Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

— Ничего подобного! — уверил его Акитада. — Ты оказал мне честь своим откровенным рассказом, и прости, что я так мешкал с ответом. Твоя история глубоко тронула меня. У меня ведь тоже теперь есть жена. — Хитомаро понимающе кивнул и улыбнулся. — Мне не в чем укорить тебя, — продолжил Акитада. — Но как быть с твоим званием? Ведь ты не можешь поступить ко мне вассалом[15]. Что ж, раз так, я почту для себя честью, если ты останешься в моем доме на правах гостя.

Хитомаро поднялся.

— Нет у меня больше ни звания, ни родового имени. Я буду служить вам вместе с Гэнбой и Торой; никак иначе я не согласен.

Встретив его решительный взгляд, Акитада кивнул:

— Как знаешь. Будь по-твоему.

Тора радостно завопил:

— Ну что, братцы, видели? Говорил же я вам, что мой хозяин благородный человек!

— Спасибо, Тора, — перебил его Акитада. — Только сейчас я хотел бы уснуть. Увидимся с вами завтра утром.

Тора и двое их телохранителей вышли сразу, а Сэймэй еще усерднее начал рыться в своем сундучке со снадобьями.

— Оставь все это до завтра! — сказал ему Акитада.

— Но, хозяин, я не могу оставить вас одного. Вдруг вам что-нибудь понадобится.

— У меня пока только одна надобность — поспать. Ступай!

Старик хотел возразить, но, взглянув на хозяина, повиновался.

Едва шаги его стихли за дверью, Акитада попытался выбраться из постели. Это отняло много сил, и наконец, взмокший от пота, он поднялся на ноги. Не без труда накинув на перевязанное тело халат, Акитада открыл дверь на веранду.

Буря давно закончилась, оставив после себя мокрый от ливня сад. В свете мерцающих звезд и полной луны он казался черной лаковой картиной, инкрустированной серебром. В этой влажной мгле, напоенной ароматом роз, Акитада тихонько пробрался босиком в комнату Тамако.

Целую неделю он не выходил из дома — так медленно срастались сломанные ребра. К удивлению Гэнбы, их пришлось бинтовать несколько раз. Скрипя зубами от боли, Акитада бормотал: «Наверное, я очень беспокойно сплю».

А между тем, пока он шел на поправку, произошло несколько событий. Настоятель Сэссин навестил их дом, чтобы справиться о здоровье Акитады и забрать юного князя Минамото домой. Сэссин сообщил Акитаде, что назначил вместо него и Хираты двух новых преподавателей, а Фудзивара, как выдающийся знаток древней китайской словесности, занял теперь место Оэ. Сато получил разрешение давать частные уроки, а его жена уже дважды выступала в богатых домах и даже начала приобретать известность в этих кругах.

Приходил Кобэ. От него Акитада узнал, что суд приговорил Курату к каторжным работам на острове Цукуси.

— Отправился осушать болота, — сообщил Кобэ с нескрываемым удовлетворением. — Думаю, там он и года не протянет.

— А как обстоят дела с Окурой? — поинтересовался Акитада.

Кобэ поморщился:

— Этот ублюдок подал прошение о пересмотре дела. Так что теперь неизвестно, когда состоится суд.

Третье событие, самое важное, носило сугубо частный характер. Тамако стала законной женой Акитады и жила теперь в доме на правах младшей госпожи Сугавара. Тут Акитаде даже пришлось кое-чему подивиться. Когда он зашел к матери, чтобы сообщить о предстоящем событии, по случаю которого ей надлежало собственными руками испечь свадебные рисовые лепешки — их традиционно подавали молодоженам наутро после третьей из совместно проведенных ночей, — почтенная госпожа Сугавара привела его в смущение, указав на уже приготовленный лакированный поднос, накрытый салфеткой из дорогого шелка.

— Лепешки ждут тебя со вчерашнего вечера, — сказала матушка, улыбаясь при виде замешательства сына. — Я порадовалась, узнав, что раны не помешали тебе выполнить свой долг.

Впрочем, одобрение госпожой Сугавара этого брака не было такой уж большой неожиданностью. Акитада давно заметил, что Тамако нашла к матушке особый подход. Да и вообще, каждый новый день, проведенный с молодой женой, приносил ему новые открытия, ведь еще никогда в жизни он не был так близок ни с одним человеком. Пока заживали его раны, Тамако стала для Акитады не только прекрасной сиделкой, но и лучшим другом, и он поверял ей все самые сокровенные свои чувства и мысли.

