первым, я вышел в гостиную. Мими сидела на коленях у Йоргенсена. Встав, она спросила:

— Что тебе подарили на Рождество?

— Нора подарила мне часы. — Я показал подарок.

Мими сказала, что часы прекрасные; они на самом деле были такими.

— А ты ей что подарил?

— Ожерелье.

— Можно? — спросил Йоргенсен, поднимаясь, чтобы смешать себе коктейль.

В дверь позвонили. Я впустил Квиннов, Марго Иннес и представил их Йоргенсенам. Вскоре Нора и Дорис, закончив свой туалет, вышли из спальни, и Квинн тут же прилип к Дорис. Ларри Кроули пришел с девушкой по имени Дэнис, а несколько минут спустя прибыла чета Иджев. Я запросто выиграл у Марго тридцать два доллара в трик-трак. Дэнис потребовалось пойти в спальню, чтобы ненадолго прилечь. Сразу после шести Алиса Квинн с помощью Марго оторвала своего мужа от Дороти и утащила его на какую-то встречу. Отбыли Иджи. Мими надела пальто и заставила одеться мужа и дочь.

— Очень приятный был вечер, — сказала она. — А, может быть, придете завтра к нам на ужин?

— Конечно, — согласилась Нора.

Мы пожали друг другу руки, обменялись любезностями, и Йоргенсены ушли. Нора, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной и произнесла:

— Господи, какой красивый мужчина.

8

Я пребывал в уверенности, что дела Вулф, Вайнента и четы Йоргенсен меня не интересуют и не касаются, однако, когда на следующее утро в четыре часа по дороге домой мы зашли к «Рубену» на чашку кофе, Нора, раскрыв газету, в колонке, посвященной всяким сплетням, прочла: «Ник Чарлз, бывший ас Транс-Американского детективного агентства, прибыл с побережья, чтобы расследовать тайну убийства Джулии Вулф», — а шесть часов спустя, когда Нора растолкала меня и я открыл глаза и сел в постели, в дверях спальни стоял человек с оружием в руке.

Мужчина был плотный, среднего роста, смуглый, моложавый, широкоплечий, с близко посаженными глазами. На нем было плотно облегающее пальто, темный костюм, черные ботинки и черный котелок; все это выглядело так, словно было куплено пятнадцать минут назад.

Оружие — тупорылый вороненый автоматический пистолет 38-го калибра — легко лежало у него в руке; ни в кого конкретно мужчина не целился.

— Ник, он вынудил меня впустить его, — говорила Нора, — он сказал, что…

— Что мне надо поговорить с вами, — перебил Нору человек с пистолетом. Голос у него был низкий и резкий.

К этому времени я очухался от сна. Глянул на Нору. Она была возбуждена, но, похоже, не испугалась; выглядела она так, будто наблюдала за лошадью, на которую поставила и которая идет ноздря в ноздрю с лидером.

Я сказал:

— Ну что же, говорите, только будьте любезны, уберите оружие. Моей жене все равно, а вот я беременный, и не хотелось бы, чтобы ребенок родился…

Мужчина улыбнулся, оттопырив нижнюю губу.

— Можете не объяснять мне, что вы парень крутой. Я о вас слышал. — Он убрал пистолет в карман пальто. — Я — Шеп Морелли.

— А я о вас ничего не слышал, — сказал я.

Он шагнул в комнату и замотал головой, приговаривая:

— Это не я пришил Джулию. Это не я…

— Может быть, и не вы, только новость эта не по адресу. Меня это не интересует.

— Я не встречался с ней уже три месяца, — продолжал Морелли. — Мы расстались.

— Расскажите об этом полиции.

— У меня не было причин желать ей зла; со мной она всегда была откровенной.

— Все это прекрасно, — заметил я, — только вы принесли свою рыбу не на тот рынок.

— Послушайте, — он сделал один шаг к кровати, — Стадси Барк сказал, что вы парень что надо. Поэтому я и пришел. Сделайте…

— Как Стадси? — удивился я. — Я не видел его уже лет десять с тех пор, как его посадили.

— У него все в порядке. Он хотел вас повидать. Он держит заведение на Западной Пятьдесят девятой улице — «Пигайрон Клаб». Послушайте, что готовит мне полиция? Они думают, что это моих рук дело? Или им все равно, лишь бы навесить на меня что-нибудь?

Я покачал головой.

— Я сказал бы, если бы знал. Не верьте газетным сплетням — я действительно не веду это дело. Спросите у полиции.

— Это было бы здорово, — Морелли снова улыбнулся одной нижней губой. — Это была бы самая сильная шутка из всех, которые я проделывал. Я, из-за которого один полицейский капитан провел три недели в госпитале только потому, что мы слегка поспорили. Вот бы ребята обрадовались, если бы я пришел к ним со своими вопросами! Аж до кончиков своих дубинок обрадовались бы. — Он выставил руку ладонью вверх. — Я пришел к вам по-честному. Стадси сказал, что вы парень честный, так будьте же таким.