Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

— «Школу злословия», — ответил Мандевиль. — Может, это и неплохая литература, но мне нужны пьесы. Моя жена любит так называемые классические комедии. По-моему, в них куда больше классики, чем комедии.

В этот момент к директору, ковыляя, подошел старый привратник, известный всем как Сэм — единственный обитатель театра по ночам. Он протянул директору визитную карточку и сказал, что его желает видеть леди Мириам Марден. Мандевиль отвернулся, но отец Браун еще несколько секунд подслеповато смотрел на его жену и заметил, как на ее лице мелькнула слабая улыбка, причем отнюдь не веселая.

Отец Браун ушел в обществе актера, который его привел и к тому же являлся его другом и единомышленником, что нередко в мире кулис. Однако, идя по коридору, он услышал, как миссис Мандевиль негромко велела миссис Сэндс покараулить у запертой двери.

— Миссис Мандевиль кажется очень неглупой женщиной, — заметил священник своему спутнику, — хотя почти все время держится на втором плане.

— Когда-то она слыла интеллектуалкой, — с грустью ответил Джервис. — Говорят, она зарыла в землю свой ум и талант, выйдя за этого невежу и ничтожество Мандевиля. Знаете, у нее самые утонченные представления о театральном искусстве, однако, разумеется, ей нечасто удается заставить своего повелителя и господина взглянуть на мир в подобном свете. Вам известно, что он хотел, чтобы такая женщина играла мальчишек в пантомимах? Признавал ее талант актрисы, но говорил, что на пантомимах больше заработаешь. Из этого вы сможете составить представление о его проницательности и чуткости. Но она никогда не жаловалась. Как-то раз она мне сказала: «Жалобы всегда возвращаются к нам эхом со всех концов света, а молчание нас укрепляет». Если бы только она вышла замуж за кого-то, кто разделял ее идеалы, то стала бы величайшей актрисой нашего времени. И вправду, высоколобые театральные критики по-прежнему очень высокого о ней мнения. Однако увы, она замужем за ним.

И показал на грузную фигуру Мандевиля, стоявшего к ним спиной и говорившего с дамами, вызвавшими его в вестибюль. Леди Мириам была очень высокой, манерной и элегантной женщиной, красивой по современной моде, взявшей за образец египетские мумии. Ее темные, прямо остриженные волосы отдаленно напоминали шлем, а ярко накрашенные и выступавшие вперед губы придавали ее лицу надменно-презрительное выражение. Ее спутница оказалась очень живой дамой с некрасивым, но вместе с тем привлекательным лицом и припудренными легкой сединой волосами. Звали ее мисс Тереза Тальбот, она все время говорила, в то время как леди Мириам казалась слишком усталой, чтобы произнести хоть слово. Только когда мимо проходили отец Браун и Джервис, она нашла в себе силы сказать:

— Пьесы — сплошная скука, но я никогда не видела репетицию в обычных костюмах. Почему-то в наши дни очень трудно найти то, чего никогда не видела.

— Поэтому, мистер Мандевиль, — вступила мисс Тальбот, оживленно и настойчиво хлопая его по руке, — вы просто обязаны дать нам посмотреть на эту репетицию. Вечером мы прийти не сможем, да и не хотим. Нам хочется взглянуть на забавных людей в смешных костюмах.

— Разумеется, если желаете, я могу предоставить вам ложу, — торопливо ответил Мандевиль. — Не угодно ли вашей светлости следовать за мной? — И он повел их куда-то по коридору.

— Вот интересно, — задумчиво проговорил Джервис, — такого ли типа женщин предпочитает Мандевиль.

— А есть ли у вас причины полагать, — спросил священник, — что он вообще кого-то предпочитает своей жене?

Прежде чем ответить, Джервис с секунду смотрел на него пристальным взглядом.

— Мандевиль — какая-то тайна, секрет, — мрачно сказал он. — Да-да, я знаю, что он похож на неотесанного мещанина, разгуливающего по Пикадилли. Но тем не менее, он — настоящая загадка. У него на совести есть какое-то темное пятно. И я сомневаюсь, что оно больше связано с мимолетными интрижками, нежели с его совершенно обделенной вниманием женой. Если так, то в их отношениях присутствует нечто большее, чем видится глазу. Собственно говоря, мне волею случая довелось узнать обо всем этом больше других. Но даже я не могу ничего понять из того, что знаю, кроме одного — тут какая-то тайна.

Джервис оглядел вестибюль с целью убедиться, что они одни, и добавил, понизив голос:

— Вам я рассказать могу, поскольку знаю, что вы умеете держать язык за зубами. Но на днях меня чрезвычайно удивило и заинтересовало одно происшествие, которое повторилось несколько раз. Вам известно, что Мандевиль всегда работает в небольшой комнате в конце коридора, прямо под сценой. Так вот, раза три мне довелось пройти мимо нее, когда все считали, что Мандевиль там один. Более того, я все три раза мог бы с уверенностью заявить, что знал, где находятся все женщины нашей труппы или дамы, которые могли бы прийти к директору.

— Все женщины? — спросил отец Браун.

— У него была женщина, — едва ли не шепотом проговорил Джервис. — К нему постоянно приходит какая-то женщина, которую никто из нас не знает. Мне даже неизвестно, как она туда проникает, поскольку вход в кабинет Мандевиля только из коридора. Мне кажется, что я однажды видел некую даму под вуалью или в накидке, которая в сумерках, словно призрак, выходила из театра через черный ход. Но это был не призрак. И я не верю, что это какая-то банальная интрижка. По-моему, тут дело не в любви, а в шантаже.

— Отчего вы так думаете? — спросил священник.

— Оттого, — ответил Джервис, и его лицо из серьезного сделалось мрачным, — что как-то раз я слышал возгласы, очень похожие на ссору. А потом та загадочная женщина с металлом и угрозой в голосе произнесла три слова: «Я — твоя жена».

— Вы думаете, что он двоеженец, — задумчиво проговорил