Но это благословенное время, разумеется, не могло длиться вечно. Акитаде пришлось вернуться к работе в министерстве. Сезон дождей тянулся уже давно — с того дня, когда Акитада подвергся нападению. И вот в одно такое сырое промозглое утро Акитада велел Сэймэю приготовить его выходное платье и шляпу. Еще вчера вечером, когда они с Тамако любовались буйной зеленью пропитанного влагой сада, он сообщил ей, что намерен посетить завтра министра. Акитада откровенно поделился с ней своими опасениями по поводу их стесненного финансового положения, честно рассказал о своих прежних трениях с начальством, оставлявших мало надежды на продвижение по службе, и о том, как ему опостылела скучная бумажная работа. Тамако, как всегда, поддержала его, вселив надежду на лучшее, поэтому утром он решительно настроился отправиться на встречу с неизбежным.

Однако по странной иронии судьбы вереница непредвиденных событий почти сразу же начала препятствовать его планам.

Сначала прибыл Кобэ — промокший до нитки и радостно возбужденный.

— Ни за что не отгадаете, что случилось! — восторженно воскликнул он, опускаясь на подушку и принимая из рук Сэймэя чашку чая. Хлебнув дымящегося напитка и едва не поперхнувшись, Кобэ поморщился: — Отравить, что ли, меня хотите? Что это еще за горечь такая?

— Это чай, — сказал Акитада.

— Тьфу ты! А саке у вас не найдется?

Сэймэй, ворча и нахваливая новый напиток, столь полезный для желудка в любую погоду, отправился за саке.

— Так что же случилось? — полюбопытствовал Акитада.

— Окура повесился. Стража нашла его мертвым сегодня утром.

— А мне казалось, он возлагал надежды на поддержку своих влиятельных друзей.

— Ха-а! Приходили к нему вчера какие-то. Имен не назвали, да только даже по одежде видать, что важные птицы. Какие-то его хорошие знакомые. Уж не знаю, о чем они там говорили — мне велели выйти, — но лица у них были, скажу я вам, мрачнее некуда. Окура места себе не находил после их ухода. Посмотрели бы вы на его жалкий вид. Кстати, вы намерены выдвинуть обвинения против Исикавы?

— Силы небесные! Вы что, до сих пор не выпустили его?

Кобэ усмехнулся и осушил чарку саке.

— Конечно, нет. В тюрьме он, знаете ли, порядком пообтесался. Манеры стали получше. В общем, перевоспитывается.

Акитада тоже улыбнулся:

— Это хорошо. Только теперь отпустите его. Он уже и так наказан хотя бы тем, что не получит ученой степени. Впрочем, он парень талантливый, так что наверняка пристроится где-нибудь — например, школьным учителем в провинции. Там нужны люди с хорошими знаниями.

Кобэ кивнул:

— Ага. И тогда я, слава Богу, больше не увижу этого дерзкого щенка. Ну ладно, мне, пожалуй, пора. — Они оба поднялись, и Кобэ с поклоном сказал: — Надо полагать, вы скоро вернетесь к обычной рабочей жизни, и будем надеяться, она не окажется столь же захватывающей, как ваши недавние похождения.

— Благодарю вас, Кобэ-сан, — проговорил Акитада с оттенком сожаления, хотя, возможно, этими словами сыщик лишь намекнул ему, чтобы впредь он не совался в его дела.

Проводив глазами Кобэ, удалившегося в моросящую хмарь, Акитада с грустью подумал о пыльных архивах, ждущих его в министерстве, потом расправил плечи и вернулся в комнату, чтобы надеть перед зеркалом шляпу. За этим занятием его и застал Сэймэй, просунувший голову в дверь.

— Вот хорошо, что вы при полном параде! Идите скорее в гостиную. К нам пожаловали его преподобие настоятель Сэссин и юный князь Минамото.

Гадая, что привело к нему сановных гостей в столь непогожий день, Акитада поспешил в другую часть дома по крытой галерее, с раздражением отметив, что кровля ее опять прохудилась в нескольких местах.

Сэссин и мальчик сидели на парчовых подушках, стареньких и обтрепанных, но имеющих вполне сносный вид при скудном свете пасмурного дня. Оба были облачены в великолепные парадные кимоно, совершенно не промокшие от дождя. Акитада приветствовал их низким поклоном, все еще вызывавшим болезненные ощущения в теле, несмотря на то что Гэнба сегодня утром наконец освободил его от бинтов.

Акитада принимает высоких гостей

— Мой дорогой друг, только, пожалуйста, не утруждайтесь! — учтиво попросил его Сэссин. — Как ваше самочувствие?

— Благодарю вас, гораздо лучше. — Акитада осторожно присел на третью подушку, пока Сэймэй разливал чай и ставил на столик блюдо с лепешками. Когда гости взяли в руки чашки, а Сэймэй удалился, Акитада сказал: — Вообще-то я сегодня впервые за все время сменил домашнюю одежду. Пора возвращаться к делам в министерстве.