Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

– Да слишком много всего за последние недели случилось, и беды нарастают, как снежный ком, – вздохнул Кобяков.

– Ничего, в наших силах остановить его. Думаю, что мы уже вплотную приблизились к преступнику. Ещё пара шагов…

– Что, свежие мысли пришли в твою светлую голову? – спросил Герасюк.

– Не пришли, а утвердились, зацепились в ней. Наш поход сюда, скажу вам прямо, оч-чень плодотворен, несмотря на пустой сундук. Кстати, он лишь подтверждает одну мою догадку, – Дубовик постучал себя пальцем по виску. – Появилась тенденция к формированию полной версии убийств.

– Ну, что, значит, будем собираться в обратный путь? – спросил Герасюк.

– Будем. Здесь нам больше нечего делать, а там, до приезда Ерохина мне надо кое-что проверить.

Поленников и Трейгер с воодушевлением приняли известие о том, что экспедиция на болота завершена. Слишком тягостным было пребывание на этом островке, где осязаемо чувствовалась чужая, полная лишений и страданий, жизнь.

Жена Нигая, Марья Петровна, уже в который раз ставила самовар: муж где-то, как обычно, задерживался. «Проводит очередное «расследование», сыщик несчастный», – с досадой думала женщина.

Выйдя рано замуж, она не сразу поняла, что связала свою жизнь с очень непростым человеком. Алексей Павлович был незлобив, простодушен, жену не обижал, хоть и любви особой никогда не выказывал, но его болезненное желание влезать во всё и везде, раздавая советы, было настолько навязчивым и невыносимым, что приводило в ярость не только её, но и всех, кого он, так или иначе, затрагивал своими действиями.

Вот и вчера, придя с работы, он переоделся в свой нелепый маскхалат и с загадочным выражением лица двинулся по своим странным делам.

Наступило утро – Нигай домой не вернулся.

Марья Петровна не испытывала особой озабоченности по поводу отсутствия мужа. Иной раз он мог оставаться ночевать и на конеферме. Там с очередным дежурным конюхом распивалась бутылка портвейна – не больше! – и Нигай, что называется, садился на своего любимого конька – либо рассказывал о своей общественной работе, либо непосредственно её выполнял. Жена никогда не принимала участия в подобных обсуждениях, считая это бесполезным и зловредным занятием. Работы по дому хватало и без этого. Вот друзья на ферме могли себе позволить и выслушать нелепого мужика, и посмеяться над ним и вместе с ним, благо ночью все обитатели фермы спали, а Нигай к реакции людей привык и не обижался, в силу своего странного характера.

Она вышла во двор. Проверив ещё раз своё хозяйство, Марья Ивановна наказала пятнадцатилетней дочери Маринке насыпать зерна курам и развести молока ягнятам и отправилась на работу.

Дорога на птицеферму лежала через луг.

Марья Петровна споро шагала по тропинке, оглядываясь вокруг.

Сквозь прошлогоднюю пожухлую траву уже пробивалась молодая поросль: луг заметно менял краски.

Женщина в своих думках о домашних делах не заметила, как её догнала старуха Фимка, отводившая на выгул свою козу Растрёпку.

Коза, несмотря на своё неблагозвучное имя, была на удивление смирна и послушна. Идя рядом с хозяйкой, она лишь искоса посматривала на зеленеющие пучки молодой травы, не сбиваясь с шага. Фимка привязывала свою «кормилицу» у дороги на пасеку: там из-за близости озера трава была покучнее и посочнее, хотя дорога туда и обратно отнимала у старухи немало времени. Но зато молоко у Растрёпки было на деревне самое жирное и сладкое: Фимка не жалела своих ревматических ног, отводя козу на пышные луга.

– Слышь, Пятровна, – делая ударение на буквы «я» и «о», рассыпавшись мелким смешком, обратилась старуха к женщине, – твой-то вчерась опять в лес тыркнулся в своей зелёной халабуде. Никак самого лешака выслеживает? Споро так бежал, ног не жалеючи!

– Да ну его, к этому самому лешему! – досадливо махнула рукой Марья Петровна. – Убийцу, говорит, нашел! Подозревает кого-то.

– Ишь ты, прыткий! Всех, значит, обошел! И Кобякова, и этих… с района. Может, медаль каку дадут? Слышь, Пятровна? – Фимка опять зашлась тоненьким старческим смешком.

– Я б ему эту медаль-то на самый лоб прилепила бы, чтоб ходил – светился! – женщина уже сама начала смеяться вместе со старухой. – Одарил же Господь меня таким сокровищем!

– Сама, поди, выбрала. Чего ж на Господа кивать? Он-то нам как раз и указывает, чего не след делать, да мы сами с усами – по своему разуменью поступаем. Вот и твой: осаживают его, осаживают – не лезь не в своё дело, а он – нет, творит, что пожелает, – осуждающе замотала головой старуха, сворачивая на свою тропинку, идущую вдоль леса к дороге на пасеку.

Вечером Марья Петровна уже совершенно злилась на своего мужа. «Вот ведь распёрло его!» – думала она, управляясь по хозяйству. Потом, не выдержав, отправила старшую дочку сбегать на конеферму, узнать, не там ли её блудный мужик обитает.

Девочка возвратилась скоро и объявила, что отец там не появлялся с того времени, как сдал своё дежурство.

Марья Петровна вдруг застыла на месте: «Он ведь сказал, что убийцу выследил! А вдруг?.. Он же в лес пошел!» Женщина заметалась по кухне, не в силах справиться с охватившим её волнением. «А ведь Верку-то тоже так искали!» Она рухнула на скамью у печки.

Дочка с удивлением посмотрела на мать:

– Мамка, ты чего? Случилось что?

– Сердце что-то захолонуло… – Марья Петровна схватила полотенце, лежавшее на ведре, опрокинув его, и стала обмахиваться, проводя холстиной по вспотевшему вмиг лицу. – Сбегай-ка, Маринка, до участкового, пусть подъедет к нам.

– Так он же на болота с этими, из органов, ушел. А милиция-то тебе зачем? Тебе же фельдшер нужен, с сердцем-то… – девочка встала возле матери, погладив её по плечу.

– С отцом, видно, что-то случилось, – объяснила одышливо та.

– Ой, да что с ним может случиться? В засаде опять где-нибудь сидит, да подсматривает, кто кому пошел на свидание, кто у кого в любовниках ходит, – махнула рукой дочь, стараясь успокоить мать.

– Мала ещё так рассуждать, ишь ты! – рассердилась женщина, махнув на девочку полотенцем. – Исполняй, что мать сказала. Если Степаныча нет дома, беги к Ситниковой, с ней будем решать, что делать, если потерялся отец.

– А пусть бы и потерялся, – буркнула девочка себе под нос, надевая старенькое пальтишко. – Надоел всем со своим выслеживанием. – Она громко хлопнула дверью.

Уже битых два часа Ситникова сидела дома у Нигая, в который раз расспрашивая Марью Петровну о вчерашнем дне, пытаясь понять, куда мог пойти Нигай. Прошлым вечером она сама видела его в Правлении, когда тот ждал следователя. Потом куда-то сорвался и убежал. Легче было позвать Баташова и решать с ним все эти вопросы, пока Кобяков