Ночь Бармаглота - Фредерик Браун

в довершение всего, вылезти из машины и избить случайного прохожего, потому что им не понравился его ответ.

Нет, Мастерс и компания банка не грабили. И не ограбят теперь. Их машина уехала; я не видел этого, но уши мои сказали мне, что она удалилась прочь. И даже если ошибся мой слух, не ошибся я. Я встретился с ними всего несколько секунд назад; у них не было времени вломиться туда, даже если они остановились.

Я отступил на несколько шагов и заглянул в окно банка.

Сначала я не различил ничего, кроме смутного силуэта заднего окна, точнее, его верхней половины, видимой над прилавком. Затем силуэт стало менее расплывчатым, и я разглядел, что окно открыто; было ясно видно, что верхняя планка нижней створки находится в нескольких дюймах от края рамы.

Способ проникновения был ясен, но находился взломщик ещё внутри или ушёл, оставив окно открытым?

Я вгляделся в темноту слева от окна, где стоял сейф. И вдруг там мелькнул тусклый огонёк, словно зажгли спичку, задув её прежде, чем фосфор воспламенил дерево. Я увидел только отсвет вспышки, блеснувшей ниже уровня прилавка; кто это сделал, разглядеть я не мог.

Грабитель был ещё там.

И тут я побежал на цыпочках обратно в район между банком и почтой.

Бог мой, не спрашивайте меня, почему. Конечно, у меня были в банке деньги, но банк страховал от кражи, и, будь он ограблен, я бы ничуть не пострадал. Я даже не подумал, какой отличный материал будет у «Гудка», если я поймаю грабителя — или он меня. Я вообще ни о чём не думал. Я бежал мимо банка к тому окну, которое грабитель оставил открытым, чтобы выбраться через него.

Думаю, это была просто реакция на трусость, проявленную и испытанную минутой раньше. Должно быть, я слегка охмелел от Бармаглотов и Стрижающих мечей, и убийц-маньяков-ликантропов, и бандитов, и взломщиков, или, быть может, я подумал, что меня внезапно взяли в отделение римских свечей.

Быть может, я был пьян, быть может, слегка неуравновешен психически, назовите это, как хотите, но тогда я бежал на цыпочках вглубь квартала. Точнее, бежал, насколько позволял падавший с улицы свет; затем я ощупью пробрался вдоль стены здания, пока не выбрался в переулок. Там было тусклое освещение, достаточное, чтобы я мог различить окно.

Оно было всё ещё открыто.

Я стоял и смотрел на него, начиная смутно осознавать, как был безумен. Почему я не побежал в офис шерифа за Хэнком? Грабитель — или, судя по всему, грабители — только начал возиться с сейфом. Он пробудет там долго, достаточно долго, чтобы Хэнк явился с наручниками. Если он выйдет прямо сейчас, что делать мне? Застрелить его? Нелепо; я лучше позволю ему ограбить банк, чем сделаю это.

А потом стало слишком поздно, потому что из окна вдруг послышался тихий шорох, а на подоконнике возникла чья-то рука. Он уходил, а для меня не было никакой возможности удалиться неуслышанным. Что тогда будет, я не знал. И так и не узнал.

Мгновением ранее, уже подбираясь к тому месту у окна, где я встал, я наступил на кусок дерева, раздвоенную палку около фута длиной. Это было оружие, доступное моему пониманию. Я протянул руку, схватил его и повернулся как раз вовремя, когда в окне показалась голова.

Слава Богу, я не сильно качнулся. В последнюю секунду, даже в том слабом свете, я подумал, что...

Головы и руки в окне больше не было, а тело тихо рухнуло на пол внутри. На несколько мгновений исчезли и звуки, и движения. На несколько долгих мгновений, а затем раздался звук моей палки, шлёпнувшейся в грязь переулка, и я понял, что уронил её.

Если бы не то, что, как мне казалось, я увидел в ту последнюю долю секунды, когда слишком поздно было остановить удар, я мог бы броситься в офис шерифа. Но...

Я должен был рискнуть — возможно, своей головой. Подоконник доходил мне до пояса. Я перегнулся через него, чиркнул спичкой — и оказался прав.

Я залез в окно, и нащупал его сердце; оно билось. Дышал он, похоже, нормально. Я очень осторожно провёл руками по его голове, а затем поднёс их рассмотреть к открытому окну; крови не было. Тогда не случилось ничего худшего, чем сотрясение мозга.

Я опустил окно, чтобы никто не заметил, что оно открыто, а затем пробрался к ближайшему столу, зная его расположение после тысяч посещений банка, и стал нащупывать на нём телефон, пока не нашёл его. «Номер, пожалуйста?» — раздался голос оператора, и я стал диктовать его, а потом вспомнил, что она знает, откуда поступил звонок, и что банк закрыт. Естественно, она подслушивает. Возможно, она даже позвонит в офис шерифа сказать им, что кто-то воспользовался телефоном в банке.

Узнал ли я её голос? Мне казалось, что да.

— Это Милли? — сказал я.

— Да. Это мистер Стэгер?

— Верно, — сказал я. Я был рад, что она узнала мой голос. — Послушай, Милли, я звоню из банка, но всё в порядке. Тебе нет нужды беспокоиться. И сделай мне одолжение, ладно? Не подслушивай, пожалуйста.

— Хорошо, мистер Стэгер. Конечно. Какой вам нужен номер?

И я продиктовал — номер Клайда Эндрюса, президента банка. Услышав звонок на другом конце провода, я подумал, как удачно, что я знаю Милли всю её жизнь и что мы нравимся друг другу. Я знал, что она сгорит от любопытства, но подслушивать не станет.

Голос Клайда Эндрюса ответил. Я всё ещё был осторожен в своих словах, не зная, нет ли на том конце совмещённой линии.

— Это док Стэгер, Клайд, — сказал я. — Я в банке. Приезжай сюда немедленно. Поскорее.

— Хм? Док, ты выпил или как? Что ты делаешь в банке? Он закрыт.

— Здесь кто-то был внутри, — сказал я. — Я ударил его палкой по голове, когда он вылезал из окна, и он без сознания, но не особо пострадал. Но на всякий случай захвати по дороге дока Минтона. И поспеши.

— Конечно, — сказал он. — Шерифу ты позвонишь или лучше мне?

— Не надо. Не звони никому. Просто захвати Минтона и поскорее приезжай.

— Но я не понимаю. Почему не звонить шерифу? Это розыгрыш?

— Нет, Клайд, — сказал я. — Слушай, ты сперва сам захочешь посмотреть на грабителя. Он не особо пострадал, но, ради Бога, кончай спорить и приезжай вместе