Сирил Хейр - Смерть бродит по лесу

— Тодмена? Ах да, владельца гаража. Весьма темпераментный водитель. Кстати, я рассказывал, что он пытался на днях задавить мою бедную жену? Парнишка Рэнсом вам расскажет, если хотите.

— Тодмен, — упорно продолжил Тримбл, не давая себя отвлечь, — повез ваш багаж в «Альпы» в четверг, а вы вышли, чтобы пойти пешком.

— Вот именно. Но мы ведь это уже проходили, верно?

— Не проходили мы вот чего, мистер Пурпур. Если вы, как говорите, поднимались на холм, то почему не видели друг друга, когда он ехал с холма вниз?

Пурпур торжественно покачал головой.

— Ну почему же это не пришло вам в голову вчера, суперинтендант? — укоризненно сказал он.

— Я спрашиваю вас сейчас. Вы видели, как машина Тодмена спускалась с холма?

— Если Тодмен ехал прямиком из «Альп» и если я случайно посмотрел бы в тот момент в его сторону, несомненно, увидел бы.

— Значит, вы видели его машину, а не Уэндона?

— Сдается, вы самым безответственным образом делаете скоропалительные выводы. Я не говорил, что не видел машину Уэндона. — Пурпур чуть зевнул и глянул на свою газету.

— Послушайте, мистер Пурпур. Сомневаюсь, что вы внимательно меня слушаете. Тодмен сказал, что видел вас на гребне холма. Еще он сказал, что машины Уэндона в тот момент вообще не было на дороге — она стояла на парковке, и в ней никого не было. Если это так, следовательно, вы не могли видеть ее на дороге, потому что, перевалив за гребень, дорога не видна. Вы следите за ходом моей мысли?

— Абсолютно. Насколько я понимаю, вы пытаетесь — довольно путано — дать понять, что Тодмен говорит одно, а Уэндон — другое.

— Истории Уэндона мы пока не касаемся, — сказал Тримбл, теперь основательно задетый. — Меня интересует ваша.

— Если память мне не изменяет, в моей истории, если так ее можно назвать, Уэндон не фигурирует.

— В ней фигурирует машина, которая легко опознается как его.

— Совершенно верно.

— И это было сказано в ответ на мой вопрос после того, как вы узнали, что я разговаривал с Уэндоном в участке.

— Совершенно верно, — любезно согласился Пурпур.

— Полагаю, вы намеренно дали ответ, укладывающийся в показания Уэндона.

Пурпур поднял брови.

— Чересчур умно было бы с моей стороны догадаться, что привело его к вам вчера, — заметил он.

— Не сомневаюсь в том, что вы очень умный человек, мистер Пурпур.

Пурпур кивнул.

— Да, верно, — согласился он.

— Если Тодмен говорит правду, ваш ответ был полнейшей выдумкой.

— Так может оказаться.

— В последний раз, мистер Пурпур. Вы готовы сказать, чью машину видели на холме?

Пурпур выпустил ароматное облачко дыма и очень неспешно вдавил окурок в траву у шезлонга.

— Нет, — сказал он. — Не готов. По зрелом размышлении я не готов утверждать, что вообще видел какую-либо машину. Как я предполагаю, — продолжил он, не давая открыть рот суперинтенданту, которому уже все опротивело, — вы, по сути, предлагаете мне определить, что является правдой: то, что сказал вам Тодмен, или то, что сказал Уэндон, и о чем, по вашему предположению, мне хватило ума догадаться. Так вот, я не полицейский, и меня решительно не интересует, кто из этих двух индивидуумов говорит правду, если не лгут оба. Как вы уже заметили, меня вообще не слишком интересует правда. Меня интересует одно и только одно: спасти... собственную... шею. — Он дал суперинтенданту очнуться от грубости фразы и лишь потом продолжил в обычной своей приятной манере: — Вчера вы заявили, что есть только мое слово, что я был в данном месте в данное время. Теперь мою историю подкрепляют показания не одного, а двух независимых свидетелей. Для меня этого вполне достаточно. Тот факт, что они настолько не связаны друг с другом, а их показания противоречат друг другу, меня нисколько не беспокоит. Мне хватит и того, что вместе они дают достаточно, чтобы любому вне бедлама и в голову не придет пытаться меня преследовать. Я достаточно ясно выразился?

Достав из футляра новую сигару, Пурпур обрезал ее золотыми ножничками и раскурил. Потом он посмотрел на стоящего перед ним детектива, который все еще не мог обрести дара речи, кивнул так, что можно было расценить лишь как «вы свободны», и красивым жестом развернул газету. Оглянувшись у края лужайки, Тримбл увидел только белое полотнище «Файнэншл таймс» с тонкой струйкой голубого дыма над ним, а ниже — облаченные в превосходные штаны ноги Хамфри Пурпура, вытянутые в блаженном покое.

