Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

отсутствовал, но Денис Осипович ещё с утра уехал в район с Кудрей, и пока не было слышно, чтобы машина того проехала.

– Ну, значит, так! – Надежда Терентьевна пристукнула ладошкой по столу. – Завтра с утра, если не появиться твой Алексей Павлович – соберём поиск. Всё вокруг обшарим – найдём, хоть живого, хоть мёртвого! – сказав это, Ситникова прихлопнула рот рукой, поняв, что сказала не то, что надо, но было поздно: Марья Петровна заголосила.

Следом заплакал семилетний сын Шурка, а за ним и годовалая Ульянка.

Детей кое-как, общими усилиями с Маринкой, удалось успокоить, но Марья Петровна всё хваталась за сердце, причитая и всхлипывая, пока Ситникова, наконец, не прикрикнула на неё, ругая и себя за несдержанность в разговоре.

Ближе к ночи появился Баташов, оповещенный своей женой о том, что его спрашивала взволнованная дочка Нигая.

Денис Осипович, появившись на пороге дома неуёмного конюха, схватился за голову, узнав о том, что случилось.

– Ну, что за человек! Ведь предупреждали не однажды, что все эти слежки его до добра не доведут! Кто угодно мог на него обозлиться: за всеми следил, никого не пропустил, даже за мной, чёрт этакий, подглядывал!.. Следопыт хренов! – Баташов в изнеможении сидел на скамье у печи рядом с Марьей Петровной, придерживая руку в чёрной перчатке здоровой рукой и покачивая протез. – Руки нет, а болит!..

– Почему так? – думая больше о своём, спросила Нигай.

– Врачи говорят: фантомные боли, – ответил Баташов, старясь отвлечь женщину от дурных мыслей. – Да не майся ты, Марья Петровна, давай дождёмся утра, а там и видно будет. Надо было вечером пробежаться по домам: может, кто, что и видел, а теперь!.. Ночь уж на дворе, куда идти-то? – посетовал он.

– А Верку-то, Верку, где нашли? В доме ведь нашли! – простонала женщина.

– То Верка, а то твой Алексей, – успокоительно сказала Ситникова. – Он же с Веркой делами никакими не связан? И не дома же он спрятался?

– Так сказал же, что убийцу нашел! Выследил, вроде, кого-то… – качаясь из стороны в сторону, простонала Марья Петровна.

– Подумаешь, следователь какой выискался! Сама знаешь – болтать он мастер, сколько раз наговаривал на людей? Увидит где-то что-то, и давай! Несёт по всей деревне! А что и как – толком не выяснит! Наказать его надо, Денис Осипович, как объявится, – строго выговаривала Ситникова.

– Накажите дурня, накажите! В каталажку его закройте на пятнадцать суток, чтобы, значит, людей с толку не сбивал, – закивала головой Марья Петровна.

Кое-как успокоив её, Баташов с Ситниковой ушли домой.

Обоих обуревали мрачные предчувствия.

Экспедиция с болот вернулась после полудня.

Об исчезновении Нигая узнали ещё по дороге: навстречу им попались двое мужчин, которые участвовали в поисках конюха.

Кобяков, услышав это, разразился такой отборной бранью, что Трейгер покраснел от смущения и закашлялся.

Остальные просто мрачно молчали.

– Опасения наши оправдались, – жестко констатировал Дубовик, когда они пришли домой на пасеку.

– Может, всё ещё обойдётся? – с робкой надеждой спросил Поленников.

– Не верю! Не верю! – голос Дубовика звенел от злости и бессилия. – Так опростоволоситься! Допустить ещё одну смерть! Это минус моей работе! – он вышагивал по дому Поленникова, переходя из кухни в комнаты. Задев раненым плечом косяк двери, поморщился, то ли от боли, то ли от досады.

– Ну, оплошности в работе бывают у всех, – попытался успокоить его Поленников.

– Оплошности? Это у ребенка в штанах, простите, бывают оплошности, а у меня потеря профессионального нюха, приведшая к фатальной ошибке. Ещё тогда, когда Степан Спиридонович пришел за нами и рассказал о Нигае, я просто обязан был закрыть этого товарища, хоть в его собственном подвале. Знал ли он убийцу или нет, но поперек дороги тому встал точно! – всё больше распалялся Дубовик.

– Андрей! Ты так разошёлся, будто увидел труп, – придержал его за руку Герасюк.

– Я его нутром почувствовал, – угрюмо произнес подполковник, усаживаясь, наконец, на диван и замолкая.

Ужин прошел в мрачной обстановке.

Пили с каким-то ожесточением коньяк, мало закусывая и почти не разговаривая.

Вечером приехал Кобяков и с порога заявил:

– Нашли, в медвежьей яме, упал на колья, – он в изнеможении опустился на стул. – Добегался. Сколько раз предупреждали об этих ямах, чтобы были осторожней! – участковый помолчал, потом повернулся к Дубовику: – Вас, товарищ подполковник, следователь просит приехать в Правление. Что-то вид у него неважный, помятый какой-то.

– Едем? Место всё равно надо осмотреть, – повернулся Герасюк к приятелю.

– Обязательно! Проведем все необходимые действия, как обычно, – кивнул тот, выходя из-за стола.

Поленников тоже засобирался:

– Думаю, что мешать вам не буду? – он вопросительно посмотрел на Дубовика.

Тот лишь согласно кивнул.

– Далеко ехать? – обратился Герасюк к Кобякову.

– Тут это, рядом с тропинкой, идущей на пасеку, примерно, в километре, – ответил участковый.

До места шли быстрым шагом, невзирая на торчащие корни и коряги.

Герасюк, переступая через поваленное дерево, не рассчитал высоту и упал в высокий мокрый мох.

– Вроде не пьян, а вставать не хочется, – и усмехнулся своей «плоской» шутке, как он сам оценил её. – Перина… Только сырая.

– Это, Петр Леонидович, наша усталость сказывается, – вполне серьёзно произнес Поленников. – Я тоже не отказался бы примоститься даже на такой.

У большой ямы стояли трое мужчин с хмурыми лицами.

– Никому не сообщал? – Кобяков повернулся к молодому рябому мужчине.

– Не-ет, как можно!.. Вы же предупредили. Я от вас сразу сюда вернулся, – он затряс лохматой головой.

– Хорошо. Нам сейчас здесь лишние глаза не нужны. Вы пока постойте в сторонке. Потом придётся его нести, – он кивнул на дно ямы, где в страшных муках умер, нанизанный на колья, нелепый мужичок с лисьим носом.

Дубовик повернулся к Герасюку:

– Работай, товарищ эксперт.

Все, услышав эти слова, дружно отошли на некоторое расстояние от страшной ямы. Присели на сваленное большое дерево.

Герасюк осторожно ступая, обошел яму вокруг, приглядываясь к примятому мху. Дубовик стоял рядом в мрачном раздумье, потом прошелся следом за приятелем.

Подступала темнота. Пришлось включить фонарики.

Герасюк шагнул в сторону и в свете яркого луча увидел среди сырого мха небольшой клочок белой бумаги. Он наклонился и поднял его.

Дубовик через плечо взглянул на находку и тихо произнес:

– Убери, и никому ни слова. Объясню потом.

При помощи толстой верёвки Герасюк осторожно спустился в яму. Осветив её, осмотрел труп, колья, землю вокруг.

По его хмыканью Андрей Ефимович понял, что эксперту что-то не понравилось. Но виду другим он не подал.

В лесу провозились долго. Ждали фельдшера с носилками. С ним пришел Баташов.

В деревне их уже встречали.

У края леса подошли несколько мужчин