Врата тайны - Ахмет Умит

еще не были, куда только собираемся поехать… Ребенок будет нам мешать. Наверное, он был прав, но мне было уже сильно за тридцать. Часики безжалостно тикали. Может быть, это был последний шанс завести ребенка. Найджел сразу заметил, что я сомневаюсь, но не придал этому значения. Он был совершенно уверен в принятом решении. И я подчинилась. «Хорошо, – сказала я, – сделаем аборт». Найджел хотел разобраться со всем как можно быстрее: «Давай завтра же обратимся в клинику?» Но это было невозможно, так как через два дня мне надо было улетать в Турцию. Он слегка расстроился, но все же улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов, так шедших к его черной коже. «Не беспокойся, за неделю ничего страшного не случится. Мы все уладим, как только ты вернешься». Он наполнил бокалы своим любимым чилийским вином. Будто забыв, что минуту назад принял решение избавиться от зарождавшегося внутри меня человечка, он предложил выпить за жизнь. За жизнь, в которой важнее всего было личное счастье. Пока он пил вино, с лица его медленно сходило нервное выражение, которое замещало чувство покоя.

Но вот сейчас голос его, отдаленный от меня на тысячи километров, звучал обеспокоенно.

– Карен, ты же ничего от меня не скрываешь?

Ну что, мне соврать ему, что ли? Нет, мне нравилось, что он переживает обо мне, но расстраивать его не хотелось.

– Да нет же, все хорошо. Я нормально себя чувствую. Мне, конечно, не очень нравится быть одной в чужой стране. Но это, в конце концов, моя работа… Ладно, давай закончим с этим… Как прошла операция? Ты говорил, она будет сложной.

Из голоса Найджела тут же ушло волнение:

– Да, было сложно, да и длилась она гораздо дольше, чем я рассчитывал. Больному семьдесят лет. Заменяли митральный клапан. Это было очень опасно, но операция прошла хорошо. Думаю, мы справились. Конечно, надо еще немного подождать, чтобы полностью убедиться…

Я слушала его с уважением, ведь он делал такую сложную работу, но при этом мог говорить о ней такими простыми словами.

– Знаешь, – сказала я ему, – иногда я тебя страшно ревную.

– Что? Почему? – не понял он.

– Ты делаешь удивительные вещи, спасаешь жизни.

Найджел снова развеселился, к нему вернулось игривое настроение.

– Я просто делаю свою работу. Как и ты.

Я замотала головой так, словно Найджел был прямо передо мной.

– Ну нет, я просто обслуживаю денежные интересы других людей. А ты фактически воскрешаешь больных.

С другой стороны трубки донесся его смех:

– Ну, не преувеличивай, я же не святой. В итоге-то я, как и все, работаю ради денег. – В его голосе зазвучали шутливые нотки: – Единственная моя привилегия – это возможность касаться сердец других людей. Но я предпочел бы не копаться в залитых кровью внутренностях незнакомых людей, а трогать этими руками твое великолепное тело.

Я почувствовала, что покраснела. Такое случалось только с Найджелом. С прошлыми своими молодыми людьми я могла быть до крайности развязной и не смущаться даже самых вульгарных пошлостей, но с Найджелом все было по-другому.

– Да, с этим ты справляешься хорошо, – наконец смогла выговорить я.

Повисло недолгое молчание. Ни я, ни Найджел ничего не говорили. Я разглядывала светло-розовые обои отеля, на которых через равные расстояния были изображены фиолетовые тюльпаны, но сейчас мне хотелось видеть только лицо своего любимого человека. Я хотела, чтобы он был рядом со мной. Прижаться к его груди, как кошка, заснуть на ней в полном покое.

Найджел словно понял мои желания и с грустью прошептал в трубку:

– Эх, была бы ты сейчас со мной рядом. Я так соскучился…

Коротко и печально сорвалось с моих губ:

– Да, я тоже.

Когда я уже была почти готова заплакать, Найджел сделал попытку развеселить меня:

– А как там, в Турции? Видела что-нибудь интересное? Встретила уже какого-нибудь шейха, который хочет затащить тебя в свой гарем?

Я невольно улыбнулась. В таком же ироничном духе ответила:

– Дурак, это же не арабские страны, тут нет ни гаремов, ни шейхов.

Перед моими глазами возник тот высокий бородатый мужчина в черном. Нет, я не постаралась тут же выкинуть его из головы, наоборот, решила включить рассказ о нем в наш шуточный разговор.

– Но тут один мужчина подарил мне очень красивое кольцо.

– Взятка?!

– Нет, он никак не связан с фирмой, я о нем ничего не знаю. Очень таинственный.

– Таинственный? Да он, гляжу, тебя впечатлил…

Его голос резко стал серьезным, будто он меня ревновал. Я уже была готова в это поверить, когда он со смехом добавил:

– Ты же не бросишь меня ради этого таинственного господина?

– А почему бы нет? – сказала я очень строго. – Может быть, у меня с ним жизнь в интересную сторону изменится… Станет вся такая экзотическая, таинственная, притягательная…

– Смотри ты, притягательная! Сейчас же покупаю билет на ближайший рейс!

Я не справилась с резко возникшей грустью и не смогла продолжать шутить.

– Ах, если бы ты так сделал…

– Мне бы тоже этого страшно хотелось, – и его голос поменялся. – Но я не могу, завтра утром снова операция.

Я грустно пробормотала:

– Опять будешь касаться чьих-то сердец…

Он так же печально мне ответил:

– Да… Но мое всегда будет отдано тебе.

Я прошептала, пытаясь придать голосу шуточный тон:

– А мое – тебе. Ты же знаешь, иначе оно биться не может.

6

Голубая дверь в стене

Растянувшись в темноте на отельных простынях, я пустыми глазами смотрела в пространство. Мне не хотелось ни разглядывать с балкона опустевший проспект, ни пройтись по комнате, ни включить телевизор. Хотя когда я только входила в номер, мне казалось, что вся тяжесть рухнула с моих плеч. Я бросилась под душ, полная радости от разговора с Найджелом, а когда вышла, почувствовала, что проголодалась, и с интересом изучила меню ресторана при отеле, лежавшее в изголовье кровати. Перелистывая страницы, обнаружила сюрприз – знакомое название.

Фирменное конийское блюдо – суп из бамии. Моего отца вряд ли можно было считать хорошим поваром, у него не было особого интереса к готовке. Но, когда дело касалось бамии, все менялось. Этот суп был самой крепкой ниточкой, привязывавшей его к родному городу. Настолько, что если он встречал кого-то из Коньи в Лондоне, то просил по возвращении отправить ему пачку некрупной сушеной бамии.

Сколько лет я не ела этот суп? Больше двадцати. Я даже не могла точно вспомнить его вкус, но не забыла, как мы растирали насаженные на ниточку стручки бамии в посудине, похожей на