Смертельный номер - Кристианна Брэнд

обо всех скандальных и драматических разногласиях, о победах, об отчаянии, удовольствиях, муках. Обо всей мерзости — ибо этим все заканчивается после бурного кипения, обо всех уловках, отговорках и предательских заверениях. Здесь же было нечто, выбивавшееся из болота, которое он знал. Но ему захотелось попытаться это нечто утопить.

— Вы и ваш Лео — вам не кажется, что вы поступаете несколько… подло?

— Конечно да, — ответила Лули. — Относительно мелочей: он чувствует себя подлецом, уходя на встречи со мной по вечерам; я чувствую, что поступаю подло, лицемеря с его женой. Но что касается высших чувств, то это сильнее нас.

Они спустились к пляжу, где высокая скала отбрасывала зловещую черную тень на залитый лунным светом серебристый песок.

— А позвольте узнать, лапочка моя, на что вы собираетесь жить? Ведь все деньги у нее, они этого и не скрывают.

— Этого не скрывает он, а она никогда об этом не заговаривает.

— Разумеется, он, я полагаю, заработал немало, но явно больше никогда не сядет за концертный рояль и не заработает ни фартинга.

— Фартинги заработаю я, — сказала Лули и незаметно улыбнулась в тени скалы. — Думаете, не получится? Получится, вот увидите! — Внезапно она подалась вперед: — Слышали? Это идет Лео!

Но прошло еще пять минут, пока он появился и нашел Лули, ожидавшую его в одиночестве под тенью скалы, протянул к ней свою единственную руку и прижал к себе так, будто вовек не собирался отпускать.

Высоко над серебристо-черным морем висела луна, как сказочный шарик, подсвечивая серебром блестящие кончики листьев олеандра, почти черные в ночном мраке.

У перил балкона, спиной к пустым спальням стояли Фернандо и мисс Трапп. Фернандо, как нашаливший школьник, что-то объяснял, каялся, обещал исправиться и, наконец, с совершенно неожиданной застенчивостью взял ее тонкую руку в свою. В сосновой роще за гостиницей одиноко бродила Хелен Рода, взволнованная и грустная. По благоухающим садам, полого спускавшимся от нижней террасы к пляжу, не спеша прогуливался Сесил, а Ванда Лейн торопливо шла, затаив боль и ненависть в оскорбленном сердце. В тени скалы влюбленные обвили друг друга руками и забыли обо всем на свете.

На балконе беспокойно ерзал в шезлонге инспектор Кокрилл, безуспешно пытаясь сконцентрировать мысли на своем любимце Карстерсе. Карстерс никогда не влюблялся; возможно, из-за того, что постоянно щурил глаза и не мог разглядеть встречавшихся ему хорошеньких девушек. Инспектор Кокрилл, напротив, видел симпатичных девушек слишком хорошо и уже начинал побаиваться, что превратится с годами в старого повесу. Но никак не мог он отключиться от этой, такой хорошенькой, девушки! — жаль, что она так увлеклась этим типом. И все-таки…

Он посмотрел на благоухающие сады, на море, черной патокой стоявшее под белой луной, и вдруг лишь чудо и романтика стали реальными, а его Англия и мирок преступлений и наказаний — туманными. И не мог он знать, что смотрит на сцену, где развернется трагедия, что пролог уже произнесен, что состав исполнителей определен, и они уже одеты и загримированы к спектаклю и стоят за кулисами. Не мог знать, что завтра, лишь откинется полог темноты, как ярким блеском средиземноморского солнца зажгутся огни рампы — и представление начнется.

То, как произносилось на ломаном испано-итальянском название гостиницы, ставило в тупик даже опытных туристов, которые уже уверенно называли остров не иначе как «Сан-Хуварн». Сесил и Лувейн откровенно называли свой отель «Бельо Маре»{8} и ухитрились убедить пару доверчивых попутчиков в том, что это означает «Лошадиный желудок» и подразумевает здешнюю обильную кухню.

Порции действительно были рассчитаны на аппетит Гаргантюа. На следующий день после прибытия на остров, до отвала наевшись маисовыми лепешками и пиццей, инспектор Кокрилл отклонил все попытки уговорить его отправиться на экскурсию к дворцу принца и удалился к себе в плотно зашторенную комнату на сиесту. «Забавно, — думал он, улегшись на широкую кровать под белым балдахином в одних трусах, — наблюдать за хитростями тех, кто тоже решил отказаться от поездки. Ведь у них на уме вовсе не такие невинные желания, как мое, — остаться наедине с Карстерсом». Экскурсию организовывал отель, и Фернандо был исключительно рад отпустить свою «иль группу» разок без своего сопровождения.

Мисс Трапп, уловив его настроения, пожаловалась на головную боль. Чуть позже оказалось, что это же недомогание эпидемией поразило и других туристов из «иль группы». Хелен Родд, расчищая дорогу для своего мужа и его очередного мимолетного увлечения, стала ее второй жертвой. Лео и Лувейн, пришедшие вслед за ней поодиночке, чтобы сослаться на ту же хворь, обнаружили, что опоздали и теперь вынуждены весь день провести втроем. Ванда Лейн, заслышав сбивчивые объяснения Лео, тотчас же призналась, что и у нее болит голова. И только мистер Сесил был в восторге от того, что в узком кругу «иль группы» скорее произойдет нечто предосудительное. Он заявил, что страсть к работе заставляет его забыть об отдыхе и что в его мозгу бурлят идеи создания фасонов, навеянных «Сан-Хуварном»; так что, дорогие, сейчас он достанет свой красный «дипломат» и примется их зарисовывать, не медля ни минуты.

Все разошлись по своим номерам. Энтузиасты же, разморенные жарким солнцем, отправились на свою увеселительную прогулку, а служители отеля удалились в дальние и непрезентабельные комнатенки на несколько часов блаженной передышки. Вскоре отель затих и замер, только вздыхало пенное море и охлаждало горячий белый песок. Сыщик Карстерс сполз с небольшого сытого животика инспектора Кокрилла и упал страницами на пол, и весь отель «Белломаре» тихо наполнила ленивым дыханием долгая послеполуденная испанская сиеста.

Кокрилл проснулся через час или два. В пустой, маленькой, как келья, комнате была приятная прохлада, солнечный свет пробивался сквозь щели жалюзи. Он бодро соскочил с кровати, поплескался под душем в крохотной ванной и облачился в легкую куртку с новой шляпой, на удачу приобретенной пару дней назад в Рапалло. Вопреки обыкновению, Кокрилл выбрал шляпу не на два размера больше своего, а как раз такую, чтобы она отлично села на его красивую голову бумажным корабликом, прижав легкий веер его седеющих волос. Он похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли кисет с табаком и бумага для сигарет, сунул Карстерса под мышку и вышел на балкон. На перилах уже красовались купальные принадлежности постояльцев гостиницы. Прямо внизу располагались гостиничные холлы, их массивные двери, увитые в виде арок бугенвилией, всегда были распахнуты на красивую верхнюю террасу. С балкона на террасу дугами спускались две лестницы, мелкие ступеньки