Альфонс-Ромео - Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе

— Только до сих пор не знаем, кому спасибо сказать! — Мама снова разрыдалась.

А меня вдруг словно электрическим разрядом пробило: Фея!

— Знаете, родители, а у меня ведь тоже был от вас секрет… И почему-то мне кажется, что оба секрета связаны. Когда мне было одиннадцать лет, ко мне прилетела Фея…

…Апрель перетекал в май, вокруг разгоралась весна. Желтые звездочки одуванчиков усеяли зазеленевшие газоны. Я всего лишь один раз в жизни держала в руках их нежные, шелковистые венчики — папа мне нарвал. Помню, испачкала нос в желтой пыльце, а потом мы смеялись с родителями, когда они дали мне зеркальце.

Я сидела на балконе — «гуляла». То есть жадно втягивала ноздрями терпкие ароматы оттаявшей земли, пробившейся травы, набухших почек… И подставляла лицо уже жаркому солнцу, стараясь не смотреть во двор на весело бегающих и кричащих детей — детей, у которых имелись ноги. Конечно, я завидовала и расстраивалась. Иной раз плакала. Хотя уже тогда понимала: не поможешь горю слезами. Надо учиться жить с этим. Вернее, без этого. Без того, что есть у всех. Без ног.

Некоторые дети знали, что я инвалид, сижу на балконе и смотрю на них с завистью, и нарочно дразнили меня. Один мальчишка откровенно кривлялся под моим балконом, корча рожи. Остальные, наоборот, делали вид, что о моем существовании не подозревают, но играть они приходили именно под мой балкон, будто во дворе не было другого места. Они хотели, чтобы я видела их, завидовала и плакала. Они хотели, чтобы мне было больно… Им от этого становилось радостнее бегать, видимо. На здоровых ногах.

Я не заметила, каким образом на перилах балкона оказалась премилая куколка. Увидев ее, я оторопела. Она сидела на перилах — как сидят люди, согнув ноги. У нее были фиолетовые волосы, покрытые легкой сеточкой с блестками, и нарядное платье, белое с сиреневым узором на подоле, тоже с блестками. Размером она была немного больше Барби, только на спине — крылышки.

Сначала мне стало не по себе, даже страшно — в сказки я уже почти не верила, и появление этой куклы у меня на балконе восприняла подсознательно не как чудо, а с опаской, как чужое вторжение. Но куколка сидела мирно, улыбалась. Личико у нее было красивое и приветливое.

— Ты кто? — спросила я шепотом.

— Фея, — ответила она мне тоже шепотом.

Я не ожидала от куклы ответа и отпрянула.

— Не бойся, — шепнула она. — Я просто в гости. Ты не против?

Голос у нее был какой-то… Мультяшный, что ли. Одновременно детский и хрипловатый, и еще будто она улыбалась, говоря со мной, хотя рот ее не двигался. Да и как он мог двигаться у куклы? Чего-чего, а уж кукол у меня имелось в изобилии… вместо подружек. И не было еще такого, чтобы кукла со мной говорила. Обычно за нее говорила я, изображая диалог.

Тем не менее тогда я не очень удивилась. Дети, как я понимаю теперь, живут в мире, где сказка существует в симбиозе с действительностью. Они уже знают, что сказки — вымысел, но все равно немножко в них верят.

Я покачала головой — мол, не против.

— А ты правда фея?

— Разве я не похожа?

— Я не знаю, как выглядят феи. В разных книжках их рисуют по-разному. Но мне кажется, у тебя должен быть остроконечный колпак. Со звездочкой на конце.

— Ты же сама сказала, что феи везде разные. Я фея без колпака. — Она тихо засмеялась. — Зато у меня маленькие звездочки на вуали, видишь?

— А можно мне тебя взять в руки? Чтобы получше рассмотреть?

— Нет, в руки — нельзя. Давай я сяду к тебе на колени, а ты просто приблизь глаза.

Фея вспорхнула и перелетела с перил на мои неподвижные колени, а я наклонилась к ней. У нее действительно были крошечные звездочки на сеточке, которую она называла вуалью.

— А как тебя зовут?

— Фея, так и зовут.

— А меня — Аня.

— Я знаю. Ведь я Фея.

— А волшебная палочка у тебя есть?

— Нет… — грустно сказала Фея.

— Жалко, — вздохнула я. — Если б была, ты смогла бы вылечить мои ноги.

— Может, мне удастся ее вернуть. И тогда я помогу тебе.

— А как? — У меня загорелись глаза. — Кто у тебя ее отобрал? Расскажи!

— Это длинная история, Аня…

— Все равно расскажи! Мне ведь торопиться некуда…

— Хорошо. Но не за один день. Я буду навещать тебя и понемножку рассказывать… Только с одним условием: родителям ни слова!

Я не удивилась: ведь Карлсон, который живет на крыше, тоже просил Малыша не говорить родителям. Они, видимо, все так делают.

Рассказы Феи оказались невероятно увлекательны и немного печальны. Она открыла мне мир Сиреневой долины — так называла его Фея, — который был похож на людской. Там тоже ссорились, мирились, дружили и предавали, влюблялись и расставались… Там волшебную палочку выдавали в награду за добрые дела, а за проступки отнимали. Ничего не разрешалось сделать для себя с ее помощью, даже мороженое получить. Она предназначалась для серьезных вещей, и пользоваться ею ради собственной выгоды строжайше запрещалось! За всем следил главный Маг, и был он очень строг…

Надо же, а я мечтала (как, наверное, все дети) заполучить ее как-нибудь, взмахнуть и попросить для «собственной выгоды»… Не мороженое, конечно, а чтобы ноги начали ходить.

Мир, который разворачивался передо мной в рассказах Феи, оказался ничуть не проще и не радужнее мира людей. Несмотря на то что у нее имелись не только ножки, но еще два крылышка и моторчик, который тихо жужжал, когда она летала, — она была тоже несчастна. Она рассказала мне историю, как коварная подружка выкрала у нее волшебную палочку и попросила себе много вкусных вещей и нарядных платьев, — а потом все свалила на мою Фею. Ее лишили палочки и наказали. Поэтому Фея не может мне пока помочь с ногами…

Это стало для меня потрясением. И, пожалуй (несмотря на долю разочарования), со знаком плюс: я начала чувствовать себя не такой уж обделенной, как раньше. Возможность ходить (и даже летать), поняла я, еще не гарантирует счастья. Иной раз, слушая рассказы о Сиреневой долине, я жалела свою маленькую подружку-фею больше, чем себя. И постепенно моя печаль, мое одиночество будто уменьшились в размерах, перестали быть исключительными…

На день рождения она подарила мне крохотный флакон из цветного стекла, невероятно