Потаповы&Potapoffs (СИ) - Кралькина Елена

Павел заметил, что Максим выглядит очень усталым, и предложил сменить его за рулем. Максим с радостью согласился, настроил навигатор, пересел в пассажирское кресло и сразу же заснул. За рулем Павел почувствовал себя в своей стихии. Он нажал на акселератор и погнал с максимально разрешенной скоростью (юрист не может нарушать закон ни при каких обстоятельствах). Благо на платной дороге, по которой они ехали, ГИБДД отнеслось к лихачам с пониманием. Как часто случалось с Павлом, в какой-то момент он и машина слились в одно целое, с упоением летящее вперед и вперед. Только вчера Павел мечтал сесть за руль и насладиться быстрой ездой. Как феерически исполнилось его желание! Он сидит за рулем за тысячи километров от дома, в чужой стране и с каждой минутой чувствует себя все более и более свободным и счастливым. Что ж, надо признать, что чужие люди сделали для его сына в сто раз больше, чем он, долбаный папаша. Он чисто по-американски считал нормальным, что дети должны пробиваться в жизни сами. Хорошо, что еще не вечер. Он будет учиться у русских быть хорошим отцом и станет не только отличным отцом, но и дедом.

Вдруг все кругом озарила молния. Павел увидел, что лес отступил, а слева и справа простираются, как ему показалось, бесконечные поля. Он почувствовал себя маленькой, но все же живой частью этого большого мира. Молнии, гром, ливень наполнили сердце Павла восторгом. Проснувшийся Максим предложил остановиться и переждать грозу. Нет, только вперед. Павел со всем справится.

21. После приезда

Многие годы Павел жил размеренной жизнью, где ему хватало времени и на дела конторы, и на фитнес, а главное, на скрупулезный анализ обстоятельств, с которыми он сталкивался. Последнее давало ему уверенность в правильности и обоснованности принимаемых им решений и совершаемых поступков. Калейдоскоп событий, который обрушился на Павла в последние дни, не оставлял ему времени на обдумывание ситуации. Это было очень непривычно. Подумать только, всего два дня назад он вышел из офиса Гринвиллзов, а кажется, что лет десять назад. По приезде в Потаповск он едва успел обнять сына, как его затребовали десятиюродные для обмена информацией и выработки плана действия. Разговор оказался долгим. Взвешивали все за и против. Алекса с Денисом до разговора не допустили под предлогом, что им надо работать. На заводе ребятам по просьбе Владимира дали срочное задание, чтобы, как выразился Володя, у них мозги были заняты. Он, так же, как и Павел, очень боялся, что ребята начнут свое расследование и влипнут в неприятности. Уже поздно вечером Алекс отвел отца в приготовленную ему комнату. Павел, не зажигая свет, разделся и тотчас же уснул. Ему показалось, что спал он всего одну минуту, когда его разбудил Алекс – пора собираться на похороны.

Отпевали Семена Лукича в церкви рядом с кладбищем. Народу пришло видимо-невидимо. Павел удивился: женщин с непокрытой головой в церкви не было. Даже Вероника покрыла волосы платком. Дважды в год Павел посещал панихиды по покойным Потаповым в Америке. Это было предписано завещанием праотцов американских Потапофф – Василием и Игнатом. Павел относился к церемонии как к атавизму и никогда не вслушивался в то, что говорил священник. К своему удивлению, Павел обнаружил, что большинство пришедших в церковь относятся к мероприятию с пиететом. Люди знали, когда надо креститься, кое-кто подпевал хору. Обычно Павел не осенял себя крестным знамением, зачем это делать, если не веруешь. Здесь сама рука поднялась, и он вслед за Алексом перекрестился. Павел одернул себя: нельзя поддаваться дурману. Однако это оказалось не так легко сделать. Священник говорил проникающие в душу слова, пел хор, и Павел, сам того не желая, проникся торжественностью и трагизмом момента.

Поминки были организованы в заводской столовой. Павлу не очень хотелось туда идти, но оставить Алекса и десятиюродных не позволила совесть. Наконец, мероприятие завершилось, и можно было идти домой. Родственники настоятельно порекомендовали ему лечь и хоть немного поспать, все-таки разница во времени между Потаповском и Америкой существенная. Не очень просто быстро адаптироваться. Только-только Павел принял душ и решил последовать мудрому совету, как позвонил с извинениями Максим и попросил Павла зайти к ним. Андреич, рабочий Потаповского завода, настоятельно требует аудиенции.

Павел хорошо помнил Андреича. Простой работяга с хитрыми глазами. В прошлый приезд Павла все выспрашивал его, правда ли, что в Америке прямо по улицам ходят геи. Человек искренне недоумевал, почему нормальные мужики не надают гомосекам по морде и не прекратят безобразие. С точки зрения американского мейнстрима настоящий туземец, но Павлу мужик понравился. Наивный, не верил Алексу, что несмотря на то что Павел – весьма состоятельный человек, он работает. Павлу с Бобом тогда пришлось поработать гаечными ключами, чтобы доказать, что миллионеры тоже умеют крутить гайки.