Глава двадцатая ДВА ПОТРЯСЕНИЯ ПЕТТИГРЮ

— Следовало бы рассказать об этом раньше, — укоризненно сказал Петтигрю.

— Но, сэр, — возразил Годфри с некоторым вызовом, проглядывавшим сквозь его очевидное расстройство, — вы же сами предложили изложить покороче, когда я обратился к вам в первый раз! Вы так убедительно говорили, что мне не о чем волноваться, и...

— Знаю. Знаю, — застонал Петтигрю. — Я был чересчур самоуверен. Я рассуждал о происходящем исходя из неполной информации. Это так просто получается в чужих делах. Кто-то как-то сказал: храбрость в чужой беде, доброта к своей собственной.

— Мне кажется, — серьезно возразил Годфри, — вы не совсем точно цитируете[10].

— Конечно, не точно. Но так гораздо ближе к фактам человеческой природы, чем у автора. Но дело не шуточное. Знай я про сережку вашей матери, когда вы со мной заговорили, не отнесся бы ко всей истории так легкомысленно. Во сколько полиция заявилась сегодня к вам домой?

— Довольно рано. Мы даже не закончили завтракать.

— Здравый психологический подход с их стороны. Все мы не в лучшей форме в это время суток. Наверное, надо поблагодарить их, что не явились до рассвета, как бывает в некоторых странах. Они действительно уверены, что ваша мать потеряла сережку в четверг вечером?

— Да. Они вытянули это из Греты прежде, чем взялись за нас с мамой. Когда мама пришла, Грета первой заметила, что одной серьги не хватает.

— А она пришла уже после того, как в доме объявился Пурпур?

— Насколько я понял, так. Это со слов Греты. Я был наверху, у себя в комнате, поэтому не мог им помочь.

— Но до какой-то степени все же помогли — вспомнили, как сразу после ухода миссис Порфир ваша мать сказала, что пойдет встретить мистера Пурпура?

— Да... На самом деле я не собирался им ничего говорить, как-то само выскользнуло.

Петтигрю сочувственно вздохнул.

— Вам незачем извиняться, — сказал он. — Это было вполне естественно. Работа полиции как раз в том и состоит, чтобы подлавливать людей. Тут они поднаторели. И вообще, ваши показания фактор незначительный. Важна история Тодмена. Будьте уверены, именно она снова привела их в «Альпы».

Годфри мрачно кивнул.

— Да уж, Тодмен там был, — сказал он. — Поднявшись наверх, я из окна видел, как он сидит в своем катафалке у самых ворот,

— Тодмен — пренеприятный субъект, — задумчиво протянул Петтигрю. — Конечно, он может лгать, чтобы спасти собственную шкуру, но если так, то это чертовски неудобная ложь. Слишком хорошо укладывается в известные факты. А что ваша матушка?

— Послала полицейских куда подальше и сказала, что обратится к своему адвокату.

— Понимаю.

— Конечно, она и в первый их приход это говорила. Только... только на сей раз это будто произвело меньшее впечатление.

— Кажется, я понимаю. Они заверили ее, мол, она абсолютно вправе вести себя так, может не помогать полиции, если того не хочет, и они не будут ее больше расспрашивать. И все это время задавали вопросы, на которые просто необходимо было дать ответ. Так все было?

— Более или менее.

— Думается, техника мне знакома. И какой она дала результат?

— В целом получилась довольно гадкая сцена, — нехотя признал Годфри, — Я никогда не видел, чтобы мама по-настоящему выходила из себя, и мне это не понравилось. Как правило, она довольно спокойный человек. Она рассказала им с полдюжины разных историй, и ни одной не могла придерживаться до конца. Ее подлавливали, и она говорила другое. Это было отвратительно. Сначала она сказала, что вообще не выходила. Конечно, это не помогло. Потом сказала, что вышла встретить мистера Пурпура. Суперинтендант за это уцепился и заставил ее сначала сказать, что она его встретила, потом — что не встретила, а под конец она уже не могла вспомнить, встретила или нет. Они совершенно запутали ее с разными тропинками вокруг холма, и все это время возвращались к той треклятой сережке. Я думал, они никогда не перестанут. Но потом вдруг все бросили и ушли с отвратительно самодовольными минами. Думаю, они не обошлись бы с ней так скверно, если бы мама не выставила их дураками, когда они приходили в первый раз.

— Вполне вероятно. И где ваша матушка сейчас?

— В постели. Во всяком случае, сказала, что пойдет приляжет. После их ухода она и поговорить с собой не позволила. Практически выставила меня из дома.