Сейчас, глядя на Андреича, Павел не увидел хитринки в его глазах. Андреич не просто смотрел на Павла, он сверлил его тяжелым, злым взглядом. Андреич затребовал разговор с Павлом наедине. Однако десятиюродные, видимо, почувствовали надвигающийся шторм, идею беседы tête-à-tête отвергли на корню. Краем глаза Павел заметил, что в Потаповском доме собрались не только десятиюродные, но и Роман с другом-криминалистом.

– Что же, хотите участвовать, участвуйте, только Пал Макарычу было б лучше, чтоб вы за дверью подождали, – к некоторому удивлению Павла объявил Андреич. Интересно, какое еще «прегрешение», по мнению Андреича, совершил Павел.

– Андреич, не дури, – Роман с Андреичем не церемонился. – Что, на поминках перепил? Или говори при всех, или на выход. Командир нашелся!

– Что ж, могу и при всех сказать, только, чтоб ко мне потом претензий не было. Я пришел тебе, Пал Макарыч, в глаза посмотреть и вопрос на засыпку задать: «Это ты заказал Семена Лукича?»

– Андреич, ты что, с дуба упал? За такое можно и в табло! – услышал Павел дядю Лешу.

– А ты, Леха, о своем табло беспокойся, за мое не переживай, не с такими, как ты, дело имели.

Такого обвинения Павел не ожидал. Что-то за последние дни слишком много обвинений. Он разозлился и решил дать достойный отпор Андреичу.

– Уважаемый Андреич, – Павел заговорил максимально холодным тоном, – на каком основании Вы выдвинули мне обвинение?

– А ты, Пал Макарыч, мне не выкай, непривычные мы, университетов, как ты, не кончали.

– А я не привык тыкать малознакомым людям. Придется потерпеть. Я бы все же хотел выслушать основания для обвинения.

– Давай, Андреич, говори или уходи. Если смолчишь, руку тебе в жизни не подам, – черные глаза Владимира не шутили.

– Ну что ж, могу и рассказать, коли слушать охота. Не помню, поздней осенью это было или в начале зимы. Снег уже точно был. Шел я домой со смены, дай, думаю, зайду пивка выпью. Зашел в пивнушку, смотрю – у стенки Семен Лукич сидит с каким-то мужиком, не из наших. Мужик что-то Лукичу втирает, а тот весь взъерошенный, к пиву даже не притронулся. Думаю, надо Лукича выручать. Подошел, культурно спросил, можно ли к ним за стол присесть. Мужик хотел меня отшить, а Лукич обрадовался, сказал: «Милости просим». Я сел, тут мужик сразу и отвалил. Я Лукича спрашиваю: «Чего пиво-то не пьешь? Хороший продукт пропадает». А Лукич: «Мне бы чего покрепче». Понял я тогда, что довели мужика. Мы по сто грамм взяли, выпили, а потом еще по сто. По дороге домой Лукич мне все и рассказал. Он с ребятами – Дениской, Надюхой и Сашкой-американцем – дружбу свел. Очень нравились ему ребята, много чего знают и охотно рассказывают, о заводе пекутся. Это Лукичу было как бальзам на душу. Он же при Советском Союзе вырос, воров, хапуг и прочую нынешнюю шушеру на дух не переносил. Так вот. Стал к нему этот самый мужик, что с ним за столиком сидел, в дружбаны набиваться. Разговор вроде заведет самый нейтральный: о политике или опять же о бабах, а потом обязательно на ребят переведет – что там и как. Лукич настоящим советским человеком был, сразу смекнул, что неспроста это. Базар фильтровал и инфу не выдавал. И вот в один прекрасный день мужик доверился Лукичу, что он казачок засланный, что его отец Сашкин, то есть ты, Пал Макарыч, в Потаповск послал. Мол, сильно не доволен папаша, что Сашка в России штаны протирает. Только никак не может придумать, как бы его отсюда спровадить под крылышко родительское. Вроде как в Америке для него уже место теплое заготовлено. Предлагал Лукичу деньги, чтобы он помог сделать так, чтобы Сашке здесь жизнь хуже горькой редьки показалась, и он бы домой лыжи намылил. Старик наотрез отказался, но где была гарантия, что Лукич Сашке про планы родителя не расскажет и его перед сыном не разоблачит. Была такая для Пал Макарыча опасность. Я сложил два и два и решил, что мог Пал Макарыч Лукича заказать, чтоб в глазах Сашки белым и пушистым оставаться. Ну и потом, кто из наших мог подкинуть Ромке колье за десять тыщ баксов. Никто из наших точно не мог.